Робеспьер. В поисках истины
Шрифт:
Что тут было делать?
Как всегда, в минуты отчаяния, она вспомнила про свою таинственную покровительницу и написала ей по указанному адресу длинное письмо с описанием всех своих бедствий и опасений, умоляя о совете и поддержке.
Письмо это она отправила по почте через приказчика, принёсшего из магазина какие-то вещи, купленные графом.
Человек этот, должно быть, очень удивился, когда, отослав под первым попавшимся предлогом ливрейного лакея, который ввёл его в комнату, богатая и знатная графиня, краснея и запинаясь от волнения, передала ему запечатанное письмо и золотое колечко с рубином, умоляя со слезами в голосе отправить письмо, а колечко оставить у себя за труды и издержки. Он, наверное,
Ответ этот, как всё, что исходило от её названой сестры, достиг её очень странным и неожиданным образом, через цветочницу, явившуюся к ней с букетом от графа.
Муж её всегда заботился о том, чтобы у неё были живые цветы в гостиной, и нередко сам заходил в оранжерею заказывать их, но, каким образом попал ему в руки именно этот букет с запиской Марьи Филипповны, это так и осталось для Клавдии тайной. Содержание же записки было следующее: «Родные твои здоровы. Молитвами родителя, сёстры твои обрели путь ко спасению. Крепись и уповай на Всевышнего, искус твой близится к концу, скоро и тебя озарит свет истины и любви».
Клавдия по-своему поняла таинственный смысл этих слов. Накануне она познакомилась у княгини Зборской с принцем Леонардом, который с первого же взгляда произвёл на неё сильное впечатление, и вот не прошло и трёх месяцев, а они уже так близки друг к другу, как брат и сестра по духу, как же после этого сомневаться в том, что пророчество сбылось? Свет любви и истины её озарил, и наступил конец её страданиям.
На это слушатель её вне себя от восторга целовал её руки и клялся всеми святыми, что посвятит ей всю свою жизнь.
XXIX
В блаженном упоении, они, как невинные младенцы, жили одним только настоящим, забывая о прошлом и не заглядывая в будущее Свиданиям их никто не мешал; граф из своего путешествия не возвращался, а принцесса Тереза была слишком поглощена своим лечением и мечтами о предстоящей ей новой жизни, чтобы по-прежнему интересоваться любовными похождениями своего супруга.
Она совершенно переродилась как нравственно, так и физически с тех пор, как подружилась с княгиней Зборской. От разговоров с новой своей приятельницей да от лекарств, которыми эта последняя её лечила в ожидании пресловутого жизненного эликсира, она настолько поправилась, что могла мечтать о таких наслаждениях, о которых знала раньше только понаслышке и к которым относилась прежде с глубоким негодованием.
Наконец ингредиенты, необходимые для составления чудесного снадобья, были получены, и княгиня принялась за его изготовление.
Дело это хранилось в строжайшей тайне. Принцесса запиралась со своей приятельницей в молельне, чтоб толковать о своих надеждах и намерениях.
Прежде всего она, разумеется, поедет в Париж, и не с мужем, а с княгиней, которая посвятит её во все прелести этого чудного города, где женщины нашли секрет оставаться всю жизнь красавицами и до преклонных лет прельщать мужчин и наслаждаться любовью.
Столько нового и интересного открыла ей княгиня Зборская, что ей было смешно вспомнить, какой она была дурой до сих пор. Муж изменял ей бессчётное число раз, а ей даже и в голову не приходило платить ему той же монетой. Жизнь её проходит среди выживших из ума стариков и старух, тогда как она могла бы быть окружена блестящей молодёжью, веселиться, тешиться одержанными победами над красивыми и остроумными поклонниками, как другие принцессы, королевы и императрицы, которые отлично умеют пользоваться выгодами высокого положения для счастья.
Изумительно ловко и искусно сумела княгиня
Зборская открыть глаза на жизнь супруге принца Леонарда, — потому, может быть, что эта последняя никогда не слыхивала таких речей и что пересыпались они хитрыми комплиментами насчёт её красоты и ума. Так или иначе, но эликсир был изготовлен вовремя, именно тогда, когда принцесса Тереза узнала как нельзя лучше, как воспользоваться здоровьем и силами, которые он должен был ей доставить.Результаты вышли блистательные: после первых же трёх капель, принятых в каком-то густом и необыкновенно вкусном вине, принцесса Тереза почувствовала необычайный подъём духа и прилив бодрости и сил. Сердце её забилось, как у здоровой пятнадцатилетней девочки; мысли, одна другой радостнее и веселее, зарождались в мозгу. Ей захотелось бегать и резвиться, петь, плясать. Нечаянно взглянув в зеркало, она себя не узнала в румяной, молодой женщине, смотревшей на неё сверкающими лихорадочным блеском глазами. Весело захлопала она в ладоши, посылая воздушные поцелуи своему изображению.
Ей всё казалось теперь возможным и приличным, всё, что только могло доставить ей удовольствие. Почему и ей тоже не путешествовать, не повидать свет и людей, как другие? Она богата, знатна, всюду ей будет оказан почётный приём, и теперь, когда болезнь, единственное препятствие, мешавшее ей наслаждаться жизнью, устранена, почему же не наверстать потерянного времени?
Про ребёнка ей и вспоминать не хотелось; всё такой же бледный и худой, как и прежде, с тупым выражением в выцветших, как у старика, глазах, он напоминал ей то время, когда она и сама была такая же.
Впрочем, княгиня обещала и им заняться после, когда здоровье его матери будет окончательно восстановлено, чего от одного приёма эликсира нельзя было ждать.
Она предупредила свою пациентку, что действие её снадобья непродолжительно.
По истечении известного времени должна наступить реакция.
— Но вы не пугайтесь, ваша светлость, — сказала она ей, — я уложу вас в постель, как только вы почувствуете утомление, и дам вам порошок, от которого вы заснёте крепким сном, а утром я буду в вашей спальне раньше, чем вы успеете открыть глаза, и после нового приёма эликсира вы опять будете себя чувствовать прекрасно.
Всё вышло так, как она предсказывала; часа через три принцесса ощутила большую слабость и впала в тревожное состояние духа, но это длилось недолго; проглотив порошок, приготовленный княгиней, она заснула, как убитая, а на следующий день после приёма эликсира снова почувствовала себя бодрой и здоровой.
Но на этот раз принцессе непременно захотелось показаться в своём новом виде домашним, и, как ни уговаривала её княгиня подождать, чтоб действие лекарства окончательно укрепило её организм, она настояла-таки на своём, позвала своих фрейлин, приказала им вынуть из кладовой, где хранились её сокровища, драгоценные украшения и наряды, предназначенные для высокоторжественных случаев, и причесать её по последней моде, а пока её убирали перед зеркалом, она со странною пристальностью всматривалась в своё лицо, болтая без умолку такой неприличный вздор, что и фрейлины, и старые её тётки, Оттилия и Розалия, с испугом переглядывались в полной уверенности, что принцесса сходит с ума.
И они были правы: то, что происходило с принцессой Терезой, ничему иному, кроме острого умопомешательства, нельзя было приписать.
С каждой минутой речь её становилась сбивчивее и неприличнее. Выражения, срывавшиеся с её языка, были так циничны, идеи, высказываемые ею, так бесстыдны, что старые девы, окружавшие её, бледнели от страха и стыда.
И вдруг, в самый разгар бешеного припадка, овладевшего ею, она вспомнила про мужа и стала кричать, чтоб его немедленно к ней позвали.
— Принц со вчерашнего вечера в замок не возвращался, — объявила одна из фрейлин.