Роман
Шрифт:
Когда через три дня Жанис вернула рукопись, к ней была приложена записка: «Сожалею, но это не для меня».
Неудовлетворенная подобной отговоркой, я велела Жанис:
— Жди меня здесь.
И я написала подобное послание другому редактору, Джулии.
После того как мою рукопись (а я уже называла ее моей) вернули мне в третий раз, я уже собралась передать ее четвертому редактору, когда мне позвонила мисс Уилмердинг:
— Мисс Мармелштейн! Не могли бы вы срочно зайти ко мне? — И я оставила мое четвертое послание незаконченным.
Когда я пришла
— Мисс Денхем говорит, что вы с большим упрямством предлагаете для чтения одну из рукописей всем редакторам подряд, несмотря на то что ее уже несколько раз отклонили.
— Я убеждена, что это первоклассная рукопись. В ней есть все, что должно быть в романе.
— И что же там должно быть? — спросили обе женщины.
И я с энтузиазмом пересказала им все, что узнала из лекций Эвана Кейтера. Когда я, покраснев от смущения, закончила, мисс Денхем сказала:
— Я согласна с вами. Мисс Роджерс, которой вы последний раз послали рукопись, рассказала мне о вашей настойчивости, и я сама решила взглянуть на эту работу. Вы правы. Она на самом деле многообещающая. Конечно, ей требуется доработка, но мы здесь именно для этого и находимся.
Повернувшись к мисс Уилмердинг, она произнесла:
— Скажите ей, Полин.
— Мы рады вашим успехам, мисс Мармелштейн, — начала мисс Уилмердинг, — и вашим отзывам о курсах. Мистер Макбейн дал нам полномочия перевести вас в младшие редакторы. И поэтому, как только мы найдем кого-нибудь, кто может заменить вас на вашем месте…
Мне захотелось вскочить на ноги и закричать «Ура!». Но, глядя на этих двух солидных женщин, гораздо старше меня, я поняла, что мой поступок может быть истолкован неправильно. И поэтому я скромно, насколько это было возможно, сказала:
— Это потрясающая новость. Это то, ради чего я работала. — Тут я вспомнила о Жанис и добавила: — Можно мне высказать предложение? Новый курьер на нашем этаже, Жанис, очень ответственна и проявила большой интерес к моей работе.
— Как это? — спросила мисс Уилмердинг.
— В свободное время она подходит ко мне и интересуется рукописями, читает их.
Просмотрев картотеку, мисс Уилмердинг сказала:
— Я думаю, это можно устроить. Но вы ей ничего пока не говорите. А по поводу вашего перевода у мисс Денхем есть некоторые соображения.
То, что затем сказала мисс Денхем, поразило меня словно удар грома:
— Если вы так влюблены в эту работу о пенсильванских немцах, перейдя ко мне в отдел, попробуйте поработать вместе с автором над романом. Если это вам удастся, то вы представите рукопись на рассмотрение редакторского совета, затем агентам по продаже, чтобы посмотреть, заинтересуются ли они. Это и станет вашим первым заданием.
Несколько мгновений я сидела молча, зная, что я должна что-то сказать, но не соображая, что именно. Что я хотела сделать, так это то же, что и в первый раз, — вскочить и прокричать «Ура!!!», но я снова сдержалась и как можно серьезнее произнесла:
—
Об этом дне я мечтала. Думаю, что я смогу. И не подведу вас.— Одно предостережение, мисс Мармелштейн, — сказала мисс Денхем, — никогда не влюбляйтесь в рукопись или в ее автора. Держите их на расстоянии. Ваш успех зависит от вашей способности судить о них здраво.
Я вернулась к своему месту, взяла письмо, которое не успела закончить, сложила рукопись и начала разбирать свой стол. Закончив, я позвонила в курьерский отдел и попросила Жанис подойти ко мне. Когда она появилась, я предложила:
— Давай сходим в бар.
— Надеюсь, новости хорошие?
— Думаю, неплохие, — улыбнулась я. В баре я не выдержала: — Я сверну тебе шею, Жанис, если ты скажешь кому-нибудь хоть слово. Но у меня есть причины думать, что очень скоро тебя собираются посадить в мое кресло.
— Это будет чудесно!
Снова предупредив ее о секретности информации, я обратилась к ней как опытная сотрудница к новичку:
— Это удивительная работа! Ты первая во всем издательстве читаешь рукописи. — И, конечно же, я не забыла о цифрах. — Из девятисот работ, которые нам присылают, только две или три достойны серьезного рассмотрения.
Я рассказывала ей, как важно распознать такие работы, и проинструктировала ее, по каким именно признакам наши редакторы выявляют многообещающих молодых авторов.
В заключение моей лекции Жанис поинтересовалась:
— А что станет с тобой?
И я, которая уже боялась, что она не догадается спросить, скромно ответила:
— Меня назначают редактором. Младшим, конечно. И я готова спорить, что и ты недолго задержишься на моем месте.
— Выпьем за это, Шерл.
— Пожалуйста, я не терплю моего имени. Звучит так глупо… Особенно для редактора.
— Прошу прощения.
И мы подняли бокалы за успехи друг друга.
Младшие редакторы, которые отказались ранее от «Грензлера», продолжали высказывать свои сомнения, когда я присоединилась к их команде. Казалось, что их недовольством пропитана вся атмосфера. Я ни у кого не находила одобрения моей работы. Но все же не теряла надежды.
Когда я обратилась за авансом для моего автора, мне было отказано:
— Сумма, которую вы предлагаете выплатить автору, — полторы тысячи долларов — это нелепость. Такие авансы выплачиваются только известным писателям.
— Что же мне ему сказать? По-моему, он нуждается в деньгах.
— Мы все нуждаемся. Вы уполномочены выдавать суммы до пятисот долларов, и то только тогда, когда работа над рукописью почти завершена.
— Но у нас уже есть рукопись…
— Я сказала «завершена».
Когда все разошлись, я постаралась хорошенько разобраться в этой ситуации. Я убеждена, что это хорошая рукопись. Но, до того как я смогу убедить остальных, она должна быть доработана почти до совершенства. А пока я не могу гарантировать автору, что контракт с ним будет подписан. И аванс не могу обещать. Но что я могу сделать, так это позвонить ему и подбодрить.