Рокот
Шрифт:
– Ты должна… туда, в яму… Пол… так нужно… ты должна…
Что? Туда?
От ужаса внутри Полины, где-то в горле, словно набухли ледяные пузыри. Она хотела закричать – господи, как же хотела – но лишь судорожно вдыхала влажный воздух, наполняясь им и не в силах выдохнуть. Рвалась из железной хватки Кости, упиралась босыми пятками в землю, отчаянно сопротивлялась, а он тащил её к краю ямы.
«Не хочу! – беззвучно кричала Полина. Кричала где-то внутри себя. – Я не хочу! Оставь меня! Отпусти! Не хочу! Не хочу!».
Под ногами обвалилась земля, и Полина ухнула в яму.
Футболка
Полина пришла в себя через несколько секунд, уже на дне ловушки. Вскочила и посмотрела наверх, выискивая лицо Кости. Ей нужно было видеть его, видеть, что её падение – всего лишь недоразумение, глупая шутка.
– Пол, так нужно, – прочитала она по тонким, измазанным в грязи губам друга. – Я узнал, что в состоянии сильного страха люди способны на невозможное. Я мечтаю услышать твой голос, а здесь ты научишься кричать. Ты же будешь кричать, Пол? Будешь кричать?
Да, она хотела кричать, хотела кричать даже больше, чем дышать, но она не могла, ведь причина её немоты – не отсутствие слуха, а травма голосовых связок. Глухие умеют говорить, смеяться в полный голос, шептать, они могут и кричать, а она безмолвна, всецело и навсегда. И даже если Костя вдруг стал бы сдирать с неё кожу, она бы и тогда не издала ни звука.
Полина потянула к нему руки. Горло сжал спазм, начиналось удушье.
Она открыла рот в попытке хоть что-то произнести. Неподвижные голосовые связки, точно запертые ворота, не поддавались. По глазам Кости она поняла: из её рта рвётся только тишина.
Глаза Полины обожгли слёзы, она бросилась на стену в попытке вкарабкаться наверх, но повалилась назад, на дно. Костя предусмотрел всё до мелочей. Он всегда поражал её целеустремлённостью и рьяной, до исступления, усердностью. А тут он целый месяц рыл яму, чтобы сбросить её туда.
Рыл яму для неё.
Конечно же, он всё рассчитал.
Сверху посыпалась земля. Костя кинул в Полину горсть, потом ещё одну и ещё.
– Кричи, Пол. Пока ты не закричишь, я тебя не вытащу. Ты обещала не думать обо мне плохо, помнишь? Ты обещала. А теперь кричи. Как только ты закричишь, я сразу тебя освобожу, но сначала тебе надо закричать.
Полина смотрела на друга сквозь пелену слёз. Он на мгновение исчез из виду, но тут же вернулся и сбросил вниз пакет, тот плюхнулся в изрытую землю дна.
– Там дождевик и резиновые сапоги. И ещё термос с горячим клюквенным морсом, чтобы ты не простудилась.
Полина к пакету не притронулась, зато в полной мере осознала: своей жуткой заботой Костя разрушил её надежды на то, что это была просто шутка.
Он добавил:
– Там ещё твой диктофон. Это чтобы записать голос, когда ты закричишь. Хватит хранить чужие голоса, пришло время оставить свой, как думаешь?
Полина склонилась над пакетом.
Сверху, на свёртке из синего прорезиненного дождевика, лежала её компактная «Электроника», совсем ещё новая. Полина любила записывать на аудиокассету голоса людей в течение дня: родственников, соседей, прохожих. Она не слышала их, но старалась
запечатлеть на магнитной ленте звуки, тона, тембры, эмоции, смех, плач – всё, что казалось ей важным.Некоторые говорили, что это ненормально, но Полина всё равно хранила голоса и шумы. Она лелеяла надежду, что когда-нибудь слух восстановится, и она вернётся к своему архиву из десятков кассет, возрождая полноценную картину воспоминаний.
Как раз сегодня её шестидесятиминутная кассета была почти заполнена. Оставалось несколько минут свободной плёнки. А может, это судьба, и Костя прав: нужно испытать себя страхом настолько, чтобы закричать?
– Я оставлю тебя ненадолго. – Костя оглядел округу наверху, нахмурился. – Ловушки… трещат… кажется, это ловушки для сатаны. В них какие-то трещотки установлены, что ли. В них шумит ветер. – Он сглотнул, посмотрел на Полину. – Пол, я вернусь минут через десять, ладно? Где-то на трассе верёвку потерял. Наверное, она свалилась с багажника, когда мы ехали. Мне надо её найти.
Полина замотала головой: «Нет, не оставляй меня тут одну!», вот только во взгляде Кости больше не увидела вины или тревоги, он почти не сомневался в том, что поступает правильно.
– Посмотри сюда. Ты знаешь, зачем это? – Парень указал на свисшую с края ямы трубу. – Чтобы ты испугалась сильнее. Здорово я придумал? Подвёл воду из озера и перекрыл задвижкой. Если ты не закричишь, я уберу задвижку. Вода польётся на тебя сверху и будет заполнять яму. Так ты испугаешься сильнее, а значит, закричишь.
«Не оставляй меня! Не оставляй! Если ты оставишь меня, я никогда тебя не прощу!» – жесты Полины, быстрые и эмоциональные, рассекли затхлый воздух ямы.
– Не оставлю. – На лице Кости окончательно окрепла уверенность. – Я не оставлю тебя, Пол. Никогда не оставлю. Я скоро вернусь. Через десять минут буду уже тут, обещаю.
И впервые Костя показал этот жест: приложил раскрытые ладони к сердцу и направил их в сторону Полины – «Я люблю тебя».
А потом исчез.
Полина зажмурилась, осела на колени. Она не могла стоять. Тело содрогнулось от немого плача, ноги увязли в сырой комковатой земле. Через несколько долгих минут, когда тряска отпустила, и Полина открыла глаза, то ужас обрушился на неё с новой силой, куда большей, чем прежде.
Вокруг стояла кромешная темнота.
Костя закрыл яму настилом, закидал ветками и приладил сверху то бревно. Да, он сделал это. Он хотел заставить её закричать, даже если это будет стоить им дружбы.
Кричи, Пол. Ну давай же, кричи. Кричи.
Полина обхватила себя руками, впилась ногтями в бока и принялась раскачиваться вперёд-назад. Всё сильней и сильней, чтобы почувствовать своё тело, чтобы понимать, что оно ещё не растворилось в этой вязкой темени. Потом приоткрыла рот, вдохнула прохладный воздух, зажмурилась и напрягла глотку.
Ей показалось, что она крикнула.
Да, крикнула.
Ей стало так больно. Там, внутри её мёртвого горла, в глубине лёгких, вспыхнул пожар. Он опалил язык, нёбо, докрасна раскалил губы. В темноте померещилось дикое пламя, вырывающееся из её огромного драконьего рта.