Родословная ашкенази

А потом в момент раздражения однажды заявила, что у нас вообще психологическая несовместимость, и надо подумать, не разбежаться ли сразу. Но я ее успокаивал, говорил, что все обойдется, надо не нервничать, надо постараться проглотить эту ложку дёгтя – она, наверно, неизбежна и бывает у всех новобрачных. А сам про себя копил обиду, дулся, и думал, может быть, и правда, надо с ней расстаться. Но тут же себя останавливал, рассуждая «вот столько выбирал-выбирал, наконец нашел, чего ж теперь…».

Вскоре вопрос сам собой рассосался – несмотря на все наши неуклюжие старания предохраняться, противные толстые баковские презервативы не выдержали напора молодой страсти и порвались. Моя жена подзалетела и 4 июня 1962 года родила дочку Лену.

Наша совместная жизнь в целом была вполне счастливой. Мы растили дочь, вели нелегкий советский быт, ходили в гости к родственникам, бывали в театрах, кино. В общем, жили вполне полноценно, во всяком случае, не хуже других.

Но, увы, нередко наша жизнь обидно омрачалась разными нелепыми ссорами. Склоки возникали из-за изиных нервных взбрыкиваний и моих совершенно неадекватных ответных вспышек гнева. Вместо того, чтобы очередную размолвку не осложнять, представлять простым недоразумением и отшучиваться, я начинал злиться, усугублял конфликт, и тоже орал по базарному.

В результате какой-то пустяковый повод становился причиной целого скандала. Вслед за этим я обычно поворачивался и уходил ночевать к маме. Если бы не она, скорее всего, я, озлобясь, ушел бы совсем в другую сторону, развелся и переселился к какой-нибудь очередной своей пассии. А куда еще мне оставалось бы исчезать? Так что, зря Иза валила на свекровь свои беды – та, наоборот, на многие годы сохранила нашу семью. А к ней моя жена то-ли по ревности, то-ли по недомыслию относилась совершенно безобразно, нередко почем зря ругая ее зачем-то за глаза.

Наиболее широкая расщелина прорезала нашу семейную равнину в канун 1971 года, когда я почти на 2 недели застрял в родительском доме на Суворовской. Хотя со своей Леночкой я видеться не переставал, забирал ее после школы, приводил к бабушке. И как-то моя 9-тилетняя дочь, опустив глаза и поджав губы, тихим голосом произнесла:

– Пап, давай опять женись на маме.

Ну, как тут было не растрогаться… Я вернулся к Изе, мы снова зажили нашей обычной семейной рутиной с заботами о покупке нового холодильника, лечении простудившегося ребенка, квашении капусты и закручивании банок компота на зиму. Происшедший перерыв в наших отношениях сильно раскочегарил мою сексуальную активность, Иза тут же снова забеременела, и 16 августа 1972-го у нас образовалась вторая моя дочь – Инночка.

Мы прожили вместе 30, 5 лет. Почему такая точность после запятой? А потому, что наше супружество оборвалось в тот день, когда я проводил в Шереметьеве Изу с Инночкой на ПМЖ (постоянное место жительства) в Лос Анджелес.

Там с 1990 года уже находилась старшая дочь со своим мужем и моим внуком.

Уезжали они непросто. Все было на нервах. Особенно Иза волновалась при продаже нашей общей кооперативной квартиры – как я понимал, она очень боялась, что я буду оттяпывать свою долю. А она, естественно, была велика, так как ипотечная ссуда выплачивалась в основном из моей зарплаты, которая была вдвое больше изиной. Но мне и в голову не приходило на что-либо претендовать. Наоборот, я всячески старался Изу успокаивать: ходил с ней к нотариусу оформлять продажу квартиры, а затем и совместно нажитого добра (мебели, пианино, телевизора, книг, посуды и прочего).

Потом они какое-то время до отьезда жили у моей мамы. Я помогал собирать вещи, упаковывал чемоданы и баулы, доводил их «до ума», взвешивая и меняя размеры, чтобы им было благополучнее пройти бандитский тогда таможенный досмотр. И я очень гордился, например, тем, что сообразил, как обмануть рентгеновские лучи, вложив «матрешкой» кастрюлю в кастрюлю, а в самой маленькой спрятав семейную реликвию – старинную серебрянную сахарницу с именным клеймом царского времени. Ой, как Иза беспокоилась, что ее не пропустят и отберут.

Вопрос о нашем совместном отьезде не ставился – Иза сказала, что Лене трудно принять сразу всех, поэтому нам с мамой предстоит ехать во вторую очередь. Я молчаливо с этим соглашался, не спорил, так как в то время неплохо работал и в общем не торопился что-то менять, хотя официальный американский «Вызов» (так называемый «оффидевит») от дочери уже лежал в моем письменном столе.

Эта отсрочка отодвинула нашу встречу аж на 6 лет. За это время я получал от Изы в основном деловые письма – прислать ей с оказией то-то и то-то, передать приветы и всякие вещевые пересылы ее подругам. Никакой лирики, никакого призыва. А в 1994-м от приехавшей на каникулы в Москву Инночки я с некоторым недоумением узнал, что она завела себе boy-frienda, некого ливанского армянина Вартана.

Вот почему я так часто улавливал холодок в ее письмах и телефонной трубке. Но внутренний голос говорил мне, что все это временно, что изина связь так же несерьезна, как и мои бесчисленные прошлые ей измены, за них вот она мне по справедливости отомстила. Но приехав в Америку в 1997 году, понял, что я «кинут» на самом деле. Иза не встретила меня в аэропорту и не проявила никакого интереса к возврату прошлого.

Позже, через месяцы, а потом и годы, она пыталась исправить положение и несколько раз под разными предлогами назначала мне встречи (по телефону-то мы с ней продолжали общаться, как ни в чем не бывало). Но я закусил удила и не мог заставить себя забыть обиду.

Она серьезно болела сначала астмой, потом диабетом и почками. Последние несколько лет жила на диализе и ушла из жизни в 2011-м, это был год 50-тилетнего юбилея нашего брака и мы могли бы отметить Золотую свадьбу. Но, увы.

Конечно, мы любили друг друга, расстались по глупости, и я до сих пор корю себя, что не сумел уберечь ее здоровье. Что не смог убедить ее заниматься физкультурой: ходить со мной на стадион, заниматься ОФП («Общей Физической Подготовкой»), бегать на лыжах или хотя бы делать по утрам зарядку. И не смог побороть свой обидчивый злопамятный характер.

«ворошиловский призыв»

Разница в возрасте у нас составляла 9 лет, и я никогда не ощущал его своим дядей, скорее, старшим братом, за которым бегают хвостиком. Мы жили вместе, играли, резвились, дрались, выкрутасничали. Я смотрел на него снизу вверх, во всем ему подражал и ему же почти всегда подчинялся.

А он, хитрованец, этим вовсе не пренебрегал. Например, использовал малость моего роста, позволявшего с головой залезать в большой дореволюционный бабушкин буфет и доставать столовой ложкой вишневое варенье из большой трехлитровой стекляной банки. Лёля брал его в рот и ел, смачно причмокивая, а я облизывал за ним ложку. Только позже догадался, что могу и сам попробовать.

Рис. 17. Перед отправкой на войну с «белофинами», 1939 год.

Еще перед войной с первого курса института «Связи» его по так называемому «Ворошиловскому призыву» взяли на Финскую войну (рис. 17), потом перебросили на «воссоединение» Бессарабии, а в июле 1941-го он там же в бывшем румынском Болграде попал в окружение, затем в плен. Его заперли в сарае вместе с другими, среди которых оказался один его однополчанин. Во время «оправки», под которой понималось удовлетворение естественных потребностей, тот посмотрел на писавшего рядом с ним Лёлю, и прошептал: