Родишь мне сына

Нет ни стажа, ни навыков обычной жизни. Ни законных выплат — ничего. Я находился между небом и землей, как эта собака на столе. Мне пришлось карабкаться самому, начинать все с нуля. И помог мне в этом Шварц.

Именно он меня поставил на ноги. Он обеспечил меня работой и нашел моим талантам отличное применение. Я был ему обязан, он дал мне все, чего я хотел... Но теперь он же и хотел отнять у меня самое дорогое.

И мне плевать на принципы — порву эту тварь на куски. Он за это дорого заплатит.

12

Марат

Операция продолжалась несколько часов. Все было не так просто, как хотелось бы. Люди были на нервах. Даже без учета того, что я стоял у них за спинами как Дамоклов меч. Всем было страшно, что собака-герой не выживет и в клинику нагрянет рейд ФСБ.

Но мне хотелось верить, что они и правда делали все возможное. Просто потому, что это живое существо, пусть и обычный доберман, которых пруд пруди в каждом собачьем питомнике. И все же если ты стал ветеринаром, ты должен любить эту работу, любить этих животных, желать им долгой жизни и вообще...

Теперь я тоже ощущал нечто похожее. Хотелось снова видеть эту бестолковую жучку в своем доме. Пусть грызет всю обувь — куплю ей еще хороших туфель. Только бы было, кому грызть. Я начинал ее любить. По-настоящему — как любят домашних питомцев нормальные добрые хозяева. Просто за то, что они есть. Что они существуют.

Я вывел Лану в зону ожидания. Мы сели на диванчик — обессиленные, выжатые, уставшие морально и физически. После всего того, что случилось, хотелось просто упасть куда-то лицом и лежать, закрыв глаза. А больше не хотелось ничего. Ни есть, ни пить. Ни разговаривать.

Сходив к автомату за кофе, я вернулся и увидел ее спящей. Лана так устала и напсиховалась, так сильно выревелась, что просто задремала полусидя. Банально вырубилась в коридоре поликлиники. Я присел возле нее, какое-то время держал дымящийся кофе, а затем его выпил сам. Не хотел ее будить. Люблю, когда она сопит возле меня.

Лана сползла по спинке дивана и повисла на моем плече. Это было очень мило. И приятно. Я тупо сидел, обнимая ее за голову, иногда целовал в макушку. Мы оба были измучены, беспомощно ждали результатов операции. В полной тишине и гнетущем покое больничных коридоров.

— А? — проснулась Лана. — Что? Где она? Где Марла?

— С Марлой все нормально.

— Они ее ранили! — встрепенулась она, будто забыла, как много мы сделали для собаки.

— Я знаю, малыш, я знаю. Поспи еще.

Но Лана была беспокойна.

— Мне приснился дурной сон. Я видела ее щенком. Мне приснилось, что Марла стала маленькой... Та самая Марла, но совсем еще кроха. К чему бы это? Она ведь не может погибнуть? Скажи мне, Марат... Прошу, успокой меня.

Я прижал ее к себе и попытался заверить, что все хорошо. Хотя и знал, что это маловероятно. Скорее, это вещий сон. И собака уже переродилась. Нашла себе новый аватар в собачьем мире. Хочется верить, что ее новая жизнь будет лучше предыдущей, она заслужила.

— Ты уснула...

— Я не заметила даже, — шмыгала она носом. — Ты уверен, что я спала?

— Уверен... Ты ведь не слышала, что врач говорил?

— А он что, выходил? — вцепилась в меня Лана с надеждой.

И я не мог тогда не приврать. Просто не мог.

— Да, конечно. А ты как раз спала в этот момент.

— И что же он сказал? Она жива? Марла выжила?

— Да, — сказал я будто без фальши. — Конечно. А как же иначе? Марла сильная. Точно как ты... Она выкарабкается. Будет снова носиться, как щенок. Будет красть мои туфли, — фантазировал я, зарывшись носом в ее волосы.

Просто нюхал ее запах. Аромат простого маленького счастья. Которого раньше у меня не было. А вот теперь появилось.

Я не хотел ее слез. Не хотел, чтобы она опять страдала. Чтобы билась в истерике. Я просто хотел, чтобы Лана была счастлива рядом со мной.

— Спасибо тебе, — подняла она лицо на меня и чмокнула в щеку. — Спасибо, что приехал. Спасибо, что нашел нас, не оставил. Мне больше не на кого надеяться. Только на тебя. Я очень рада, что мы встретились. Ты хороший. Правда хороший, — повторяла она, а я чувствовал, как у меня предательски ком у горла назревает. Ее слова меня топили словно лед. — С тобой я чувствую себя счастливой. И Марла тоже. Она тоже тебя любит, я это знаю...

По телевизору на стене рассказывали новости:

"В политике — скандал, — говорила девушка-диктор, — выход провокационного интервью зашатал кресла сразу под несколькими людьми во власти... — показывали лица на экране. — Откровенные признания бывшего соратника премьера дали пищу для размышлений не только простым людям, но и представителям силовых структур. Новое видео только вчера появилось на канале журналистки Азизы Листьевой, а уже собрало миллионы просмотров. Эксперты уже делают ставки, кого именно уволят первым и сколькими кадрами пожертвуют власти в ходе чистки..."

— Это она? — спросила вдруг Лана. — Шварц говорил, что дал тебе заказ, а ты его не выполнил. Это и есть та женщина — журналистка, которую ты пожалел?

— Да.

Я снова видел ее. Эти бесстрашные глаза перед дулом пистолета. Она кричала на меня, требовала, чтобы я стрелял. Вела себя как дура, даже не пыталась договориться. Впрочем, я бы на это не пошел. Со мной невозможно договориться. Но чем дольше я смотрел на Листьеву, тем больше видел ее — видел Лану. И думал о том, что если нажму на спусковой крючок, то сын не увидит свою мать. Его день рожденья превратится в ад на всю оставшуюся жизнь.

И я не смог, не выдержал — я это сделал. Просто взял и... нарушил приказ. Мой отлаженный механизм впервые за все годы дал осечку. Я не мог этим гордиться. Но и по-другому тоже не мог. Просто не мог. И в итоге это привело к катастрофе.

Что она может думать обо мне после такого? Лана просто знает — я слабак. Из-за мимолетной слабости она чуть не погибла. А Марла... она практически одной лапой в гробу. И все из-за меня. Она была права — это все из-за меня.

— Это было благородно, — выдохнула она. И я ощутил, как гора падает с плеч. — Поступок доброго человека... Извини, что упрекнула. Ты не виноват. Это просто они ублюдки.

— Мне жаль, что так вышло, — сказал я тихо. — Я не хотел такого. Но обещаю, что это не повторится. Можешь мне верить. Я сдержу свое слово.

Лана прижалась ко мне щекой и какое-то время просто молчала. А потом вытерла покрасневший нос и спросила:

— Ты не запачкал рубашку?

— Что? — удивился я. — Рубашку?

— Да... Я ведь знаю, как ты не любишь пятен. А Марла — она ведь... Если ты ее брал на руки и нес, то мог ведь испачкать одежду. Рубашку, например. Посмотри, нет ли на ней крови.