Рокки, последний берег

С первой встречи Элен в них просто влюбилась. Она нашла в них ту теплоту, которую приписывала «людям Юга», а их испанский акцент сразу ее покорил (они напомнили ей симпатичных героев из мультфильмов: Пепе ле Пью, Кота в сапогах, Спиди Гонзалеса и краба Себастьяна из «Русалочки»). Иду Элен назвала (про себя, ибо выражение к тому времени стало неполиткорректным) Толстушкой, а Марко — Толстячком. Элен вообще любила толстых (в известных пределах, конечно, не тех, кто страдал нездоровым ожирением — их она презирала за слабость характера): толстяки обладали жизнерадостностью бонвиванов, мягкостью пуховой подушки, беспечным оптимизмом, они внушали доверие, как какой-нибудь симпатичный Барбапапа из детской книжки, и, главное, позволяли ей больше ценить собственное тело, стройное и мускулистое, какое бывает у тех, кто способен следовать to do lists и расставлять приоритеты.

С самого начала она поняла, что у них все будет хорошо. Ида, со своей чисто латинской непосредственностью, не скупилась на объятия и поцелуи. Она сразу полюбила Жанну и Александра — их детство в ее глазах придавало им чуть ли не святости (в последующие месяцы она часто повторяла: «У нас дети — короли!»). Не хуже был и Марко, с лысой головой, гладкой, как линолеум, с черными, как автомобильные шины, глазами и выпирающими из-под майки широкими волосатыми плечами тяглового животного. У него были короткие ноги и руки, твердые, как штыри, пальцы, говорил он редко, но с толком, и с ним было надежно, как в противовоздушном убежище.

На остров они прибыли пополудни, после пятидесяти с лишним часов путешествия в некомфортных условиях на тесной яхте. Марко молча стоял у штурвала, его невозмутимость успокаивала. Ида ждала их на пристани, одетая в платье горничной, как того требовали правила агентства. Рядом с ней их домашний питомец, Жет, радостно вилял хвостом, понимая, что прибывшее судно означает новых друзей, новые прогулки и, как знать, даже новые игры. При виде собаки Жанна завизжала от радости, и даже Алекса, который дулся всю дорогу, как будто отпустило. Ида настояла, чтобы они оставили чемоданы на борту. Она займется ими позже вместе с мужем. Комнаты она уже приготовила. Кровати были застелены свежими простынями, от которых пахло лавандой, а на подушках каждого ждала маленькая шоколадка в золотой упаковке.

Стоя в их большой комнате у окна во всю стену, перед потрясающим видом на океан, Фред поцеловал ее. Этот поцелуй как будто говорил: «Мы спасены, теперь с нами ничего случится, мы в безопасности». Элен понравился этот поцелуй, и она прижалась к Фреду, утвердившись в мысли, что, выбрав его партнером (ей нравилось это определение) и отцом для своих детей, она не ошиблась. Из серой зоны ее памяти выплыло прекрасное лицо Амбры Лемаршан. Она смотрела на него со смесью жалости и удовлетворения. Амбра выбрала любовь. Она, Элен, выбрала здравый смысл. Это было не так волнующе. Это даже было откровенно тягостно, но, по крайней мере, сегодня она жива.

Расставлять приоритеты.

Следовать to do lists.

Опять.

Тот первый день на острове прошел как во сне. Она не знала местности, никогда прежде здесь не бывала. Фред иногда рассказывал об острове, но она почти не проявляла интереса. Ей это казалось прихотью, чудачеством. Времяпрепровождением, стоившим денег, но, в конце концов, Фред разбогател и имел право тратить свое состояние, как ему заблагорассудится (лишь бы это не влияло на их уровень жизни). Он говорил ей о местоположении острова, объяснял, почему не хочет перебираться в тропики («Там будут искать укрытия все», «Тамошний климат может быть опасен»), почему не хочет чего-то побольше (чтобы быть незаметнее, он даже ухитрился замазать остров на гугл-картах). Он показывал ей планы, предложенные агентством, рассказывал об изменениях, которые хотел в них внести (скорее в стиле асьенды, чем в колониальном), спрашивал ее мнения насчет разных технических деталей внутреннего устройства. Она дала ему понять, что он может делать все, как хочет.

Теперь, когда они осели здесь надолго и всерьез, Элен понимала, с какой тщательностью муж подошел к концепции дома. Все было продумано до мелочей. За их супружескую жизнь они с Фредом дважды меняли дома, оба были построены по их собственным проектам. Они потратили много времени на обсуждение участка, вида, расположения, материалов для стен, полов, оконных рам, портьер, кухни, ванной, освещения, дверей, ручек, и сегодня она все это видела воочию. Этот дом, казалось, идеально суммировал все их прошлые обсуждения, это был синтез опыта, приобретенного в строительстве, которое они уже осуществили вместе, без допущенных прежде ошибок. Так, в доме, из которого они уехали (они еще не употребляли слово «покинули»), ей не нравилась душевая кабина с раздвижными дверями. Здесь Фред установил итальянский душ от Villeroy & Boch «в пол» из голубой керамической плитки (этот цвет она обожала), отделенный от остального помещения перегородкой из хрустального стекла (придающего объемность всей комнате), с боковыми струями для «совершенно особых ощущений от душа» (так было написано в каталоге). Фред с вниманием отнесся ко всем деталям, даже на полочке бронзового цвета были расставлены бутылочки геля для душа Еаи d’orange verte от Hermes, того, который предпочитала она.

Когда они приехали и осматривали дом, Элен еще не осознала всего масштаба охватившей мир катастрофы. Она знала, что дело серьезное, очень серьезное. Знала, что одни правительства пали, другие вот-вот падут. Что страны погружаются в хаос. Что миллионы людей умерли и миллионы еще умрут. Но что-то в ней продолжало верить, что все уладится, она не знала, каким образом и как скоро, но ведь испокон веков все всегда улаживалось рано или поздно. Пока она была в этом уверена, НАТО, или ООН, или бог весть какое учреждение найдет выход, примет меры и в конце концов вытащит человечество из дерьма, в которое оно само себя посадило. Видные люди наверняка укрылись в убежищах, в гигантских бункерах, оборудованных под землей или пробуренных в горах, как в фильме «2012». Элита, в числе которой лучшие ученые и инженеры мира, под контролем американской армии наверняка уже разработала план. Не может не быть плана, эти люди всегда мыслят на несколько ходов вперед!

А пока она жива и невредима, в самом замечательном из всех на свете убежищ, ее замечательные дети рядом, и все это благодаря ее замечательному мужу, которого она сама выбрала, потому что, не в пример Амбре, умела расставлять приоритеты.

Закутавшись в душистую мягкость купального полотенца (такого же голубого, как плитка), она вдруг ощутила порыв любви к Фреду. Какой прекрасный человек! Какой сильный характер! Какая решимость! Он наплевал на бесконечные объявления комендантского часа, заполонившие телефоны всего населения. Не посчитался с запретами и сел в самолет. Какое мужество! Какой мятежный дух! И порыв любви обернулся порывом желания: ей захотелось заняться с ним любовью, немедленно, бурно, страстно.

Но тут из столовой до нее донесся тонкий голосок Жанны, которая звала ее: «Ма-а-а-ама, ма-а-а-ама», и желание погасло, как свеча на сквозняке.

Она оделась — обитая бежевым велюром и освещенная встроенными светильниками гардеробная занимала десяток квадратных метров. И тут Фред оказался безупречен! Это было точное повторение ее гардеробной в их доме! Вся ее одежда была здесь: платья, халаты, кардиганы, блузки, белье, обувь. Он ухитрился купить все точно такое же! Разумеется, здесь большинство вещей будет ни к чему, зачем ей на этом острове посреди Атлантики Louboutin Jenlove на десятисантиметровых шпильках или платье Valentino из натурального шелка?

Внимание Фреда было прекрасно, восхитительно, очаровательно — любовь и желание снова овладели ею, закружилась голова, потеплело в животе, увлажнилось лоно. Она вздохнула, с проклюнувшейся внезапно в сознании мыслью, что у глобальной катастрофы есть не только плохие стороны.

Она надела простые джинсы, кардиган поверх футболки и пару кроссовок New Balance. Посмотрела на свое отражение в зеркале гардеробной: высокая, тоненькая, груди еще крепкие, как мандарины, попка как у триатлонистки. В таком спортивном, но элегантном наряде беженки, терпеливо переносящей беду, она нашла себя просто красавицей.

Столовая продолжала гостиную. Пол из вощеного дуба, стены, расписанные в технике mix and match ярко-розовым и миндально-зеленым, карта морских течений и глубин в раме на стене между двумя дизайнерскими латунными бра, большие, в пол, окна, выходящие с одной стороны на тенистое патио, а с другой на террасу, которую продолжал большой сад, словно устремляющийся к океану. Элен здесь сразу понравилось. Дети, умытые и переодетые, чистенькие, как маленькие английские лорды, уже сидели за столом с гамбургерами с жареной картошкой и большой порцией капустного салата.