Родишь мне сына

— Да, — кивнула я. — Да, ваша честь. Я абсолютно слепа.

В тот момент я снова ощутила его запах. Мне было трудно понять — это кажется или он и правда где-то рядом. Где-то здесь, в одной комнате со мной.

— Понятно... — выдохнула судья. — К делу прилагается экспертиза, которая полностью подтверждает это заявление. Прошу внести это в протокол... Так как у меня через пятнадцать минут назначено следующее слушание, то предлагаю перейти сразу к заключительной части. Обвинение, защита — вы не против?

— Нет... Нет, ваша честь, — отвечали чьи-то голоса неподалеку.

— Подсудимая, вы признаете свою вину?

Вопрос судьи заставил снова задуматься. У меня был шанс отказаться, последняя возможность развернуться и бежать. Пусть не буквально — я хотя бы спасу себя от ложных признаний. Но перед глазами были мама с папой, моя здоровая счастливая сестра — они надеялись, они ждали от меня кивка. Они просто хотели, чтобы Лана взяла на себя вину и промолчала.

— Да, я признаю свою вину. Это была я.

Я даже не верила, что сказала это. Будто говорю не я, а кто-то посторонний.

— Суд решил признать Елену Николич виновной в неумышленном убийстве Валентины Розиной. В качестве наказания избран домашний арест вместо лишения свободы. — Адвокат и мама выдохнули. Суд сказал именно то, на что они рассчитывали. Вот только это еще не все... — Срок домашнего ареста — восемь лет.

— Что? — вырвалось у меня. — Восемь лет?

Я была ошарашена.

Мне придется провести под замком целых восемь лет. Это практически столько же, сколько я помню себя без света. Без солнечных лучей, без ощущения дня и ночи. Без знания того, как выглядит моя мама, как выгляжу я сама, какого цвета шерсть у Марлы.

Все эти восемь лет я не смогу выходить из дома. Не смогу ходить в бассейн, больше не буду плавать — делать единственную вещь в этой жизни, которую могу делать реально хорошо. Безо всяких натяжек. А я ведь так хотела поучаствовать в соревнованиях. Весной. Уже через полгода... И все это рассыпалось в труху всего за несколько минут.

Я стояла посреди зала и плакала. Слезы капали, не слушаясь. Ведь мир отнял у меня последние крупицы радости — разве это справедливо?

Но когда мне показалось, что все очень плохо... Я вдруг переосмыслила то, что считала несправедливостью.

— На время домашнего ареста, — добавила судья между прочим, — суд назначает опекуна в лице Марата Стрельбицкого.

Все были в шоке. И мама, и юрист, и те, кто был как заседатель... Но в особенности я сама. Ведь я опять вдыхала этот запах.

Его зовут Марат. Загадочный Марат Стрельбицкий. Человек, которого я не знала до этого дня, но который превратил мою жизнь в сущий ад. Чтобы затем поднять меня на небеса. Он стал моим проклятием, моим капканом, моей смертоносной ловушкой. Он был петлей, которая сжимала мою шею с каждым выпитым мгновеньем. Но он же был и воздухом, питавшим мою душу как легкие человека — глоток за глотком.

В ту секунду я его возненавидела. Но еще не знала, что пройдет неделя — и я возненавижу Марата еще больше. Он был тварью и сволочью. Жестоким ублюдком, который взял меня за волосы, намотав их на ладонь. Он обращался со мной, словно с животным. Хотя сам был не лучше зверя — похотливого монстра с голосом дьявола.

И этот голос мне тогда сказал:

— Я же говорил, не убежишь. Ты убила Валю, отняла у меня ребенка. Ты сама это признала только что. Хотела избежать тюрьмы и думала, что домашний арест — твое спасение? Хах... — упивался он властью надо мной. — Тебе нет спасения — я и есть твое наказание. И накажу тебя по всей строгости... Ты станешь моей женщиной и подаришь мне наследника. Родишь мне сына вместо нее.

2

Лана

Все, что ни делается, делается к лучшему. Именно так звучит поговорка. Но в тот ужасный день я не могла поверить, что не сплю. Что он и правда ворвался в мою жизнь, чтобы сделать ее гораздо хуже. Гораздо страшнее. Гораздо невыносимее. Он не спрашивал разрешения родителей, Марату не было интересно мое мнение. Он просто взял и отнял меня у семьи. Отнял семью у меня. И сделал это за то, чего сама я не совершала.

Он был уверен, что я лишила его чего-то дорогого и важного, чего-то немыслимо ценного. Но это была не я. Рокировка с сестрой обещала стать безболезненной помощью Лене. Меня все уверяли, что это безопасно — что все пройдет гладко, никто не догадается и не узнает правды... Вот только нашелся человек, который мыслил по-другому: ему было плевать на детали, он пришел не выяснять, а карать. Жестоко и беспощадно.

— Пошла! — тащил он меня по коридорам. — Живо! Не ломайся!

Я тащилась за ним, как собака на поводке. У меня просто не было выбора — Марат держал меня за плечо мертвой хваткой. И пока запястья сковывали наручники, я не могла ничего с этим поделать. Лишь звать на помощь... Вот только это не помогало.

— На помощь! — ревела я. Но просто слышала, как голос отражался эхом. — Помогите! Меня похитили!

Он вывел меня из суда другим путем — через черный ход. Там ждала машина. И уже через секунду меня бросили на заднее сиденье, словно тушу. Будто я испуганный ягненок, которого забьют сегодня к ужину. К визиту важного гостя.

Впрочем, Марат не собирался меня с кем-либо делить. Он открыто заявлял, что я принадлежу ему и больше никому. Он взял меня с собой не просто так и обязательно добьется своего. Ублюдки вроде него не знают слова “нет” — они просто идут до конца, чего бы им это ни стоило. Пусть даже ценой разрушенных жизней.

Двери захлопнулись. Мотор ожил, и мы тронулись с места. Быстро набирали скорость. Я понимала, как теряю связь со всем тем, что было раньше. Меня уже второй раз за день забирали в новый ад. И если в первом случае была надежда, люди утверждали, будто я вернусь и буду жить как прежде... То теперь я точно шла на бойню. Никаких гарантий, никаких обещаний — лишь билет в один конец, который действует девять месяцев. А дальше...

Можно только представить, что он сделает со мной после родов.

— Приехали, — бросил Марат.

И я снова ощутила хватку его пальцев. Они впивались в мое тело, словно гарпуны — как будто он хотел войти в меня как можно глубже, причинить побольше боли.

— А! — вырывалась я. — Отпусти, мне больно!

Но он встряхнул меня так сильно, что я прикусила губу. Почувствовала привкус крови и умолкла.

— Слушай внимательно, сучка... Будешь выебываться — я тебя в бараний рог скручу. — Его рот у меня возле виска. Казалось, что еще мгновенье — и он всадит зубы в мою плоть. Начнет жевать мою шею, словно людоед. Страх одолевал меня все больше с каждым сказанным словом. — Но если будешь послушной... — дышал он в мои волосы, как зверь, — я обещаю, что боли будет меньше. Ты знаешь, что такое боль?

Он смотрел на меня, а я склонила голову подобно жертве. Пыталась выдавить хоть слово, но дрожала от ужаса и молчала.

— От... отпустите меня... Умоляю.

— Хах... — оскалился Марат. — Отпустить? Отпустить тебя? После всего того, что ты натворила? Это шутка? Ты надумала шутить со мною, детка?

— Нет, я...

— Юмора не понял, — отчеканил он и толкнул меня вперед, навстречу новому “дому”.

Я споткнулась и упала на ковер. Боялась, что он набросится на меня прямо сейчас — как и делают насильники. Судорожно вскочив на колени, я ползла назад, держа руки за спиной. Они по-прежнему были в наручниках. Марат это знал и не спешил. Он ходил вокруг меня словно акула — нарезал вальяжные круги, осматривая со сторон. Все думал, откуда начать свой пир.