Родишь мне сына
Шрифт:
Он говорил это, а я представляла в голове его. Северное сияние. Слова Марата о Севере вызвали странные ассоциации. Вместо того чтобы рвать на себе волосы, я вдруг с облегчением выдохнула. Мне стало легче дышать. Паника уменьшилась. В темноте возник красивый мираж — я смотрела на него и шла ему навстречу, как под гипнозом.
— Да, — шепнула я еле слышно.
Не знаю, что это значило. Но я согласилась. Закрыла глаза и просто лежала под ним, думая о свете — о Северном сиянии в конце туннеля.
— Вот и отлично, — говорил вполголоса Марат и ласкал мое лицо ладонью. Бережно и аккуратно.
Но тишину вдруг разрезал звонок — звонил мой телефон. Он все это время был в нагрудном кармане и выпал на ковер, когда Марат порвал одежду. И вот теперь он лежал на полу, и звонил рингтон, под которым записана мама.
— Мама! — крикнула я и попыталась дотянуться наощупь. — МАМА!
Марат вырвал у меня смартфон и навалился весом тела, прижимая снова к полу.
— “Мамуля”, — цитировал он надпись на экране. — Как же это мило...
— МАМА! — визжала я из последних сил.
Но он зажал мне рот ладонью и принял звонок:
— Алло, — сказал Марат без капли сострадания. Предельно цинично и властно. Как отменный урод.
— А... алло? — На том конце провода была мать. Самой собой, она пришла в шок и замешательство. Ведь ее дочь просто выкрали средь бела дня. И теперь на звонки отвечала не она, а похититель. — А кто... кто это вообще? С кем я говорю? И где моя дочь? Сейчас же дайте ей трубку!
— М-м-м-м... м-м-м... — это все, что я могла выдавить из себя в тот момент. Он заткнул мне рот, оставив участь пассивного слушателя.
— Вы плохо воспитали свою дочь, — говорил Марат таким голосом, что у меня просто мурашки паслись по коже. — Это вы во всем виноваты. Вы не уберегли ее от глупых поступков, — сказал он и коснулся губами моего потного лба. — Больше не звоните на этот номер. Он все равно будет выключен после этого разговора.
— Боже... — всхлипывала мама. — Господи... Но кто вы такой? И на каком основании отняли у меня дочь?
Марат дышал у меня возле шеи — нездоровым тяжелым дыханием. Меня это пугало до звона в ушах.
И он ответил моей матери:
— Уже все решено. Вы ничего не измените. Просто смиритесь с тем, что дочери у вас больше нет. Теперь она моя. Ваша Лена принадлежит мне. Я ее законный опекун на следующие восемь лет. И все, что вы можете сделать — это обжаловать решение суда в вышестоящий орган... Но это ни к чему не приведет, просто поверьте мне на слово.
— Но... — была в отчаянии мама. — Дайте мне хотя бы номер вашего адвоката!
— Адвоката? — удивлялся Марат. — Я сам лучше любого адвоката. Юрист мне просто не нужен. Знаете выражение “адвокат дьявола”? Так вот... Я — это дьявол.
3
Лана
Марат закончил разговор и с треском разломал смартфон. Теперь от этой штуки пользы не было. Он поднялся на ноги и бросил на мое голое тело рваный сарафан.
— Вот твоя тряпка — вытри лужу на паркете. А то я тебя выпорю.
Он расстегивал запонки на манжетах и стаскивал с себя рубашку со зловещим шорохом. Я могла лишь догадываться, зачем он это делает и что будет дальше.
—
Зачем ты раздеваешься?— Постирай рубашку, — сказал Марат и бросил мне в лицо одежду. — На ней пятно от кофе. Ненавижу пятна... Возьми средство и выведи его. Затем постирай на деликатном режиме.
Такая задача казалась мне издевательством. Я никогда не стирала вещей, так как не видела грязных участков. Я могла только догадываться, где надо тереть и какого цвета материал, что написано на бирке... Для меня это было непостижимым. Но Марату было все равно.
— В каком месте пятно? — спросила я, едва не плача. — Может, подскажешь мне? Пожалуйста...
— Сама увидишь, — бросил он небрежно и опять включил кофемашину.
Она тихо гудела, перемалывая зерна. А я стояла на коленях и глотала слезы.
— Я не могу.
— Что? — сказал он с претензией. — Я не расслышал. Повтори еще раз, пожалуйста. Только громко и отчетливо.
Гул механизма утих, в чашку постепенно капал кофе. И каждое слово, сказанное мной, было как на блюдечке.
— Я... — дрожал мой голос, — не... могу...
— Что ты не можешь?
— Не могу... увидеть, — душил меня ком в горле. — Я бы очень хотела, но не могу. Я не вижу, где пятно на рубашке. Прости меня, пожалуйста... Но я не могу его увидеть.
— Почему? — звучало как подпись под приказом на расстрел.
— Потому что я... я... — спотыкалась моя речь. — Я слепая. Незрячая. Я потеряла зрение в девять лет и с тех пор ничего не вижу.
Мне казалось, что он снова это сделает. Что меня опять накажут — что Марат возьмет и выльет кофе. Только на этот раз он брызнет кипятком мне прямо в лицо. Он подходил шаг за шагом, а я все больше ежилась от страха, прикрывшись его рубашкой.
Только не боль. Только не боль. Умоляю.
— Ты сама с этим справишься, — сказал он холодно. — Ты увидишь пятно и выстираешь то место. Выбора я не дам. Ты или сделаешь это, или я просто заставлю тебя это сделать. Поняла?
— Да, — кивала я, прижав к себе рубашку.
Она пахла потом и одеколоном. Пахла дымкой табака. А еще... Еще она пахла мужчиной — пахла тем, чего у меня еще никогда в жизни не было.
— Я отказываюсь это принимать. Ты говоришь, будто не видишь? Нет... Ты все видишь. Повторяй за мной: "я все вижу". Ну же... Я, — всунул он палец мне в рот, — все...
Сглотнув слезы, я послушно кивала:
— Я все вижу... Я все вижу. Я вижу.
— Вот и умничка. Я так и говорил.
Но я продолжила фразу...
— Вижу, какая ты бездушная тварь. Это единственное, что я на самом деле вижу.
Марат затих и какое-то время просто молчал.
— Забавно... — сказал он после паузы. — Ты ведь даже не представляешь, насколько я тварь... Бездушная? Да, так и есть. Мою душу выжгла жажда мести. Все, чего я хочу — отомстить убийце моей невесты. И я это сделаю, — гладил он меня краешками пальцев по лицу. — Я уже это делаю... Но это только начало. Каждый твой новый день в моей компании будет хуже предыдущего. Он будет ужаснее, тяжелее. Ты будешь просыпаться от страха. Не сможешь уснуть из-за боли. А мое лицо станет символом страданий... Абсолютно заслуженных страданий, Лена.