Рокоссовский: терновый венец славы

Глава одиннадцатая 1

В самом начале августа 1937 года бессердечно припекало солнце. Казалось, что этому пеклу не будет конца. Уже болёе трех недель жара косила зеленую траву, превращая ее в рыжую, худосочную колючку. Лиственные деревья поникли, преждевременно пожелтели поля. Только мужественно держали марку сосны да ели: они выглядели еще более темными на фоне выгоревшего ландшафта.

Юлия Петровна и Ада вышли из дому и присели под елью на деревянную скамейку. День по-прежнему был ясный, только далеко на горизонте, за лесом, выплывала громадная черная туча. Десятки блестящих ласточек сидели на проводах и без умолку чирикали, словно обсуждали какую-то важную новость. Некоторые из них, как бы обидевшись за то, что к их мнению не прислушиваются, взмывали вверх и выделывали неимоверные кульбиты, а затем опять присоединялись к стае. В воздухе стоял дурманящий терпкий запах.

К дому подъехала машина, из которой вышел Рокоссовский. Он не успел осмотреться, как к нему с радостным криком подбежала Ада.

– Папочка, родно-ой мой! Как я по тебе соскучилась! Ну где же ты пропадаешь?
– Она забралась к нему на руки и, прижавшись головой к его лицу, замерла.

– Доченька, дай мне хоть один раз поцеловать папу, - сказала жена, расцветая от радости.

– Мамочка, только, чур, один раз!

Рокоссовский растерянно обнимал жену и дочь. Он изо всех сил старался не подать и виду, какие в его жизни произошли события, хотя, то ли от стыда, то ли еще отчего, ему хотелось провалиться сквозь землю.

– А почему ты не на своей машине?
– спросила Юлия Петровна.

– Моя поломалась.

– Костя, - заглянула ему в глаза жена и осторожно спросила: -Ты был в лаге рях и совсем-совсем не загорел... Ты сегодня какой-то странный, будто тебя подменили.

– Мама, как тебе не стыдно так говорить? Моего папочку никто не может подменить, - возразила Ада, нежно поглаживая волосы отца и откровенно любуясь им.

– А почему же его никто не может подменить?
– улыбнулся

Рокоссовский, довольный тем, что дочь помогла уйти от неприятного ответа.

– Да потому, что он самый красивый и умный. Мой папочка— самый-самый.

– Ты преувеличиваешь, доченька, - прижал ее к себе отец и поцеловал.

Внезапно тучи начали заволакивать все небо. Блеснула молния, загремел гром. Рокоссовские зашли в беседку, по кровле которой застучал дождь. После грозы пошел ровный, что называется, грибной дождик. На глазах оживала и молодела природа. Бескрайний небесный простор, затянутый легкой дымкой, был похож на тихую водную гладь вышедшей из берегов реки во время раннего весеннего паводка. Радуга, горящая разноцветными огнями, одним концом упиралась в озеро, расположенное в трехстах метрах от дома, а другим, образуя полукруг, уходила в серые облака. Создавалось впечатление, что она пьет воду из озера.

Поздно вечером, когда Ада уснула, Рокоссовский рассказал жене все, что с ним произошло за эти дни. Этой трагедии он старался придать будничный характер, но Юлия Петровна понимала всё. Ее охватил страх за будущее. Она с ужасом думала о том, что мужа могут арестовать со дня на день; безумие возможной предстоящей разлуки не давало ей покоя до утра.

– Юленька, я тебя очень прошу: не надо заранее печалиться. Может, все образуется. Слава богу, силы у меня еще есть, устроюсь каменотесом и будем жить, как живут все простые люди.

Она прекрасно понимала, что муж говорит все это ради того, чтобы заставить ее уснуть. Она чувствовала всем сердцем, что и он так же переживает и мучается, как и она, но только старается держать себя в руках:

2

Рокоссовские встали рано и занялись множеством дел - важных и пустяковых. Жена и дочка приступили к домашним делам, а Рокоссовский почти целый день ходил по магазинам. Ему трудно было привыкать к новому положению, к гражданской жизни. Он обладал даром привлекать к себе людей, ничего особенного для этого не делая. В одних он пробуждал к себе уважение своим ровным, спокойным поведением, в других - пробуждал интерес своей эрудицией. Теперь же если бывшие сослуживцы встречались с ним один на один, то всем видом показывали свое к нему расположение. Однако когда эта встреча происходила с двумя или более, то те делали вид, что они и вовсе с ним незнакомы. В связи с этим Рокоссовские, чтобы не мозолить глаза жителям дома и не ставить их в неловкое положение, весь вечер прогуляли на озере до захода солнца. Они дышали последожде-вым воздухом и много говорили о будущем. Но там не сияло солнце, и в его безмерных просторах, не подвластных настоящему, тоже нельзя было отдохнуть душой.

Сегодня Рокоссовские легли спать рано. Убаюканные природой н разговорами о будущем, все быстро уснули.

Под утро на лестнице раздались шаги. Первой услышала жена. Каждый тяжелый, размеренный шаг болью отдавался в ее сердце. «Неужели к нам?
– думала она.
– Господи, пронеси». Она глянула на обнаженную грудь мужа, прикрыла ее одеялом, будто хотела спрятать от беды. Вдруг шаги застыли... Тишина... Через минуту-две в прихожей раздался длинный и властный звонок.

– Набрось халат, - сказал моментально проснувшийся Рокоссовский. Он торопливо надел спортивный костюм.
– Я открою сам.

В комнату вошли три человека в форме военнослужащих НКВД, за ними стояли два сослуживца по штабу корпуса из соседнего подъезда - понятые.

– Оружие есть?
– спросил один из военнослужащих.

– Нет, сдал, - ответил Рокоссовский.

– Одевайтесь, вы арестованы.

– Боже мой, что же это такое?
– вышла из соседней комнаты жена, по ее щекам ручьем текли слезы.

– Юлия, милая, веди себя достойно, - проговорил Рокоссовский, надевая гражданский костюм.

Сослуживцы стояли у порога и не поднимали глаз.

– Проходите в комнату, - обратился к ним Рокоссовский.

– Спасибо, мы постоим здесь.

– Вы быстрей собирайтесь и не разводите антимонию!
– сказал один из военнослужащих, сверкнув глазами на Рокоссовского.

– Зачем же так грубо?

– Вот ордер на арест и обыск, - более вежливо сказал старший группы.
– Попрошу вас расписаться.

Рокоссовский повертел в руках бумагу, расписался и сел на стул. Сзади к нему подошла жена и обняла его дрожащими руками.

Работники НКВД привычно, профессионально отработанными движениями начали потрошить столы, полки, шкафы.

– Осталась та комната, - старший кивнул на детскую, когда дело подходило к концу.

– Может, оставите девочку в покое?
– сказал Рокоссовский, повернувшись к старшему группы.
– Пусть думает, что папа уехал в длительную командировку. Она к этому уже давно привыкла.

– Нет, не можем. Обыск есть обыск.

– Ну что ж, Юлия, поднимай дочку.

Жена зашла в спальню и оттуда вышла с заспанной Адой, которая остановилась посередине комнаты, смотрела то на незнакомых людей, то на родителей и никак не могла сообразить, что здесь происходит.

– Папочка, ты куда?
– испуганно спросила она, догадываясь о пришедшей к ним в дом беде. Она подбежала к отцу и бросилась к нему на шею.

Юлия Петровна заплакала и вышла в соседнюю комнату. Отец и дочь сидели рядом, прижавшись друг к другу, и молчали.

Прошло около часа. Жена собрала кое-какие вещи и вместе с консервами, хлебом, печеньем и сахаром сложила в дорожный чемоданчик, которым пользовался всегда муж, когда уезжал в длительную командировку.

Закончив все формальности, представитель НКВД заявил: