Рокоссовский: терновый венец славы
Шрифт:
– Это неправда, - сказал, покраснев, Рокоссовский. Он глянул добрыми глазами на следователя.
– Никита Иванович, это чистейший вымысел.
– Это вы говорите!
– с чувством собственного превосходства
воскликнул Кавун.
– А мы располагаем неоспоримыми фактами, что он завербовал вас в 1916 году еще в Каргопольском полку, будучи унтер-офицером пятого эскадрона. И, чтобы поглубже внедриться в Страну Советов, правдами и неправдами пролез в командиры полка, в котором вы тоже служили и ходили у него в лучших друзьях. '
– Значит, по-вашему; Юшкевич с целью шпионажа в пользу польской разведки проливал кровь за революцию?
– спросил
– После тяжелого ранения сбежал из госпиталя, чтобы продолжать бить Колчака, Врангеля. Выходит, так, согласно вашей версии?
– Это тоже один из приемов матерых разведчиков, - продолжал гнуть свою линию следователь.
– Быть всегда на виду, проявлять рвение в службе.
– Воевать за Советскую власть и безоглядно отдавать жизнь за ее идеалы - это вы называете приемом?
– Тут выбирать не приходится: или пан, или пропал.
Рокоссовский с недоверием посмотрел на следователя и с
обидой в голосе произнес:
– Я должен вас разочаровать: ваши доказательства шиты белыми нитками.
– Откуда у вас такая уверенность? '
– Мне доподлинно йзвестно, что Юшкевич, командуя полком в дивизии Блюхера, геройски погиб в борьбе с Врангелем. Это случилось 28 октября 1920 года под Перекопом.
– Полноте, - скептически заметил Кавун. — Сведений о его гибели нет, свидетелей тоже. Мы располагаем проверенными данными, что Юшкевич нелегальным путем ушел в. Польшу<з районе Радошкович под Минском, когда вы командовали Самарской дивизией. И вы знаете, почему он выбрал этот участок границы.
– Вы намекаете на то, что я помог ему уйти?
– повысил голос Рокоссовский.
– Вы угадали, - улыбнулся следователь.
– И спорите вы из чистого упрямства.
Кавун перелистал страницу дела и, внимательно взглянув на подследственного, углубился в чтение.
Молчание тяготило Рокоссовского. Ему захотелось закурить, но он не стал спрашивать разрешения у Кавуна: посчитал это унизительным.
– Жаль, я ждал от вас другого поведения, - нарушил молчание Кавун, поглядывая на свои заметки.
– Что вы были завербованы Юшкевичем, вы категорически отрицаете?
– Да, категорически отрицаю.
– Тогда расскажите, как вы помогали своему другу нелегально перейти границу, - спокойно сказал следователь.
– Кстати, начальника пограничного отряда Ковалева Владимира Игнатьевича вы хорошо знали?
– Да, его участок границы входил в направление, которое прикрывала Самарская дивизия. Мыс ним были в хороших дружеских отношениях.
– Так вот, Ковалев дал нам показания, как вы с его помощью переправляли через границу Юшкевича, - проговорил Кавун. Он достал из дела лист бумаги и протянул Рокоссовскому: - Можете ознакомиться.
Рокоссовский, прочитав документ, изменился в лице. Он молча вернул его следователю.
– Ну, что вы теперь скажете?
– спросил следователь с торжеством в голосе.
– Если у вас мертвые ходят через границу...
– голос у Рокоссовского погас, у него вертелось на языке грубое слово, но он не стал его произносить.
– Чем вы можете доказать, что Юшкевич погиб?
Рокоссовский, ошеломленный показаниями пограничника,
с упреком посмотрел на Кавуна. «Неужели он всерьез уверен в том, что я шпион?
– подумал он.
– Как мог дать такие ложные показания Ковалев?» Он смотрел на следователя со все возрастающим удивлением: Горькая улыбка пробежала по его губам. Это было единственное, что он мог себе позволить для выражения гнева.
– Я был уверен, что у
вас доказательств о смерти Юшкевича нет, - ухмыльнулся Кавун.– Вы и здесь ошибаетесь.
– Вот это вы зря.
– Жив человек, у которого Юшкевич умер на руках.
– Где живет?
– В Москве, на улице Горького, номер дома не помню.
– Где работает?
– В Наркомате просвещения. Белозеров Андрей Николаевич./
– Мы потратили с вами уйму времени, - с досадой сказал Кавун.
– Для пользы дела хотелось бы еще кое-что выяснить. Ответьте мне на вопрос: если вы не имеете никакого отношения к польской разведке, то почему вы, командир дивизии, на занятиях по оперативной подготовке под Минском утверждали, что панская Польша не развяжет с нами войну. Как прикажете понимать ваши слова? Не подрыв ли это боеготовности Красной Армии?
– О том, что Польша в одиночку не нападет на Советский Со-
f.
f
юз, я это утверждаю и сейчас, - решительно сказал Рокоссовский.
– Почему? Я повторять не собираюсь. Судя по всему, у вас материалы имеются. Я там объясняю причины.
> — Нам осталось выяснить еще один вопрос, Константин Кса-
верьевйч, - сказал Кавун, сделав ударение на последнем слове.
– Пожалуйста, выясняйте.
– Почему вы поменяли отчество, чем оно вам не нравилось?
– Это мое личное дело, - сухо ответил Рокоссовский, - и к тому, о чем мы сегодня говорили, никакого отношения не имеет.
– Ну, а все-таки, - продолжал Кавун.
– Стоит ли из-за моего
вопроса сразу лезть в бутылку. У нас с вами должны быть доверительные отношения. Удовлетворите, пожалуйста, мое любопытство.
– Причиной этому было то, что «Ксаверьевич» непривычное
слово для русского уха и его постоянно перевирали, писали то Савельевич, то Ксавельевич, то еще получше, - пояснил Рокос-совский.
– Человек задним умом крепок. Теперь каюсь: молод был, не надо было этого делать. .
– Что ж, на сегодня хватит, - сказал Кавун, собирая в папку бумаги.
– А вы, Константин Константинович, хорошо подумайте, о чем мы с вами сегодня толковали. Не все сразу сознаются в содеянном. Честное признание и раскаяние являются смягчающими вину обстоятельствами. Теперь мы будем встречаться с вами часто. Лучше будет для нас с вами, если вы расскажете все начистоту.
– Мне не о чем рассказывать.
– Как знать, - загадочно улыбнулся следователь.
В сопровождении конвойных Рокоссовский покинул кабинет. Когда он вернулся в камеру, был уже вечер. Подали ужин. Он насилу выпил стакан чаю и съел кусочек хлеба.
Как загнанный в клетку дикий зверь, он ходил по камере (четыре шага туда, четыре - обратно) и все думал и думал. Предъявленные ему обвинения сильно озадачили и поставили его в тупик. Сегодня он убедился - намерения НКВД в разладе с действительностью. Раз его хотят поймать на такую дохлую наживку, вначит, у них дела идут из рук вон плохо. Сколько ни-думал, сколько ни гадал Рокоссовский - все равно не мог понять: кто же основной организатор этой глупой затеи. Зачем и кому надо делать из него польского шпиона? И то, что следователь знает многие подробности его служебных разговоров, подтверждает предположение, что особисты следили за каждым его шагом.