Рокоссовский: терновый венец славы

В поисках разрешения своих сомнений Рокоссовский призывал на помощь философов древности, современности, но и у них не всегда находил ответы на свои вопросы, а это еще больше бередило душу. В его каменном мешке было так тихо, что, казалось, было слышно, как горит электрическая лампочка под облезлым и заросшим паутиной потолком. За этот год он так и не смирился с тем, что он совершил преступление против Советской власти. Он считал себя невиновным.

3

В начале сентября Рокоссовского вызвали на допрос. На этот раз его привели в специально оборудованную для этого комнату в тюрьме «Кресты». Допрашивал его все тот же следователь Кавун. Сегодня он выглядел более уверенным и бодрым. Создавалось впечатление, ч.то он обладает доказательствами того, что его подследственный виноват во всех грехах, в которых его обвиняют.

– Собственноручно будете писать протокол допроса или заниматься этим мне?

– Как хотите, я ничего писать и подписывать не буду.

– Старая песня?

– И на старый лад.

– Вы злоупотребляете гуманным к вам отношением следствия, - недовольно заметил Кавун.
– Видимо, отдых не пошел на пользу.

– Ничего себе, невиновный человек год сидит в тюрьме и вы это называете гуманным?
– Рокоссовский с любопытством глянул на следователя.
– Хотел бы я вас видеть на моем месте.

Кавун не обратил внимания на резкий выпад подследственного, а продолжал делать какие-то пометки в протоколе допроса. Он поднял голову и, поглядывая в записи, сказал:

– Следствие еще раз предлагает вам чистосердечно рассказать о совершенных вами преступлениях против коммунистической партии большевиков и советского государства.

– Я никаких преступлений не совершал ни против партии, ни против советского государства. Если вы считаете преступлением то, что я на их стороне воевал, тогда следствие стоит на правильном пути.

– В прошлый раз вы подтвердили, что с Чайковским водили дружбу?

– Да, мы были друзьями.

– Хороши у вас друзья, ничего не скажешь, - съязвил Кавун.
– На допросе 20 июля 1937 года ваш друг Чайковский признал себя виновным в участии в антисоветском заговоре и в шпионаже в пользу японской разведки. И завербовал его враг народа Тухачевский. Что вы можете сказать по этому поводу?

– Это дело его, Чайковского, он вправе признаться в изнасиловании английской королевы. Это меня не касается.

– Напрасно, напрасно!
– воскликнул Кавун.
– Не зря же говорят: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Чайковский показал, что вы являетесь активным участником антисоветской организации и участвовали в разработке программы заговора.

Еще одним обвинением Рокоссовский был сбит с толку и с минуту смотрел на следователя с недоумением.

Кавун сделал вид, что не Замечает его удивления, и, приставив руку ко лбу козырьком, приступил к чтению показаний Чайковского.

«Цель заговора - установление диктатуры во главе с Тухачевским. Методы достижения цели: в случае возникновения войны - создание предпосылок для поражения СССР, после чего свалить вину на руководство партии и правительства и устранить их от власти. В мирное время - саботаж и вредительство с целью вызвать недовольство в войсках и среди населения и захватить власть путем мятежа».

– Ну, - произнес Кавун, 'закончив чтение и указывая пальцем на показания, добавил: - Впоследствии Чайковский от этих показаний отказался. Поэтому следствие изобличило его с помощью показаний других лиц, проходящих по делу о заговоре в^войсках Забайкальского военного округа. Было проведено большое количество очных ставок, где Чайковский был окончательно изобличен, хотя своей вины и не признал. .. Так что...

– добавил следователь и с иронией устремил взгляд на Рокоссовского.

– Я вас понял, - с горечью произнес Рокоссовский.

– У меня имеются протоколы этих ставок, - продолжал следователь с недоброй усмешкой, - а также показания лиц, уличивших Чайковского в совершении преступлений. Должен вам сказать, что там фигурирует и ваша фамилия. Я предлагаю ознакомиться с этими документами.

– Мне это совсем неинтересно.

– Вот это уж напрасно. Грязнов и Чайковский показали, что вы с ними на заимке, уединившись в тайге, разрабатывали план заговора по установлению военной диктатуры на Дальнем Востоке.

По лицу Рокоссовского пробежала саркастическая улыбка.

– Вот это уж зря, зря смеетесь, вам и в голову не может прийти, насколько все это серьезно.

– Это очередное вранье, - с невозмутимым видом сказал Рокоссовский.
– Да, мы были втроем в тайге, но отводили душу на охоте и рыбалке. Кстати, если вам придется побывать в тех краях, сходите в тайгу, полюбуйтесь ею, не пожалеете.
– После этих слов он оживился.
– А вообще-то, если они говорили и писали о заговоре, то нельзя ли организовать эту встречу, говоря вашим языком, провести очную ставку? Мне хочется посмотреть Чайковскому и Грязнову в глаза.

– К сожалению, Чайковский умер в читинской тюрьме 22 июня 1938 года от остановки сердца.

– Давайте тогда Грязнова.

– Грязнов расстрелян, - произнес Кавун и, отодвинув в сторону дело, закурил сам и угостил сигаретой Рокоссовского. Жадно затянувшись дымом и посмотрев ему в глаза, он как бы между прочим сказал: - Признание - основа доказательства вины.

Рокоссовский заметил, что впервые за время допросов сквозь маску строгого блюстителя «государственных интересов» проглянуло лицо обыкновенного человека.

Кавун потушил сигарету и несколько мягче обычного сказал:

– Не думал я, что вы будете стоять на своем. Твердый вы человек. Откуда вы только свалились на мою голову?

Этот неожиданный поворот в разговоре несколько обескуражил Рокоссовского, и он с сочувствием посмотрел на следователя.

– Что ж, видимо, я не подобрал к вам ключика. Пусть подбирают другие.

– Меня передают другому следователю?
– спросил с удивлением Рокоссовский.

– Раз не хотите признаться мне...
– пожал плечами Кавун.

– Мне не в чем признаваться: я не виноват.

Следователь вышел из-за стола, выразительно на него посмотрел, протянул ему руку и вызвал конвоиров.

Глава пятнадцатая 1

О ходе расследования дела Рокоссовского ленинградские органы НКВД постоянно докладывали в Москву. Оттуда требовали: «Это непримиримый враг советского государства: Он должен получить по заслугам. Выжимайте все, что можете».

Кавун был опытным следователем, но не настолько, чтобы «расколоть» Рокоссовского. Поэтому перед последним допросом начальник управления переговорил е Москвой и оттуда получил команду: если в результате допросов не будет результатов и сегодня, то Рокоссовского вечером направить в Москву со всеми материалами дела, с которыми должен прибыть Кавун, чтобы ввести в курс расследования нового следователя.