Родной ребенок. Такие разные братья

Ананд вошел в больницу, держась за белые стены.

— Доктор, больше спасенных нет? — снова спросил он.

— Нет, — спокойно ответил ему тот.

— Деваки! Деваки! — закричал Ананд, все еще дрожа.

Кто-то подставил ему стул, и он опустился на него, глядя в одну точку. Губы его шевелились, видимо, произнося любимое имя — имя жены, которую он больше не увидит.

Словно в тумане он расслышал плач младенца.

— Сын! Это мой сын!

— Да! Это ваш сын, господин Ананд, — спокойно сказал доктор, — ребенок не травмирован, но немного простужен. Я выпишу лекарства. Подождите немного, — и он удалился.

— Спасибо, доктор! — сказал Ананд ему вслед, поднялся со стула и стал ходить по коридору. Рядом с операционной на жестком клеенчатом диване без спинки сидела Ешода. Она плакала.

— Ешода?! — удивился Ананд. — Это ты?

— Да. Ананд, это вы? — подняла она на него отрешенные глаза. — Его больше нет!

— Кого больше нет? — переспросил он.

— Викаса больше нет! — повторила она и разрыдалась. — Зачем мне жить, зачем я живу?! Я все потеряла, я все потеряла! — причитала бедная женщина.

— И моей Деваки, — со слезами в голосе проговорил Ананд, и тяжелый комок сдавил его горло.

Он вышел из больницы. Внизу, на месте аварии, бензорезами разрезали вагоны, вытаскивали трупы и раненых. Ананд долго ходил по берегу, вглядываясь в лица умерших и раненых. Несколько раз он побывал и в морге. Но Деваки нигде не было.

Вернувшись в больницу, он сел на стул и потерял сознание или уснул.

Утренний луч солнца скользнул по щеке Ананда. Он вздрогнул, проснулся и увидел, что сидит на стуле в узком белом коридоре.

— Это больница! — вспомнил он. — Я все вспомнил! О ужас! О горе! Деваки! Любовь моя! Жена моя! Зачем я проснулся?! — и горячий кошмар охватил его мозг. Перед ним мелькали люди, слышался топот ног, крики, стоны, рыдания. И вновь в его разгоряченном сознании раздался крик младенца.

«Сын! Мой сын!» — снова вспомнил он.

Ананд попытался подняться. Это ему удалось. Ноги передвигались неизвестно по чьей команде. Защитные силы организма делали свое дело, и острое осознание горя, подлинное и глубокое, которое не выдерживает ни один человеческий мозг притупилось. Это пришли на помощь защитные силы — майя, покрывая его сознание иллюзией, притупляя память, консервируя на время душу и чувства. И Ананд, словно в полусне, побрел к кабинету врача.

— Ваш сын спит, — сказал тот, — как только он проснется, сестра его покормит, искусственное питание я выписал.

— Хорошо, доктор, хорошо, издержки…

— Нет, нет, — прервал его врач, — это авария, и все идет за счет железнодорожной компании. Ваши билеты действительны. Вам дадут справку, вы получите все необходимое: пищу, кров и так далее… Не волнуйтесь, господин Ананд. В жизни все бывает. Все мы под Богом ходим.

Впервые за все это время Ананд, посмотрев на доктора, ненадолго почувствовал реальность существующего мира. Он посмотрел на спящего сынишку, и из его глаз хлынули горькие слезы. Ананд выбежал из больницы и побрел к реке, сел на прибрежный камень и стал смотреть на мутную, поблескивающую на солнце воду.

В такие минуты человек очень верит в чудо, вспоминает слова отца и матери, которые он когда-то пропускал мимо ушей, понимает горе ближнего, такого же человека, как и он, а главное бренность всего земного.

«Вот и моя жизнь кончилась!» — подумал Ананд, и слезы вновь потекли по его щекам, радужно сверкая на солнце. Он вспоминал себя мальчишкой. В его ушах звучал голос матери, рассказывающей ему сказки и сюжеты из «Махабхараты».

«Я был счастлив, но не бывает бесконечного счастья! Горе мне, горе! Дядя, прости меня!» — думал он.

Ананд медленно побрел назад, к зданию больницы. Там он снова увидел Ешоду. Она сидела на диване, осунувшаяся, с темными кругами вокруг глаз.

— Ешода! — окликнул ее Ананд.

— Да? Это вы, Ананд? — спросила она, повернув голову на его голос.

Рядом с ней стоял мрачный седовласый мужчина высокого роста, в ширвани, слегка сутуловатый.

— Вы ее знаете? — негромко спросил мужчина.

— Знаком немного. Мы встречались в Кашмире, в Сринагаре, с ней и Вики, — тихо ответил Ананд и закашлялся. — Мы были там с женой. Ее уже нет… — и он отвернулся.

— Эта катастрофа сделала несчастными многих, — печально проговорил мужчина в ширвани. — Погиб мой сын, мой Викас!.. Ешода теперь овдовела… Они были счастливы! Вот… — отец Викаса не договорил, рыдания сдавили ему горло, и он присел на краешек дивана.

— Я не хочу жить! Зачем мне жить?! — вскрикнула Ешода отчаянным голосом. — Я хочу умереть!..

— Ешода! — кинулся к ней Ананд. — Успокойся! Тебе же нельзя волноваться! Подумай о своем ребенке!

Ешода стала медленно сползать с дивана, хватая воздух открытым ртом. Из ее груди вырывались нечленораздельные звуки.

— Доктор! — закричал Ананд. — Доктор! Скорее!..

На его призывы подбежал врач, который, бегло осмотрев Ешоду, скомандовал:

— Немедленно подготовьте операционную, медсестра! Быстрее! Преждевременные роды. Ребенок может погибнуть.

— О доктор! Спасите мне его! — запричитала Ешода. — Заклинаю! Мне без ребенка и жить незачем! А-а! — пронзительно закричала она. — Он — единственное, что у меня осталось! Я не переживу, если потеряю его! — повторяла она, надрывая сердце Ананду и свекру.

Еще несколько минут она вскрикивала от болей, вновь и вновь произнося одни и те же слова.

— Госпожа, все будет хорошо, вот увидите, — успокаивал ее доктор.

Появились двое санитаров с каталкой и уложили на нее Ешоду.

— Быстро! — негромко сказал доктор. — Везите ее в третью операционную.

Санитары, не мешкая ни секунды, быстро повезли каталку со стонущей пациенткой.

— Не волнуйтесь! — приговаривал доктор, идя рядом с каталкой.

Прошло сорок томительных минут, прежде чем доктор снова появился в коридоре. Он движением руки подозвал Ананда.

Ананд смотрел на него, не смея произнести ни слова.

Наконец, Ананд подошел к доктору и спросил:

— Доктор, ну как там дела?

Увидев, что доктор отвел глаза, он опустил голову, посмотрел на свекра Ешоды и вновь тихо спросил:

— Что произошло? Почему вы молчите, доктор?

Врач, прервав молчание, ответил негромко:

— Ребенка… спасти не удалось… и добавил: — А она жива.

— Бедная Ешода! — с горечью промолвил Ананд.

Отец Викаса сидел на диване неподвижно, как изваяние.