Родной ребенок. Такие разные братья

— Да! Я совсем забыл! Надо заказать билеты на самолет.

— Одну минуту! — отозвался новый служащий и подошел к телефону. — Господин Джавар, куда, сколько и на какой день и час?

— Завтра утром, два, в Найроби, в Кению.

— Хорошо.

«Крепыш» мгновенно дозвонился и сделал заказ.

— Завтра в десять утра.

— О, это мой любимый рейс! — обрадовался Джавар. — Благодарю за службу, молодой человек.

— Не за что! — ответил тот и поклонился Джавару, сложив руки у подбородка.

Тот подавил улыбку.

— Итак, проводите меня до такси.

— Дядя! — обратился к нему Ананд глухим голосом. — Позволь мне не ехать сейчас домой.

— В чем дело, Ананд? Ты хочешь поработать?

— Нет, я хочу попрощаться с Бомбеем. Может быть, я никогда уже не вернусь сюда.

— Хорошо! — согласился дядя.

Все спустились вниз.

В холле Джавар, поравнявшись с Раджой, тихо сказал ему:

— Вероятно, Ананд возьмет такси. Сядь ему на хвост. Ты меня понял? — сверкнул глазами дядя.

— Еще бы, мало ли чего! — так же тихо ответил Раджа.

— То-то и оно! — многозначительно согласился Джавар.

Через несколько минут дядя сел в такси и уехал домой.

Ананд пошел пешком. Зашел в храм Вишну. Он постоял у изваяния богини Ситы и положил на жертвенник ассигнацию. Через несколько минут он покинул храм и медленно пошел по той улице, где жила Деваки. Он приблизился к ее дому. Сосед-старик в дхоти поклонился ему. Ананд ответил на его приветствие:

— Рам, рам!

Он дошел до перекрестка и остановил такси. Когда машина тронулась, ему показалось, что она не едет, а плывет, как и его сознание, плывшее в каком-то одном туманном русле, зажатом стенами молчаливых беспросветных берегов.

Таксист, живой парень с отличной реакцией, легко вел машину. Его смуглые руки с белеющими костяшками пальцев крепко сжимали баранку.

— Куда прикажете, господин? — спросил он, обернувшись к пассажиру.

— Куда-нибудь, пока… — безразлично ответил Ананд.

Он тупо смотрел на мохнатые блестящие хвостики бурундучков, подвешенные наподобие редкой бахромы у верхней линии ветрового стекла, которые медленно покачивались у него перед глазами.

«Ветровое стекло!» — при этой предметной мысли сердце Ананда так застучало, что ему стало страшно. Боль, возникшая между ребер, затрудняла дыхание.

«Если что случится со мной, не так страшно, я в машине. Этот веселый парень сообразит отвезти меня в больницу. И если я умру, то хотя бы не на улице. Но ведь и великие иногда умирают на улице. Вот, например, Анри Бейль (Стендаль) упал на тротуар и умер… умер на улице. Все люди умирают. И какая разница, в каком месте? — думал он. — Лучше, конечно, умереть в своей собственной постели, в окружении детей, жены и родственников. Это классическая смерть». Он хотел выйти из машины, но не знал, где и зачем. И вдруг ему захотелось к морю. Он попросил водителя отвезти его к набережной.

— А куда конкретно желает господин? — оживленно и с улыбкой попытался уточнить парень.

— Лучше, наверное, к острову Солсетт, — глупо проговорил Ананд.

— Хорошо! — и водитель сразу же под зеленую стрелку повернул вправо и, дав газу, помчался на юго-запад. Таксист заметил, что голубой «фиат» почему-то постоянно следует за ними.

Машина подъехала к набережной, где не было плотной застройки. Метрах в двухстах от шоссе шла, изгибаясь на юг, песчаная коса с бурыми валунами у самой кромки воды.

— Я выйду здесь. Спасибо, — и Ананд щедро расплатился с водителем.

Тот, поглядев на купюру, отсчитал сдачу, но пассажир уже вышел. Водитель крикнул ему, но Ананд отрицательно махнул рукой. Тогда водитель вышел из машины и поклонился вслед своему теперь уже бывшему клиенту. Он поцеловал купюру и приложил ее ко лбу. Затем сел в машину и уехал…

Сняв сандалии, Ананд бродил по берегу… Легкий бриз обдувал его лицо. Он присел на камень и погрузился в раздумья. Легкая волна омывала его ноги. Со стороны порта были слышны гудки теплоходов. Вдали, в голубоватой дымке, таял белый теплоход. Йодистый запах водорослей успокаивал дыхание.

«Прощай, свободная стихия! В последний раз передо мной Ты катишь волны голубые И блещешь гордою красой», —

вспомнились ему стихи, знакомые со студенческих лет по спецкурсу русского языка.

Но хлынет дождь, как громкий шепот мантр, Что оросит тебя, как дерево, как стену. И ты вернешься медленно домой в уставший и промокший тихий вечер. … и слез букварь смиренно постигать, пока мерцают масляные лампы,—

вслух продекламировал он Ситаканте — бенгальского поэта.

Щека его сильно нагрелась от закатного солнца, и он повернулся лицом к востоку. Вдали гудело шоссе. Автомобили неслись нескончаемым потоком.

«Обречены все, как и эти, в визжащих машинах…» — подумал он.

Ананд встал с камня и побрел кромкой моря вслед заходящему солнцу. Вся его прежняя жизнь казалась ему прекрасным сном.

«Сын мой жив; я отдал его чужой женщине. Зачем? Спасти ее? Не слишком ли велика жертва?» — мысленно спрашивал он себя и, не останавливаясь, долго брел вдоль берега. Потом наступил момент, когда его мозг отказался мыслить. Он надел сандалии и быстро направился в сторону шоссе.

У бордюра стоял «фиат» — такси. Он подошел к машине и увидел на заднем сидении Раджу.

— Раджа, ты? Почему ты здесь? — спросил Ананд, словно проснувшись.

— Я ехал от Бирлы, смотрю ты идешь сюда, к шоссе. Я решил тебя подождать, — невинным голосом ответил Раджа.

— У тебя зрение, как у орла. Мне надо бы домой. Дядя, наверное, волнуется.

— Поехали, — сказал Раджа.

Ананд сел рядом с ним.

Спустя десять минут Ананд уже сидел в гостиной и пил кофе вместе с дядей.

— Итак, завтра — в дорогу, мой любимый племянник. Так что ты соберись. Возьми все необходимое и дорогое для тебя, — Джавар загасил сигару и посмотрел на Ананда. — Дорогой! Возьми себя в руки! Ты молод. У тебя все еще впереди. Деваки в своем следующем воплощении будет иметь еще более счастливую судьбу, ибо она была добра, чиста и полна любви к миру и к людям…

Дядя встал.

— Пойдем, посмотрим детскую, — сказал он.

Ананд повиновался.

— Да… — протяжно произнес дядя, глядя на великолепную мебель и игрушки. — Здесь воистину детский рай и мир…