Рокировка Сталина. С.С.С.Р .- 41 в XXI веке

обещания тут же были забыты. Вроде бы даже бывшего главу государства Восточных

арестовали и судили.
– Фриц сделал паузу, отхлебнул из кружки и продолжил:

– И кстати, камрады, если попадём в немецкую тюрьму, считайте, что нам повезло.

Хуже, если нас выдадут евреям или янки - ни те, ни другие, насколько я разузнал, в таких

случаях вообще не заморачиваются юридическими формальностями. Украдут, вывезут к

себе, а потом повесят. А правительство Германии сделает вид, что ничего не произошло...

– У французов и англичан научились, - заметил вдруг Куно.- Мне отец рассказывал,

что в конце Великой войны те тоже много чего обещали, если Германия капитулирует, а

потом раздели нас догола. Короче, я вам верю, гауптштурмфюрер.

– А ты Ганс?
– пристально глядя в глаза спросил у Нойнера Кнохляйн.

– Доннерветер, я с вами. Только когда будем в Сибири снег убирать, будете мне

помогать, я этому не обучен...

Ленинабадская область, пос. Фальгар.

Чайхана

Невысокий сухонький старичок с длинной жиденькой бородкой проскользнул в

чайхану, суетливо озираясь, прошмыгнул к дастархану в дальнем углу веранды и вежливо

поздоровался с сидящими там аксакалами:

– Ассалам алейкум, уважаемые!

– Ваалейкум, ассалам, Мустафа, - ответил Абдулла, высокий жилистый старик, словно

вырубленный из цельного ствола столетней арчи. Второй аксакал, сидевший на

дастархане, молча кивнул.

– Что интересного происходит в мире, Абдулла? Или ты, Вагиз, поделишься свежими

новостями?

– Ты всегда так торопишься, Мустафа, как будто боишься опоздать родиться на свет?
–

ответил Вагиз.
– Присядь, выпей чаю, посмотри на мир спокойно и с достоинством,

присущим старости, а не спеши, словно пылкий юнец. Ты уже родился.

– Как скажешь, о мудрейший, - пришедший прислушался к совету, поспешив

устроиться на дастархане.

– Хороший чай, - произнес все тот же Мустафа после третьей пиалы чая, устраиваясь

поудобнее, - и всё же, уважаемые, есть ли новости?

– Есть, Мустафа, есть!
– усмехнулся Вагиз.
– Как может не быть новостей, если мир

сошел с ума и катится в сторону Джаханнама быстрее, чем мы успеваем наполнять пиалы

чаем?

– Поделись с нами открывшейся тебе мудростью, досточтенный, - заинтересовано

произнес Абдулла, - что привело тебя к таким выводам?

– Уже несколько дней урусы суетятся, словно Искандер-бек снова перешел границу, к

Самарканду подходят муджахеды Энвер-паши, а Салим возродил Матчинское бекство.

– Ты меня удивляешь своей плохой памятью, Вагиз, - горько усмехнулся Мустафа, -

Искандер-бек гостит у гурий уже десять лет как. Энвер-пашу зарубили джигиты

Буденного еще в двадцать втором году, а Салима урусы застрелили годом позже. Тогда же

пала и Матча.

– Я не говорил, что они ожили!
– не растерялся Вагиз.
– Я только сравнил суету

последних дней с теми временами. Может быть, ёрдамчи Сталин начал большую войну?

Он ведь не зря обликом похож на Хромого Старца...

– Между прочим, - продолжал Мустафа, словно не слыша собеседника, - говорят, что

Энвер-пашу разрубили пополам, словно курдуючного барана. Не каждый батыр может

нанести такой удар...

– Точно так же потерял свою пустую голову Сахреддин Набиев, когда захотел

безвинно наказать сына "железного Шамси", - вступил в разговор Абдулла, отставив

пустую пиалу.
– Большая глупость - налететь на дом Абазаровых, имея всего лишь пять

джигитов!

– Сахреддин всегда был дураком, - усмехнулся Вагиз, - он думал, что ему придется

иметь дело всего лишь с двумя бойцами. Честно говоря, и в этом случае неизвестно, чем

бы кончилось дело. А так всё было ясно заранее.

– Эта история прошла мимо моего внимания, уважаемые, - нетерпеливо подпрыгнул

Мустафа.
– Не могли бы вы поделиться лепешкой мудрости, разломав ее снова?

– Ты тогда уезжал работать в Сталинабад, - пояснил Абдулла, - и вернулся только

через три года, когда страсти уже поутихли.

– И что же произошло?

– Набиев называл себя "последним муджахедом", - сказал Вагиз, - но был всего лишь

басмачом, самым обычным бандитом, умеющим воевать лишь со стариками и детьми.

Однако, как показала жизнь, он и с ними не мог справиться.

– Это показала не жизнь, - уточнил Абдулла, - это показала смерть. Одного зарезал

"железный Шамси". Как барана, пчаком в горло. Еще двоих забрали - стрелы,

выпущенные мальчишкой. А самого Сахреддина и Максуда Ахмадова зарубили сын и

внук старика. Говорят, кетменями. Но, кетмень не проходит сквозь кости, словно через

масло! Еще одного взяли в плен. Говорили, что Фарида ударила его по голове большой

сковородкой.

– Жена старого Шамси?
– уточнил Мустафа.
– Да, она может...

– Так это мы к чему, - проговорил Вагиз.
– Энвера-пашу убили таким же ударом, что и

Набиева с другом.

– Думаешь, это сделал кто-то из Абазаровых?
– спросил Мустафа.

– Ну, я не буду клясться бородой пророка...
– протянул Вагиз.
– Но Шамси-сын тогда

был в тех местах. А вот Салима точно убил он. Из винтовки. Это видели многие. Это уже

потом урусы ворвались в кишлак...

Старик умолк и потянулся к чайнику. Остальные последовали его примеру.

– Все Абазаровы хорошие стрелки, - произнес Мустафа, опустошив пиалу.
– Но ведь

Энвер-паша был сейидом. Как можно поднять руку на потомка Магомета?

– Все Абазаровы не верят в Аллаха, - пояснил Вагиз.
– Атеисты, да спасет Аллах их

заблудшие души. Да и люди говорят, что Энвер-паша, всего лишь жалкий самозванец и

ведет свой род чуть ли не из кяфиров...

Аксакалы осушили еще по пиале.