Роковые тайны

Она присела на траву, опершись спиной на колесо. Через несколько минут из темноты выступил Пистолет. Триш знала, что он тут, она заметила его еще из фургона, и ей было приятно.

– Мисс Триш, это я, Пистолет.

– Я знаю. Кто еще мог выскочить из темноты, словно ошпаренная кошка?

– Как ты себя чувствуешь?

– Достаточно хорошо, чтобы вмазать белке в глаз.

– Ну ты заливаешь!

– Если ты и так все знаешь сам, то чего спрашиваешь?

– Ты еще не совсем поправилась, чтобы задать кому-нибудь жару.

– Ты меня не знаешь.

– Я знаю, что ты упряма как осел.

– А ты само совершенство.

– Чего ты все ворчишь?! – воскликнул Пистолет. – Временами ощетиниваешься, будто рысь.

– Если я ворчливая, упрямая, свирепая рысь, то чего ради ты тут торчишь? Уматывай к себе. Я не просила оставаться.

– Нравится тебе это или нет, но я останусь.

– Чего ты обрился? Просыпаюсь и вижу, как на меня таращится голая морда. Я уже хотела ткнуть ножом, но разглядела твой дурацкий жилет.

– Если ты проснулась, так почему не дала знать?

– Хотела посмотреть, не чувствуешь ли ты себя виноватым.

– Ты тоже хороша.

– Ну довольно.

– А ты спала, когда я поцеловал тебя?

– Что? – Триш дернула головой так резко, что задохнулась от боли.

– Ну, ну, ладно тебе, – сказал Пистолет со смешком. – Я пошутил.

– Скверные у тебя шутки.

– Миссис Эдди отдала тебе ножны?

– Да.

– Чего не носишь?

– Да этого ремня хватит три раза вокруг меня обернуть.

– Черт! Давай я тебе его обрежу и проделаю еще дырки.

– Я бы и не подумала. – Она обратила к нему свои золотистые глаза. – Да, не могу больше называть тебя бородачом. Ради чего ты побрился? – переспросила она.

– Чтобы ты видела, какой у меня подбородок!

– Шуточки все шутишь.

– Кроме того, я бреюсь каждую весну. На этот раз не успел.

– Наверное, только тогда и моешься.

– Нет. Моюсь на Рождество, если сильно чешусь. – Сдавленный смешок придал ему уверенности. – Принеси ремень и ножны. Я хочу, чтобы нож всегда был при тебе.

Не проронив ни слова, она забралась в фургон. Пистолет ждал, всматриваясь в темноту.

Она без труда нашла в темноте подарок, почти сразу же вернулась и швырнула его Пистолету, как будто он ничего для нее не значил.

– Вот. Напрасно ждешь благодарностей.

– Дьявол! Я не прошу благодарности. Оберни вокруг талии, чтобы было удобно, и я намечу дырки. – Триш попыталась надеть ремень, не выпуская винтовки. – И положи ружье. Застрелишь себя или меня.

– У меня только две руки, – отрезала она. Пистолет прислонил свое ружье к фургону и вырвал у нее ремень. Встав на колени перед Триш, он обернул его вокруг ее стройной талии.

– Где тебе удобно? – резко спросил он. Она сдвинула ремень вниз:

– Вот тут… болван!

– Мне нужен свет, – пожаловался он.

– Не будет тебе никакого света.

– Я уже видел эту отметину на лице. Думаешь, стала некрасивая, и не хочешь, чтобы я тебя видел.

Триш окаменела. Только через минуту Пистолет понял, что эта реплика была лишней. Она отвернула лицо. Триш восприняла слова Симмонса не столь легко, как он предполагал. Ее молчание, холодное и отчужденное, сдавило его со всех сторон. Ему казалось, что он пнул щенка или наступил на цыпленка. Так Пистолет стоял одну или две минуты, а затем заговорил, едва осознавая свои слова:

– Я сейчас намечу, а завтра все сделаю. У Ролли есть шило для кожи. Я возьму и проделаю еще отверстия. Я тебе говорил, что я тут выменял у одного парня нож? Чуть меньше и легче моего. Как раз для тебя. Тот, что ты носишь, удобен, но не слишком хорош для метания. Недостаточно тяжел. Думаю, тебе надо научиться. К тому времени, когда доберемся до Санта-Фе, сможешь пригвоздить муху к стене.

Она не отозвалась. Пистолет не понял, обрадовал ли он ее.

Он не привык много говорить, а на Триш не похоже, чтобы она не нашлась с остроумным ответом. Симмонс переступил с ноги на ногу и оглядел лагерь, девушка безмолвствовала. Молчание так затянулось, что Пистолет начал приходить в отчаяние.

– Триш, ты для меня важнее всего в жизни. Я скорее отрежу себе правую руку, прежде чем скажу или сделаю что-то против тебя.

И на этот крик души не последовало ответа. Стук сердца отзывался в его голове. И вдруг Пистолет услышал тихий звук. Он понял, что Триш плачет. Пистолет робко коснулся ее щеки. Она была мокрой.

– Боже мой, Триш, какой же я дурак! Я не умею разговаривать с женщинами. Я не хотел тебя обидеть. Ты самая прекрасная девушка из тех, что я видел в жизни.

– Это не так. Я бы хотела быть безобразной, как… как задница мула.

– Тогда что? Что тебя так расстроило? Я все устрою, если это в моих силах.

Послышалось глухое, мучительное рыдание. Затем Триш выдавила слова, потрясшие Симмонса:

– Я… так… боюсь!

– Ах… не надо! Не надо! – Симмонс развел руки, и она кинулась к нему на грудь. Он крепко обнял ее, как бы защищая.

– Дорогая, сладкая моя девочка. Моя девочка… – вполголоса успокаивал ее Пистолет. – Теперь тебе ничто не угрожает.

– Он… вернется. На этом не остановится.

– Никто не посмеет тебя тронуть. Никто. – Пистолет прижимал ее и гладил по голове.

– Я думала, он не найдет меня. Это было так давно…

– Ты можешь мне сказать, кто это был? Я сердце вырву у этого ублюдка.

– Я поняла, что это он, когда увидела отметины. Мне не показалось.

Поверх головы Триш Пистолет заметил Эдди со всей семьей. Он подхватил ружье и, приобняв Триш одной рукой, подтолкнул ее к фургону.

– Джон и Эдди возвращаются, – прошептал он ей на ухо. – Останься со мной. Пожалуйста, еще немного. – Приняв ее молчание за согласие, крикнул Джону: – Триш со мной. Мы немного прогуляемся.

– Я слышу. Веди себя как полагается.

Пистолет боялся, что Триш сбежит. Но она осталась в кольце его рук и прошла вместе с ним к соседнему фургону.

– Ты позволишь мне подсадить тебя?

– Я не калека, сама могу влезть. – Опершись ногой о спицу колеса, она взобралась на сиденье.

– Знаю, просто я хотел приподнять тебя.

– Зачем это? – Триш подвинулась, освобождая для него место рядом с собой.

– Черт! Я не знаю. – Положив ружье рядом с собой, он поставил ногу, обутую в мокасины, на подставку.