Рокоссовский: терновый венец славы

Рокоссовский вспомнил анкету, которую ему дали заполнить, когда назначали командиром корпуса. Будто кадровикам не было известно, что он не состоял в национал-шовинистиче-ских, троцкистской и других контрреволюционных организациях, не отклонялся и не колебался от генеральной линии партии, не служил в белой армии, в антисоветских националистических отрядах. Все равно его заставили ответить на каждый пункт анкеты.

Много воды утекло с тех пор, как установилась Советская власть, а мы почему-то считаем, что внутренние враги спят и видят, чтобы ее уничтожить. Пример самого справедливого общества, лучший в мире уклад жизни, а не грубая и никем не обузданная сила перемелет в порошок любого противника.

Где-то к полуночи он, не раздеваясь, лег в постель и скоро уснул. Всю ночь его мучили тревожные и беспокойные сны. То он гулял со своей Юлией на берегу реки Селенги, то они стояли у памятника декабристам и целовались... Потом он видел маленькую Аду. Она заливалась в отчаянном плаче, а он носил ее цо комнате, напевая какую-то мелодию. Ему стало так жарко, что он рванул на себе тюремную робу и тут же проснулся. Он присел на койку, затем собрал на полу оторванные пуговицы и положил их в карман. В квадратном окошке под потолком еще не было видно признаков рассвета, но он уже не мог уснуть и снова начал мерить шагами камеру.

Глава четрнадцатая 1

Прошло почти девять месяцев, а следователь Кавун не сумел довести дело Рокоссовского до суда тройки. Он рвал на себе волосы: ему впервые попался такой крепкий орешек. Бывало, ме-сяц-два, от силы три - и люди не выдерживали, сдавались. А этот стоит на своем - не виноват, и все. Пробовали выбить из него показания - и это не помогло. А ведь начальство давит: где признания и собственноручная подпись шпиона Рокоссовского? Грозят даже понизить в должности. «Что ж, сломаешься, никуда не денешься. Ты у меня еще заговоришь, упрямый осел», -так думал Кавун, находясь в своем кабинете. Он ждал Рокоссовского.

Открылась дверь, и конвоиры ввели в кабинет подследственного. Рокоссовского трудно было узнать: его спортивная фигура осунулась, лицо было в синяках, красная царапина шла от уха к подбородку, посиневшие губы были сжаты.

– Здравствуйте, - сказал Кавун, окинув узника недружелюбным взглядом.

– Можно сесть?
– тяжело поднял глаза Рокоссовский.

– Садитесь.

– Спасибо.

– Твоя вежливость у меня уже сидит в печенках.

Рокоссовский с презрением глянул на следователя и промолчал.

Кавун пошел с места в карьер.

– На всех тактических и штабных учениях практиковать опрос пленных по имеющимся словарям пленных изображают один-два командира, отвечающие только на японском языке. С июля сего года во всех штабах установить один день в пятидневку, закрепив в этот день один час, в течение которого весь разговор в штабе лицами начальствующего состава, используя словарь, вести только на японском языке. Изучению японского военно-разговорного языка придать исключительное значение, поставив целью к декабрю сего года всему начальствующему составу овладеть суммой слов, необходимых для опроса пленных.
– Закончив читать, Кавун оторвал взгляд от бумаг и уставился на Рокоссовского.
– Это ваш приказ?

– Да, - нехотя ответил тот.
– Это приказ по пятнадцатой дивизии.

– Чем же вас так ублажили японцы, что приказали своим подчиненным изучать их язык?

– Это требование тогдашнего командира Забайкальской группы войск Грязнова, а ныне командующего Забайкальским военным округом.

– Вы отстали от жизни, Константин Константинович. Ой как вы отстали.
– Кавун покачал головой.

– Грязнов арестован еще в прошлом году.

– То есть как арестован?

– Так же, как и вы.

.
– Странно. Это был прекрасный командир.

– А что тут странного?
– следователя явно забавляло поведение Рокоссовского.
– Ваш Грязнов признался, что был завербован японской разведкой. Он ждал, когда японцы оккупируют Дальний Восток, и готовился встретить их во всеоружии. А за то, что его подчиненные лопотали бы на японском языке, знаете какое бы он получил вознаграждение? Хм, нам, простым людям, и не снилось.
– Кавун кашлянул и, внимательно разглядывая Рокоссовского, добавил: - А вы, выходит, ему помогали. Вот такая вышла на деле петрушка.

– В изучении языка будущего противника я ничего плохого не вижу.

– Если бы дело было только в изучении языка.

Рокоссовский посмотрел в холодные глаза Кавуна.

– Похоже, вы мне и шпионаж в пользу японской разведки собираетесь пришить?

– Дело покажет. Ясно одно - вы были тесно связаны с Грязновым и ходили у него в друзьях. Вполне возможно, что вы с ним работали на японцев заодно.

– Это ложь!
– зло сказал Рокоссовский.
– Лучше сразу обвиняйте меня, что я работал на английскую и французскую разведки. Семь бед - один ответ.

– Вы не язвите, гражданин Рокоссовский!
– повысил голос Кавун и, выйдя из-за стола, положил перед ним протокол допроса.
– Подпишите!

– Я ничего подписывать не буду.

– Снова за свое.

– Я сто раз об этом говорил: я ни в чем не виновен!

– Тогда скажите, вы были знакомы с Чайковским Косьяном Александровичем?

– Да, был. Он служил в штабе Забайкальского военного округа. В его ведении были бронетанковые и механизированные войска, и мы с ним часто решали служебные вопросы.

– А по неслужебным делам вы с ним общались?

– Несколько раз встречался на охоте, на рыбалке, - со скрытым раздражением в голосе ответил Рокоссовский.
– Он повернулся к Кавуну.
– В связи с чем возник этот вопрос?

– - Он тоже дает очень интересные показания не в вашу пользу, -сказал Кавун, занимая свое место за столом.
– Гражданин Рокоссовский, я даю вам время, подумайте, где вы встречались в неслужебной обстановке с Грязновым, Чайковским и другими. Для следствия представляет особый интерес - о чем вы говорили, к чему готовились. В следующий раз у меня будет к Вам очень много вопросов. Я еду в командировку в Читу и буду очень занят.
– Он вышел из-за стола, прошелся по кабинету и, остановившись напротив Рокоссовского, произнес: - Видите, как я с вами откровенен. Хотелось бы, чтобы и вы платили мне той же монетой.

Кавун нажал на кнопку звонка, и на пороге появились конвоиры.

– Уведите!

Был яркид и солнечный день мая 1938 года. Пока открывали заднюю дверь «воронка», Рокоссовский окинул взглядом голубое поднебесье, откуда доносились трели какой-то птицы; легкий ветерок обдавал лицо приятной прохладой.

– В машину!
– подал команду старший конвоир.

«Как же хочется на волю», - подумал Рокоссовский, с трудом отрывая глаза от розовых тюльпанов на газоне у дома НКВД.