Родишь мне сына

А я стояла на коленях и шумно дышала. Просто задыхалась от предчувствия — сегодня что-то будет. Очень скоро. И это пугало до дрожи.

— Что ты задумал?! — вырвалось у меня. — Куда ты меня привез?! Кто ты вообще такой?!

Мой голос звучал как предсмертные крики. Он был звонким, но неуверенным. Я нутром понимала, что надежды нет — он затащил меня в паутину, как паук. Обратного пути уже не будет. Для меня — так точно. Отсюда я уже не выйду.

— Это мой дом, — ответил он. — Ты будешь тут жить, пока я не получу свое.

— То есть... Что это значит?

Я слышала звук посуды. Шумела вода, цокала ложка. А через пару минут запахло кофе. Терпким, обжигающим. Я к такому не привыкла, у нас никто такого не пил — только обычный “три в одном” или чай. А этот запах меня тревожил и дурманил одновременно. Все было настолько дико и необычно, что я оторопела и молчала. Просто слушала. Вдыхала новый запах.

Раздались шаги. Он подошел поближе, придвинул стул. Запах кофе стал отчетливее — будто чашка дымилась прямо передо мной. И я не знала, что мне делать: отползать или ждать чего-то. Думаю, так и выглядит лань. Заметив, как на водопой пришел гепард.

— Теперь ты моя. Ты мне принадлежишь, — говорил Марат размеренно и спокойно. Но от этого не становилось лучше — его тихий хриплый голос был как шум дождя перед ударом молнии. В любой момент пойдут раскаты грома. — Я стану твоим мужчиной.

Эти слова казались чем-то невообразимым. Мозг отказывался верить в это.

— Нет, — качала я головой. — Это... это неправильно. Просто неправильно. Так нельзя.

— Тебе ли говорить о том, что можно и что правильно, Ленуся?

— Я не Лена! — кричала я надрывно. — НЕ ЛЕНА! Я ее сестра — Лана!

— Ха-ха-ха... Слепая сестра... — издевался он, не веря мне даже отчасти. — Да мне поебать, что ты скажешь. Хоть и станешь впаривать, будто девственница и собралась в монастырь... Мать Тереза. Покладистая Мэри Поппинс. Невинная Золушка и Белоснежка в одном флаконе.

— Ты делаешь ошибку, — дрожали мои губы. — Просто чудовищную ошибку.

— Я рад, что мы уже на ты. Это хороший знак. Скоро мы станем ближе. Очень скоро. Прямо этой ночью... Мне нравится твой сарафан. Хочу его снять и видеть на вешалке. Хочу взглянуть, что под ним. Ты не против?

Я опять заплакала и опустила глаза. Тихо ревела, потупив взгляд. И Марату это не нравилось.

— Подними глаза, — произнес он сперва спокойно, но с холодом в голосе. Это не предвещало ничего хорошего. — Смотри мне в глаза, когда я с тобой говорю. — Его речь постепенно трансформировалась в рык — звериное рычание. А если зверь рычит, то он будет кусать. — ПОДНЯЛА СВОИ ЧЕРТОВЫ ГЛАЗА И СМОТРИ НА МЕНЯ!

— А!

Он схватил меня за лицо и сжимал теперь скулы, словно пытался раскрыть мне рот.

— Смотри на меня! Не опускай глаза! СМОТРИ!

И я крикнула в ответ:

— Я не могу!

— МОЖЕШЬ!

— Я СЛЕПА!

Но Марат дернул меня за волосы и сделал так, чтобы я не опускала головы.

— Нет, сучка. Ты не слепая, нет... Ты просто хренов симулянт. Не более того... Думаешь, ты крепкий орешек? Думаешь, я тебя не расколю? Скоро ты будешь послушной, как шелк. И я запрещаю тебе говорить, будто ты слепая. Ты не слепая — я тебе не верю. Поняла?

— Ты не можешь держать меня здесь силой.

— Могу, — ухмылялся он. — Еще как могу. С этого дня я уволил прислугу. Не хочу, чтобы кто-то мешал нашим характерам притираться. Так что привыкай к своим обязанностям. Будешь наводить порядки и готовить. Прямо с этого момента. — Сказав это, он вылил свой кофе на пол. — Взяла швабру и убралась... ЖИВО! — рявкнул он и отбросил меня как мусор.

— Чего ты хочешь от меня?

— Взяла швабру и натерла все до блеска. Сейчас же.

— Я не знаю, где швабра...

Но Марат не собирался шутить и повторять мне дважды.

— У тебя есть ровно минута, чтобы взять сраную тряпку и вытереть пролитый кофе... А если не успеешь — я тебя саму порву на тряпки.

— Но... — была я просто в ужасе. — Но ведь я...

— Время пошло!

— Пожалуйста! Не надо! Я ведь ничего не... — так и душили меня эти слова изнутри. Я так и хотела кричать, что незряча. Но он мне запретил это делать — запретил говорить это вслух, будто запреты что-то меняют.

Вместо того чтобы спорить и пререкаться, я стала ощупывать каждый сантиметр комнаты в поисках шкафа или тумбы, или... Да я просто исследовала его как опасный лабиринт. Словно крыса, над которой ставят эксперименты. Я должна была с завязанными глазами найти артефакт — ту злосчастную швабру, о которой говорил ублюдок. Швабру! Где я могла ее найти, где?!

— Осталось тридцать секунд, — сказал Марат, как будто приговор перед казнью.

Я буквально ощущала под собой электрический стул. Еще полминуты — и он меня линчует. Порвет на тряпки, как и обещал.

— Где она, я не могу ее найти!

Я паниковала. Время почти вышло, а руки за спиной лишь ощупали пару метров вдоль стены. Все, что мне попалось — это шторы, подоконник...

— Десять секунд...

Но затем я добралась до шкафа. Я открыла дверцу и принялась судорожно шарить пальцами по полкам. Сперва на первой, затем на второй. Было похоже на чулан под лестницей. Швабра могла быть где-то здесь, я это знала. Но... руки вдруг наткнулись на сталь. Холодную и твердую. Нечто инородное, совсем непохожее на тряпку или швабру. Или губку... Это было оружие — тяжелый пистолет. Я нашла пистолет в его чулане.

— Время вышло, — произнес мой мучитель и схватил меня за плечи.

— Нет! — визжала я. — Умоляю! Нет!

Марат бросил меня на ковер и начал рвать на мне одежду. Он вонзил свои руки в ворот сарафана, а затем я ощутила, как трещат истошно швы по всей длине. Его крепкие пальцы растерзали ткань в одно мгновенье — просто рвали сарафан как бумагу на подарке. Лоскут за лоскутом...

Я извивалась, вырывалась. Но он прижал меня своим телом, не позволив и пикнуть. В итоге я осталась лишь в одном белье. Марат жестко раздвинул бедра и прижал меня к полу, словно уже все предрешено. И это случится прямо сейчас.

— Ч-ш-ш-ш... — успокаивал он. — Тише, детка... Ч-ш-ш-ш...

Но я трепыхалась до последнего.

— Нет! Отпусти! Я не буду! НЕТ!

Он смеялся мне в лицо, держа руку на бедре. Его пальцы скользили все выше и выше, пока я ничем не могла защититься. Просто ощущала эту ноющую боль и напрягалась всем телом. Сладкую ноющую боль от смешанных чувств.

— Будешь ломаться и дальше — я сдеру с тебя трусы вместе с кожей, — шептал он хрипло на ухо. — И выставлю голой на ночь на мороз... Ты боишься холода? — спрашивал он, обжигая мою кожу жаром крепких рук. — Бывала когда-нибудь на Севере? Знаешь, что такое настоящий холод?