Родиться царём

Олег делал вид, что внимательно его слушает, а потом начал подмигивать одним глазом.

Митька, принял эту выходку как насмешку и от напряжения прервался, затем прокашлялся и продолжил:

– Тебе сейчас живется тяжело. Ни родных, ни знакомых, близко нет. Понимаю, как плохо жить одному в чужом городе. Видим, что на обед ты берёшь огурец, яйцо и плавленый сырок. Предлагаю тебе принять наши выгодные условия. С завтрашнего дня мы тебе ежедневно будем на протяжении месяца поставлять по палке колбасы и килограмму любого мяса. А свою зарплату ты всё равно получишь, не переживай.

– Ты меня поражаешь, дядя Митя, – изумился Олег, – читать и писать не умеешь, а говоришь, как Александр Сергеевич Грибоедов.

– С, таким как ты, нужно по-другому разговаривать, а ласково, почти прошу у тебя, – шипел Ломоносов, – говори, что ты думаешь над моими словами? Принимаешь, нет?

Олег притворно задумался:

– Предложение конечно заманчивое, – ответил Олег, – надо подсчитать, что буду я иметь от такого предложения, а в какую сумму вам это выльется мне без разницы.

Дорогой взял карандаш и быстро начал складывать их услуги, озвучивая для всех цифры подсчёта:

– И так в месяце у нас в среднем двадцать два рабочих дня. Палка колбасы пять рублей, получаем сто десять рублей. Мясо три рубля, – беру по рыночной цене, – получается шестьдесят шесть рублей. Сто десять плюс шестьдесят шесть, равняется сто семьдесят шесть рублей, а где ещё сто четыре рубля? – обвёл он бригаду вопросительным взглядом. – Нет, так не пойдёт, – недовольно замотал головой Олег. – Если вы мне в конце месяца к свадьбе ещё достанете самой дорогой копчёной колбасы десять палок, то я согласен. Только смотрите, не вздумайте отравить её. А то у вас в городе поговаривают, что царица Екатерина вторая раньше ссылала сюда с Руси всех колдунов и чернокнижников. Всякого можно ждать от местных людей.

Косарев, с Митей словно сговорившись, после этих слов одновременно закашляли, а Модест изучающим взглядом наблюдал за только что объявившимся новым лидером в звене, не предвкушая в будущем ничего хорошего для старых кадров. Черныш же не сразу понял, слова Олега, а когда до него дошло, он бросил от злости на землю державший коробок спичек, раздавил его ногой, и почти с обидой произнёс:

– Мы родом все поголовно из ближайших деревень. Родились в голодные годы, в школах не обучались. В войну мёрзлую картошку, да бурак выкапывали и ели. И никогда не слышали ни о каких колдунах. Отравить бы тебя не мешало за такие слова, но мы на это не способны. Ладно, будет тебе колбаса дорогая, – заверил он. – Но ты когда женишься, не забудь поставить нам четверть самогона.

– Это без проблем, – пообещал Олег и протянул Кашину пятнадцать рублей. – Пойдёшь в магазин купишь всем вина и мне бутылку марочной Массандры. Это от моего столика, – загадочно улыбнулся он всем.

Этим жестом он чуть оживил проигравших мужиков, но их злость и негодование, не ускользнули от его глаз. Как они только не пытались маскировать свои чувства, но наделённый острым умом Олег заметил, как у Черныша в этот миг ненавистно загуляли по скулам желваки. А звеньевой Ломоносов никак не мог укротить раздувшие ноздри своего неформального носа.

Глава 6

В автобусе Олег сидел с Василием Косаревым на одном сидении. В карты никто не играл, звено кровельщиков через горлышко потягивало вино. К тому же водитель всему автобусу объявил, что не только управление, но и весь трест знает, что кровельщики по дороге на работу проиграла больше тысячи рублей новичку. Все были от души рады за удачливого новичка. И злорадствовали над горлопанами.

– Не тысяча, а считай две, – просипел Митька, пригубив бутылку.

– Так вам и надо паразиты чёртовы, – сказала отделочница Галина. – Может другим пакостить меньше будете, а то больно возгордились. Подумаешь бригада мне передовая нашлась, навешали на груди медальки победителей соцсоревнования, а форсу будто орден Ленина носят на себе. Да плевать, я хотела на ваши награды, вы их не трудом, а горлом заработали. Я почитай, пятнадцать лет в управлении работаю, а мне за многолетний труд, даже ударника коммунистического труда не удосужились дать. Я примерный работник: не курю, трезвенница, на субботники всегда хожу, в хоре пою и никогда больничный лист не беру. А вы постоянно, то пьяные, то драные, то болеете по месяцу. Не понимаю, как вам эти медяшки достаются?

Ломоносов порывался ей возразить, но Черныш не дал ему слова сказать, толкнув того локтем в бок и, первым схватился с женщиной в перепалку:

– Ты зимой в тепле работаешь, а мы на морозе. И наша работа считается самой важной и ответственной на стройке. Мы брак если допустим, значит, крыша потечёт, тогда и ваша отделочная работа ничего стоить не будет. И к тому же нам доверяют воспитывать молодых кадров – важно кивнул он на Олега, – а у тебя в бригаде одни старые грымзы работают, как и ты сама.

Этого оскорбления Галина потерпеть не смогла, она встала с места и, вырвав из рук Черныша бутылку, топнула ногой:

– Это я – то старая грымза? На себя посмотри бабуин поганый. Один помёт петушиный жрёшь, да помои лакаешь, – подняла она бутылку к верху. – Рожа от вина облезла, а кожа желчью пропиталась – на лимонную корку стала похожа. Да тебе пёс вшивый, начальник городского кладбища уже второй месяц прогулы ставит, после того как вы мальчишку смолой обварили и с работы выдавили через шантаж.

По автобусу прокатился смех.

Черныш не ожидал такой атаки от женщины.

Противостоять ей при набитом рабочими автобусе, он не мог. Поняв, что словесная баталия проиграна, он попытался вырвать у неё бутылку с вином. Но она, придавив его грудную клетку коленом к сиденью, спрятала вино за спину.

– Не отдам, пока не извинишься за старую грымзу, – прошипела Галина.

– Ладно, проехали, – взмолился Черныш и протянул руку к бутылке.

Но бригадирша твёрдо заняла позицию, не убирая своего препятствия с его грудной клетки.

– Да отдай ты ему Галина его пойло, – раздался голос маляра Надежды. – Пускай захлебнётся. Только на кладбище городском ему делать нечего. Пускай его хоронят в своём селе и не на погосте, а на поляне, где мухоморы да поганки растут.

Это был словесный артобстрел, после которого Черныш произнёс всего одно слово:

– Извини!

Галина вернула ему бутылку и села на сиденье рядом с Надеждой, где они громко начали обсуждать все грехи кровельщиков.