Роли леди Рейвен. Том 1
Шрифт:
Мужчины над их усилиями только посмеивались. И очень быстро в газетах вместо пулисток стали мелькать пулетки. Даром что «пулетт» с форсийского переводилось как «курочка». Не смешно было разве что тем, кто пострадал от кирпичей и молотков отчаянного «курятника». Эти при упоминании деятельных представительниц прекрасного пола раздувались, краснели и брызгали слюной, проклиная весь женский род.
Надеясь, что дамы угомонятся, король бросил им подачку в виде права получения высшего образования в Ланландском всенаучном университете, но к его величайшему разочарованию, этого ненасытным женщинам оказалось мало.
У меня активистки пулистского движения вызывали смешанные чувства. С одной стороны,
Например, я знала наверняка, что при текущем положении дел, ни о какой криминалистической карьере я не могу и мечтать. Вся моя «карьера» ограничится тем постом, который я занимаю сейчас и, если меня не уволят, подобрав более подходящую мужскую кандидатуру, я уже смогу гордиться этим, как главным жизненным достижением.
Но я искренне полагала, что самое сложное – это начать. У меня получилось, я леди-криминалист, первая в истории Ланланда. Однажды появится и вторая. Я видела одинокую женскую фигуру на медицинском факультете, а значит, появится и первая женщина-врач. Будет когда-нибудь и женщина-юрист. Одна, вторая, третья… это – достойный путь для того, чтобы что-либо кому-либо доказать. А не битье окон и взрыв водопровода.
Впрочем, вероятно, куда менее эффективный.
Мне было не совсем по пути, площадь Министерств лежала чуть в стороне от моего маршрута, но я все равно не удержалась.
Дамы скучковались на ступеньках четырехэтажного желтого здания Министерства внутренних дел. Они выкрикивали свои лозунги, размахивали плакатами, но в общем и целом вели себя совершенно пристойно, несмотря на то, что протестантки в массе своей, если судить по одежде, относились к рабочему классу.
А вот толпа зевак состояла исключительно из мужчин. Проходящие мимо женщины, опускали головы и ускоряли шаг, чтобы не дай бог, кто-нибудь не подумал, что они имеют отношение к подобному вызывающему непотребству. Я тоже сделала вид, что мне нужно просто пересечь площадь, хотя сутулиться и прикидываться невидимкой не стала, и двинулась за спинами любопытствующих, краем глаза наблюдая за происходящим. Кажется, дамы шумят тут уже давненько, кто-то непременно должен будет выйти им навстречу.
Предчувствие не обмануло. Очередная фигура, показавшаяся в дверях министерства вместо того, чтобы с опаской двинуться в обход демонстрации, направилась прямиком к ней. Внушительных размеров мужчина в бордовом сюртуке, который едва сходился на животе, и с пышными седыми бакенбардами поднял руку, призывая собрание к тишине. Он даже что-то говорил, но был не способен перекричать гомон разошедшейся толпы, пока своих подопечных не призвали к порядку организаторы. И тогда зычный, хорошо поставленный голос зазвучал над площадью, разом сделав выкрики пулисток какими-то мелкими, суматошными и незначительными.
– Дамы, я прошу вас разойтись. Вы мешаете людям работать и создаете беспорядки. Министр все равно не…
На этом зычный голос благополучно растворился, поглощенный волной женского негодования. Крики и свист зазвучали с новой силой, а в покрасневшую от натуги физиономию представителя министерства, еще пытающегося перекричать женщин, врезался не менее красный помидор.
Причем, мне показалось, что вылетел он даже не из рядов пулисток, а из развлекающейся толпы. Но помидор этот оказался спусковым крючком. Плакаты взвились, как полковые знамена, одна из дам в первых рядах подскочила к бордовому сюртуку и надела ему на шею кусок бумаги с надписью: «Магию женщинам!» как доисторический воротник. Следом в несчастного прилетел ботинок, чудом не попавший каблуком в глаз.
Раздался пронзительный визг полицейских свистков. Толпа колыхнулась и кинулась врассыпную. Бежали все, прекрасно осознавая, что прямо сейчас стражи порядка не будут смотреть ни на пол, ни на одежду, ни на прочие отличия и регалии, а хватать всех подряд по принципу «лучше позже отпустить, чем не досчитаться». Я вжалась в кованую решетку палисадника, опасаясь, что меня просто собьют с ног и растопчут, но когда очередной свисток прозвучал совсем близко, собралась с духом и бегом кинулась к ближайшему выходу с площади. Только ещё звания пулетки мне для полного счастья не хватало!
Кто-то додумался выстрелить – дай бог, чтобы в воздух! – и поднялась самая настоящая паника. Люди заметались в разные стороны в то же время топчась на месте, как стадо овец, согнанное глупой пастушьей собакой к обрыву. Я заработала тычок локтем в бок, и удар в плечо, отшвырнувший меня в сторону, прямо на другую женщину и та рухнула на землю, когда я чудом удержала равновесие.
Не теряя ни мгновения, я дернула ее за руку вверх, заставляя подняться прежде, чем затопчут. Перед глазами мелькнула шляпка с фиалками, бледное, совсем юное личико, перепуганные голубые глаза. В ее рукав тут же вцепилась другая, уже зареванная, которой тоже и восемнадцать дашь с натяжкой. Недолго думая я ухватила первую за локоть, и уверенно потащила за собой.
Только спустя квартал, когда дикий гвалт уже наверняка остался позади, и никакого шума преследования слышно не было, я выпустила свой «прицеп».
– Спасибо вам, спасибо, мэм, – пробормотала та, что с голубыми глазами. В них ещё плескался страх, а потому я только вздохнула:
– Бери свою подружку и кыш отсюда. Живо!
Девочки не стали спорить и, прихватив подолы юбок, бросились прочь, как улепетывающие зайцы. Я только вздохнула – молодежь! – и, оправив наряд, чинно и неторопливо направилась вниз по улице, успокаивая неровное дыхание. Любопытство, конечно, не порок, леди Рейвен. Но источник неприятностей…
Оставшийся путь прошел без приключений. Архивист зашипел на меня, как кобра, когда я сообщила, что пришла забрать запрос департамента магического контроля, вытащил из-под стола сверток, завернутый в коричневую вощеную бумагу, и, озираясь так, будто вручал мне опасную контрабанду, сунул его в руки и велел убираться поскорее от греха подальше.
Дорога обратно тоже заняла гораздо меньше времени, но дойти до отдела криминалистики я не успела. Вахтер остановил меня на входе, вручив записку, пришедшую в мое отсутствие. Я пробежалась по ней глазами, поразмыслила несколько мгновений и, крутанувшись на каблуках, снова покинула департамент.
В записке отец Герберт сообщал, что нашел кое-что, что может иметь отношение к нашему делу и предлагал зайти в любое время. Здраво рассудив, что на рабочем месте меня никто особенно видеть не горит желанием, а отправляюсь я все же по работе, а не по личным делам, я решила не откладывать визит в долгий ящик. Уже садясь в пролетку, я сообразила, что надо было занести сначала бумаги в отдел, но махнула на это рукой – ничего, зато не придется объясняться, куда я снова убегаю.
На этот раз в церкви было не совсем безлюдно. Хрупкая тишина была разбита громким плачем, эхом отдающимся под потолком, и ровным голосом священника, что-то втолковывающего сотрясающейся от рыданий прихожанке. Мое появление, правда, не осталось незамеченным. Отец Герберт только кивнул в сторону служебной двери, ведущей в подсобные помещения и жилую комнатушку, и вернулся к исполнению своего священного долга.