Ромашка для Горыныча

Только спустя пару секунд до меня доходит, в каком я виде. Слава Богу, коридор пуст. Залетаю в туалет, запираюсь и подбегаю к зеркалу. В отражении вижу себя и не верю глазам.

Боже мой… На кого я похожа? Что Горин сотворил со мной?

Щёки заливает яркий румянец, в глазах лихорадочный блеск, а губы припухли и предательски пульсируют, стоит лишь вспомнить, что только что произошло. Как Егор шептал мне что-то едва слышное, как его горячие руки скользили по моему телу, а я… Я не только позволяла ему это, но и, кажется, сама отвечала на каждое его движение, поощряя его своими стонами и тем, как подавалась навстречу его обжигающим прикосновениям, как жадно целовала его и выгибалась в его руках, отзываясь на каждую ласку.

— Что ты творишь, Соната? Что ты творишь? — шепчу, прижимая ладони к горящим щекам.

Открываю кран, наклоняюсь и долго умываюсь ледяной водой. Капли стекают по лицу, смывая с меня следы страсти и стыда, но жгучее волнение внутри не проходит.

Это больше, чем просто тепло. Это огонь, оставленный прикосновениями и поцелуями Егора, и мои глубоко въевшиеся под кожу развратные и откровенные мысли о нём.

Распускаю волосы, переплетаю косу заново, пытаясь хоть как-то вернуть контроль над своим телом и жизнью.

Опираюсь о края раковины и долго стою, вглядываясь в своё отражение. Взгляд слишком живой, слишком острый, губы всё ещё припухшие, призывно приоткрытые. И я ненавижу себя, такую бесстыдно довольную.

Как я могла такое допустить? Как позволила Горину сделать это с собой? Почему я такая неправильная? Почему не следую своим же собственным установкам? Неужели мне мало опыта мамы? Неужели я иду по её стопам, совершаю те же ошибки, что и она, и меня ждёт такая же судьба?

Качаю головой, словно это может прогнать нахлынувшие мысли.

— Остановись, Соната! Остановись, пока не поздно, — шепчу своему отражению и плачу.

Потому что знаю теперь, что значит — быть желанной. Знаю, как это — чувствовать касание горячих рук, вбирать в себя жадные поцелуи, растворяться в безумных эмоциях и понимать, что они отражают твои собственные. И знаю, что значит желать самой. И если Горин не может остановиться, то это должна сделать я.

Вытираю дорожки слёз.

Это не я плачу. Это рыдает моя душа, из которой я выдираю всё хорошее, что знаю о Горине, всё, что помню о нём и с ним, все свои чувства к нему и всего его…

Глава 15

Достаю телефон, быстро проверяю время — до пары всего несколько минут. Я сегодня пришла раньше. Зачем? Потому что дура!..

Раз за разом медленно и глубоко вдыхая, успокаиваюсь. Решение принято, и отступать я не собираюсь.

Выхожу в коридор и уверенно шагаю к нужной аудитории. По сторонам не смотрю. Я себя настолько накрутила, что Горину лучше на глаза мне не попадаться.

Захожу в кабинет одновременно со звонком, стараясь не смотреть на одногруппников, и сажусь на своё место. Преподавателя ещё нет, и в аудитории царит привычный шум. Студенты галдят, переговариваются, кто-то переписывает конспект, кто-то уткнулся в телефон и комментирует видюшки.

— Сонь, — торкает меня ручкой в бок Люба.

Неохотно поворачиваюсь.

— Что?

— Что с тобой? — она рассматривает меня с нескрываемым любопытством.

Невольно облизываю вмиг пересохшие губы. Неужели у меня на лице всё написано?

— А что со мной? — цежу с вызовом.

— Ну… Ты какая-то… странная. Взбудораженная.

— Взбудораженная? — саркастично усмехаюсь. — Собака бешеная напала. Убегала от неё. Вот и взбудоражилась.

Да-да, Горин, сравнила тебя с собакой. Бешеной! Потому что из-за угла налетел, ошарашил, увлёк, зацеловал и…

От воспоминаний кидает в жар, в животе скручивается тугой сладкий комок…

Не думать! Нет! Стоп, Соната!

Люба приподнимает идеально очерченные перманентные брови:

— Правда?..

— Ещё бы! — хмыкаю. — Я всегда говорю только правду.

Девушка недоверчиво смотрит на меня.

— Вообще-то, больше похоже, что ты…

Не даю договорить, неожиданно срываюсь и зло восклицаю:

— Люб, тебе заняться больше нечем? Сессия на носу, а ты за чужими делами следишь. Лучше бы конспекты писала!

— А тебе-то какое дело? — обиженно парирует она.

— Абсолютно никакого, — отрезаю и отворачиваюсь.

Действительно, какое мне до неё дело? Мне бы в своей жизни разобраться, прежде чем в чужую лезть.

— Доброе утро, студенты, — в аудиторию входит преподаватель, и лекция начинается.

Стараюсь не отвлекаться, но мысленно то и дело уношусь куда-то далеко. Вспоминаю, что Горин шептал мне на ухо… Что творил в тот момент, что делал своими руками и губами… Как я горячо и сладко стонала…

Щёки моментально вспыхивают, дыхание сбивается, и под языком появляется лёгкая сладость, как отголосок вкуса губ Егора. Сглатываю и нервно кручу в пальцах ручку, пытаясь хоть так успокоиться.

— Сонь, — снова шепчет Люба.

Не реагирую, но она повторяет громче:

— Соня!

— Что? — тихо спрашиваю и кошусь на неё.

— Ты что, заболела?

— С чего такие выводы? — цежу.

Тоже мне, Ванга! Да, заболела… Гориным… И сейчас усиленно вытравливаю из себя эту заразу.

— Красная вся, дышишь тяжело… — объясняет девушка и смотрит, со значением поигрывая бровями.

— Люб, я тебя просила отстать, — шепчу раздражённо.

— Уважаемые студентки! Ведите себя потише. Если вам не интересно, то дайте послушать другим, — обрывает нас преподаватель.

Кидаю злой взгляд на соседку. Сама не слушает и мне не даёт. Ещё и замечание теперь из-за неё получила.

Больше на Любу не отвлекаюсь, хотя она ещё несколько раз пытается со мной заговорить. Решаю, что больше садиться с ней рядом не буду. Слишком часто отвлекает она своей болтовнёй. И выводами… правильными…

Звенит звонок. Быстро собираю конспект, закидываю его в сумку и выхожу вместе с одногруппниками. Идём большой шумной толпой. Стараюсь держаться в середине и аккуратно кошу взглядом по сторонам, но Горина нигде не вижу.

У входа в раздевалку облегчённо выдыхаю. Забираю куртку, выхожу на улицу… И тут взгляд приковывает ярко-жёлтая машина и водитель внутри.

Сердце бьётся быстрее. Внутри поднимается сладкая, тягучая волна.

Крепко сцепляю зубы. Нет, Соната! Нет!

Спускаюсь по ступенькам, поворачиваю в сторону общежития и ускоряю шаг.