Родословная ашкенази

– Так ты, оказывается, еврейчик обрезанный. Несдобровать тебе, жидок пархатый.

Услышав такую угрозу, Лёля ночью, когда все спали, втихоря выбрался из сарая и убежал – времена тогда в самом начале войны еще не были столь свирепые, как позже.

Он прошел пешком южно-украинские степи, добрался до брянских лесов и вступил в партизанский отряд, был ранен, переправлен на Большую землю, где был арестован, а потом, хотя и недолго, отмотал (отсидел) почти весь свой срок на лагерном лесоповале.

Вызволила его моя мама, которая, приехав к нему в зону, сняла с пальца золотое кольцо с бриллиантом и положила его на стол тюремного начальника.

Как и большинство фронтовиков, прошедших ту страшную бойню, Лёля почти никогда не рассказывал о выпавшем на его долю горестях. Сначала (особенно в послевоенные сталинские времена) это было еще связано с тем, что к побывавшим «на окупированных территориях» власти вообще относились настороженно. И потом в течение многих лет партизан участниками войны не признавали. А ведь они, особенно такие, как Лёля, воевали фактически в самых настоящих регулярных войсках, которыми и была, на самом деле, их партизанская армия генерала С.Ковпака.

Лишь в поздне-брежневское время эти бедолаги, наконец, тоже были причислены к ветеранам войны и даже пожалованы некими льготами. Какими? Вот, к примеру, Лёле, достигшему уже 70 лет, выделили жилплощадь – крохотную «однушку» с совмещенным санузлом в блочной хрущевке без лифта на 5-м этаже. Издевательство, и только. Ведь к тому времени ему и на второй-то этаж подниматься пешком было уже не просто.

Профессиональная жизнь Лёли сложилась достаточно успешно, хотя и ему немало досталось от клыков кровожадной эпохи. Вернувшись после демобилизации в свой вуз и закончив его с отличием, он до самой пенсии проработал в научно-исследовательском институте. Защитил кандидатскую, написал много научных статей и не одну книгу. От младшего научного сотрудника вырос до заведующего лабораторией.

Узкая область его деятельности, в которой он преуспел и где являлся главным авторитетом, была защита телефонных кабелей от электрических токов. На эту тему он написал и докторскую диссертацию. Защита при полном зале его сослуживцев, учеников, друзей прошла успешно. Не менее успешным был и послезащитный банкет в ресторане.

Однако, утверждение полученной им степени доктора технических наук застряло в ВАК’е. Эта абревиатура из 3 букв относилась к «Высшей Аттестационной Комиссии», которая была грозой почти всех соискателей, имевших неблагоприятную запись в 5-ой графе анкеты так называемого «Личного дела».

В те годы (вторая половина 70-х) в Вак’е председательствовал некий Кириллов-Угрюмов. В полном соответствии со своей мрачной фамилией, он был облалателем гадкой антисемитской душонки с типовыми свойствами советской головной бюрократии. Одной из его задач было не подпускать евреев к кормушке госнауки.

Лёлину диссертацию сначала процедили через сито «черных опонентов», давших уклончивые полуотрицательные отзывы. Потом его вызвали в ВАК на заседание спецкомиссии, состоявшей из тоже соответственно подобранных спецов-профессоров. Лёля хорошо знал почти всех известных в своей области ученых, в том числе и увенчанных всяческими высокими степенями-должностями.

Каково же было его удивление, когда среди членов той экспертной комиссии он не увидел ни одного из них. Те вершители его судьбы вообще не имели отношения к проводной связи, которой Лёля занимался. Ничуть не озадачившись, что лезут не в свое дело, они стали задавать ему какие-то дурацкие вопросы по свойствам беспроводных сетей, оборудованию радиостанций, надежности радиосвязи. Лёля от неожиданности потерял дар речи, растерялся, потом взял себя в руки и стал вежливо отвечать, но не по существу задававшихся ему вопросов, а по своей теме.

Конечно, его докторскую зарезали, никакие апелляции к вышестоящим инстанциям не помогли. Так он и остался кандидатом в свою науку.

Его семейная судьба была благосклоннее. Лёля женился на нашей родственнице из Одессы Вале Дыховичной. Эта фамилия в то время часто звучала по радио и телевидению – ее носили такие известности, как популярный эстрадный драматург Владимир Дыховичный (работавший в дуэте с М.Слободским) и не менее знаменитый кинорежисер Иван Дыховичный. Валя состояла с ними в родстве.

Лёля с Валей прожили друг с другом долгую счастливую жизнь, произвели на свет двух сыновей, Толю (1949 г) и Витю (1959 г). Виктор продолжил профессиональную родовую традицию, стал инженером-связистом и его два сына, Олег и Сергей, в свою очередь, пошли по той же стезе. Таким образом, они в 4-м поколении стали продолжателями инженерской династии связистов, которую еще в начале XX века основали наши бабушка с дедушкой, телефонно-телеграфные «слаботочники».

Глава 3 Родственные связи

Евреи недаром определяют свою национальность по женской линии. Ведь с мамиными родственниками, близкими и дальними, мы общаемся намного чаще и теснее, чем с папиными. Поэтому и я, не являясь исключением, знаю и помню больше своих родных с материнской стороны. А о папиных пишу скороговоркой.

Мамины – 1 (бейны)

Патриархом нашего рода с бабушкиной стороны я считаю своего прадеда Лейзера (второе имя Артур) Бейна, родившегося в 1846 году. Почему именно его? А потому, что он самый древний из всех моих предков, кого видели воочию те, кого и я знал не понаслышке, заочно, а с кем тоже встречался глаза в глаза. Кроме того, и его фотоснимок был самым старым в моей коллеции – его произвели в одесской «Фотографии Д.Берсудского» на Ришельевской улице в 1899 году (рис. 18). Л.Бейн служил в одной из торговых фирм коммивояжером, возил и рекламировал разные товары по городам и весям Юга России (см. гл. 1). Он родился в Польше и жил в Варшаве, откуда переехал в Одессу, где женился на Суре (Саре) Гитль, урожденной Зефир. Смешно сказать, но именно по первой букве ее имени я и был назван Геннадием.

Рис. 18. Лазарь, патриарх рода Бейнъ, Одесса, 1905 год.

А умерли мои прабабушка и прадедушка Бейны почти одновременно во время голода в Одессе в 1922 году.

Наверно, я последний из всех моих московских родственников, который еще помнит доставшуюся по наследству детям прадедову четырехкомнатную квартиру на первом этаже двухэтажного дома в Успенском переулке (рис. 19). Вход от парадной двери через небольшой коридор вел в овальный зал, в середине которого стоял круглый стол, над ним висела большая многорожковая люстра с ярко искрившимися подвесками баккаровского хрусталя. У стены, противоположной входной двери, высился огромный буфет из темнокрасного дерева, имевший несколько башенок-колонок, а также бесчисленное количество полок и ящичков разного размера.

Рис. 19. Успенский переулок, Одесса.

Из этого зала три высокие двустворчатые двери вели в довольно большие спальни. Отсюда же был вход на кухню, где стояла дровяная печь, в мою бытность на ней уже пища не готовилась, и она служила лишь подставом для керосинок, кастрюль и сковородок.

Интересно, что в этом же доме в 1876 году родился известный русский авиатор, автогонщик и спортсмен Сергей Уточкин.