Родословная ашкенази

Они жили в коммунальной квартире на Арбате и имели дачу в Песках, подмосковном поселке художников. Моня обожал детей, которых занятая собой Марина ему не родила, и я был одним из его любимцев. Не помню случая, чтобы он когда-либо пришел к нам в гости, не принеся мне подарка. К закату жизни, как и мою маму, его настиг страшный недуг – болезнь мозга Алцгеймер. Я изредка приезжал к нему, помогал в быту. Но после того, как, перепутав туалет с кухней, Моня один раз пописал возле соседского стола с керосинкой, его выперли из квартиры и загнали в больницу Ганушкина для умалишенных. Там он упал, сломал шейку бедра, залег и умер от пневмонии, обострившейся из-за долгой неподвижности.

Наверно, не случайно и его сестра Лима ушла из жизни, пострадав от точно такого же перелома. Правда, в больницу она не попадала и ходила по своей большой комнате в одесской квартире, держась за спинку стула. Вообще судьба Лиму баловала не намного больше, чем ее брата. Выйдя замуж за Изю Гальперина и родив сына Моисеньку, она рано его потеряла – мальчик в возрасте 8 лет прямо на ее глазах погиб под колесами трамвая.

Лима была учительницей музыки, и мне тоже досталось во время войны пару недель помучиться тягомотиной гамм под ее строгим наблюдением за моими неуклюжими пальцами. Ими мне довелось неловко постучать по клавишам клубного пианино в Златоусте, куда она заезжала к нам в эвакуацию, проездом в Ташкент.

Вторая часть потомства Моисея Бейна оказалась более благоразумной и удачливой. В начале 20-х годов смерч российской революционной катастрофы вынес ее на иные более спокойные мирные берега. Дочь Женя, пожив немного в Берлине и выйдя замуж за Давида Даллина, обосновалась в Нью-Йорке. Их сын Александр (московские родственники называли его Шурой) стал крупным ученым-славистом, большую часть своей жизни проработал в Стенфордском университете, где занимал важные посты (кстати, у него, кажется, защищала диссертацию и будущая главная дипломатка США чернокожая Кандолиза Райс). От него и его жены Черри Флоренс, тоже хорошо говорившей по русски, отпочковались 2 дочери и сын, которые в свою очередь дали Америке своих четырех детей. В научных кругах Даллин известен по интересному и глубокому исследованию сбитого советскими истребителями в 1983 году корейского пассажирского самолета, он опубликовал об этом объемную монографию, которую мне подарил.

Женин брат Яков Бейн перебрался в Палестину, где со своей женой Лилей дал густые побеги. Один из двух сыновей Якова Майкл поселился в Калифорнии, где занимался инженерным делом, а на досуге подводным плаванием. От его брака с Жанетой Липкиной у Майкла три дочери.

Но, пожалуй, никто из наших родственников так бурно не размножился, как израильский брат Майкла Даниель. От него и его жены Товы Гладштейн отпочковалась густая ветвь сына Дорона, который со своей женой Шошаной произвел на свет шестерых детей, живущих в США. А ведь у Даниеля есть и еще два сына – Амир и Еран. Спасибо мужской силе ортодоксальных иудеев, позволяющей множиться еврейской поросли.

От Доры Балабан, сестры Веры, жены Моисея Бейна, за границу из погрязжей в гражданской войне России потянулась и еще одна ветвь, которая приобрела фамилию дориного мужа Роговского. Их потомок Алик с женой Раисой обосновался в калифорнийском Пало Алто, где работал инженером. У них образовался сын Гери и дочь Ирина.

По приезде в конце 1997 года в Лос Анджелес мы с мамой и моей дочерью Инной встретились в Пало Алто с нашими новыми-старыми бейновскими родственниками. Среди них был Майкл Бейн, Шура Даллин и Алик Роговский, с последним позже мы довольно тесно сдружились. Из Австралии приехал на эту встречу еще один отпрыск бейновского рода Рон Бронтон, очень приятный в общении человек, ученый-этнограф. О нем надо сказать отдельно.

Вместе с многими другими мудрость исхода из российского ада революции проявил сын Бети Бейн и ее мужа Леона Бронштейна – Моня (Марк), эмигрировавший в 20-е годы в Австралию. У него родилось там 2 сына: Рон, оставшийся в Австралии, и Стефан, перебравшийся в США, оба они на английский манер стали именоваться Бронтонами.

В конце страшных советских 40-х годов, будучи на студенческих каникулах в Одессе, я увидел у тети Лимы тайно хранившийся ею конверт с красивой маркой – это было письмо ее брата из Австралии. В нем были фотографии тех самых мальчиков, ее племянников. Моя юношеская мечта с ними познакомиться осуществилась через много лет, когда мы и встретились с Роном Бронтоном в доме Майкла Бейна в калифорнийском Пало Алто. Потом Рон приезжал к нам в гости и в Лос Анджелес. Но при моей поездке на 5-ый континент встретиться с ним не удалось – Рон лечил зубы.

Сделана была мной попытка составить (весьма приблизительно) хотя бы не совсем полную схему генеалогического древа рода Бейнов (рис. 21).

Мамины – 2 (разумовы)

Мой прадед по дедушкиной линии Шимон (второе имя Исайя) Розумов (1848-1913 гг), владелец шляпного магазина на Ришельевской, был женат на Эстер Черни (Гихман), приехавшей в Одессу из восточной Германии. Славянская фамилия Шимона была куплена у бездетного соседа-купца, усыновившего младшего отпрыска многодетной еврейской семьи Бельских (см. гл. 1).

У Розумовых было 11 детей. Из них всех, кроме своего деда, я близко был знаком только с одним, Борисом, который, как и его брат Давид, тоже учился в Льеже. Переехав после революции в Москву, Борис Семенович до пенсии работал в проектном институте, имевшим отношение к химии. С женой Софьей у него была дочь Мария (Мила).

Рис. 21. Потомки Лазаря Бейна.

Не могу без содрогания вспоминать их ужасный холодный и сырой барак в подмосковной Лосинке, где они жили после войны. Это было старое двухэтажное деревянное (в одну доску) здание с одним единственным отхожим местом в конце длинного коридора. Чтобы не замерзнуть зимой, каждая комната этой коммуналки обклеивалась изнутри рубероидом, газетами и рогожными мешками.

Выйдя замуж за Якова Фреймарка, Мила родила дочь Соню, у которой в свою очередь с мужем Виктром Равкиным появились дочери Катя и Даша. Первая, не порывая связи с Москвой, уехала в Израиль, вторая с мужем Павлом Гинзбургом вырастила двух мальчиков Сашу и Гришу.

У другого брата моего деда Михаила был сын Александр (Исайя), дома его звали Шуня. Он был кандидатом технических наук, довольно известным ученым, специалистом по химическим технологиям. Мы часто с ним встречались и приятно беседовали на разные темы. Со своей русской женой Валентиной Шуня детьми не обзавелся.

Интересна необычная судьба еще одного брата моего дедушки Вениамина (1874 года рождения). В отличие от других своих спокойных уравновешенных братьев он имел азартный авантюрный характер, играл в карты, влюблялся в женщин. Живя в одной из стран Восточной Азии, он в 1915 году завел роман с женой американского консула. Тот вызвал его на дуэль и застрелил. У Вениамина осталось 2 сына, о них я ничего не знаю.

Конец ознакомительного фрагмента.