Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Роман

Сорокин Владимир

Шрифт:

«Они хотят, чтобы мы поцеловались!» – ответили глаза Романа.

«Сейчас? Нет! Это так страшно!»

Но Роман уже стал приближать к ней свое лицо.

«Ах, нет, нет!» – умоляли ее глаза.

Он коснулся губами ее губ. Они были прохладными.

Он почувствовал, как вздрогнула она, всем существом своим доверчиво отдаваясь ему. Он же не целовал ее, а лишь прижался своими губами к ее губам и стоял так под еще усилившимся криком гостей, словно защищая ее от этого крика. Прошло долгое мгновение, показавшееся Роману вечностью, и он так же медленно

отстранился от лица любимой.

Теперь это лицо было совсем другим: в чертах его не было и тени испуга и робости, и оно все светилось, как в церкви, светом благости. «Господни, что за чудо она!» – восхитился в душе Роман, не выпуская ее руки.

Крики стали стихать.

– Я люблю тебя! – прошептал Роман, чувствуя в сердце знакомую волну любви и умиления.

– Я жива тобой! – прошептала она.

Слезы выступили на глазах Романа.

«Господи, так совсем невозможно! – с беспокойством подумал он. – Здесь все смотрят, а я все время реву, как мальчишка!»

Кругом все оживленно переговаривались, скрипели стулья, звенели приборы.

«Надо чем-то отвлечься, – думал Роман, садясь и пряча свои глаза. – Совсем потерял контроль над собой. Это не по-мужски…»

– Эх, друзья, мои! – заговорил Антон Петрович. – Ежели вы не воздадите должное сиим прелестям чревоугодия, я сочту себя смертельно оскорбленным!

Но гости и не собирались наносить дядюшке оскорбления, разговоры смолкли, все с аппетитом ели.

«Надо поесть, – подумал Роман. – Это поможет успокоиться».

Сморгнув слезы, он обвел взглядом тесно уставленный стол.

Каких только закусок не было здесь!

Копченая и заливная осетрина, черная икра, нежнейшая ветчина, семга, буженина, поросенок с хреном, соленые грибы разных сортов, салаты, винегреты, горячие мясные и рыбные закуски и, конечно же, неизменные «староверские» моченые яблоки.

Роман потянулся к своим любимым раковым шейкам в томатном соусе, но вдруг заметил, что Татьяна совсем не ест, а лишь смотрит на него, тихо улыбаясь.

– Любовь моя, тебе надо подкрепить свои силы, – обратился он к ней. – Ты не спала ночь и столько пережила сегодня. Съешь что-нибудь.

Улыбаясь, она покачала головой.

– Отчего же ты отказываешься? Смотри, какое изобилие, и это все для нас с тобой.

Но она снова покачала головой, не смея ни к чему прикоснуться.

– Антоша, Петр Игнатьевич! – обратилась к ним тетушка. – Поухаживайте за молодыми, мне кажется, они несколько растерялись.

– Растеряешься поневоле от такого крика! – усмехнулась Красновская.

– Нет, друзья, обычай – великая вещь! – заговорил Антон Петрович. – А коль мы празднуем с народом, так надобно все делать по-народному!

– Ты, Антоша, совсем уж по-мужицки заговорил! – вставила тетушка, и все засмеялись.

– А я не стыжусь, душа моя!

– Иной мужик профессора за пояс заткнет! – поддержал Красновский, хлопоча вокруг тарелки Татьяны.

– Не вас ли, Петр Игнатьич, за пояс затыкать будут? – спросила тетушка, и новый приступ смеха овладел всеми.

– Дорогая Лидия Константиновна,

меня с моей комплекцией трудненько заткнуть за пояс! – парировал под общий смех Красновский.

– Ну, это уж от мужика будет зависеть, а не от вас! – ответила тетушка.

– Особенно, если Надежда Георгиевна поделится опытом с этим мужиком, – осторожно вставил Рукавитинов. – Опытом по затыканию за пояс профессоров.

Всеобщий хохот сотряс террасу.

– А-ха-ха-ха! – хохотал Антон Петрович. – Эка! Вот вам и gaudeamus igitur! А-ха-ха!

– Ничего, Николай Иванович, еще сочтемся! – пообещал Красновский.

За это время он успел нагрузить тарелки молодых различными закусками.

– Друзья мои, вам необходимо подкрепиться, – обратился он к ним. – Подумайте о своем бесценном здоровье и поймите, что не духом единым сыт человек. Татьяна Александровна, особенно это вас касается!

Он поцеловал ее руку:

– Давайте, дорогие мои, не впадать в крайности. Вы же не индусские йоги, в конце концов!

– Танечка, вы непременно должны попробовать моего поэтического салата! – оживленно говорила тетушка.

– Раковых шеек, Рома! – качал головой, жуя, Антон Петрович. – Это вершина кухмистерского мастерства!

– Поросеночка, поросеночка покушайте! – советовала попадья.

– Рекомендую заливное, – басил дьякон.

– Гребешочки, гребешочки петушиные во сметанке! – качал головой, зажмурясь, Федор Христофорович. – Сладость несказанная!

– Рыжичков попробуйте – во рту тают! – советовала Амалия Феоктистовна.

– Все, все они попробуют! – успокаивающе поднял руку Красновский. – Только не насилуйте! Демьянова уха нам некстати!

– Нам, брат, здесь любая уха кстати! Даже уха из петуха! – засмеялся Антон Петрович, и вместе с ним засмеялись все.

Роман взглянул на Татьяну, которая, все так же улыбаясь и опустив глаза, смотрела в свою тарелку, нагруженную сердобольным Красновским.

«Что же это такое? – казалось, спрашивали ее глаза. – Как это называется и что мне делать с этим?»

Роман хотел было опять посоветовать ей съесть что-нибудь, но молчал, поняв, что это все равно что предлагать ангелу вкусить земной пищи.

Парни в кумачовых рубахах подошли с шампанским и стали наполнять бокалы. Едва вино вспенилось в бокале Красновского, он быстро встал и, подняв бокал, произнес, поворачиваясь ко всем:

– Друзья! В далекой и прекрасной Грузии есть замечательный обычай. Когда там играют свадьбу, то избранный старейшинами тамада, то бишь человек, председательствующий за столом и говорящий тосты, обязан сказать свой лучший тост не о женихе и невесте. А о ком бы вы думали?

– О себе самом! – подмигивая, подсказал Антон Петрович.

– Ни в коем случае. Свой лучший тост он обязан сказать о родителях той половины, которая пришла в гости. То есть, если свадьба справляется в доме жениха, то надо посвятить этот тост родителям невесты, а если в доме невесты – тогда родителям жениха. Поскольку у нас свадьба в доме жениха, а я, так сказать, тамада…

Поделиться с друзьями: