Ромашка для Горыныча

Косые взгляды? Да мне-то что, пусть смотрят! Злые смешки за спиной? Да над кем только дураки не смеются!

Плевать! Плевать на всех!

Вхожу в комнату и хлопаю дверью перед носом Игната. Он такой же, как и все. Тоже защищает своего дружка!

Алина приподнимает голову от учебника и недоумевающе наблюдает за тем, как я пыхчу и раскладываю на батарее мокрые тетради.

— Господи, Сонь, что опять? — наконец, спрашивает она.

— Иди. Там, кажется, к тебе, — киваю в сторону двери.

Скидываю куртку, не раздеваясь, забираюсь в кровать и с головой накрываюсь одеялом.

Голова болит так сильно, что мне становится дурно.

— А случилось-то что? — не отстаёт Алина.

— Ничего, — корчусь под одеялом и крепко зажмуриваюсь. — Голова сильно болит… Дай поспать…

Закрываю глаза и мгновенно проваливаюсь в мутный, тягучий кошмар.

Во сне меня сжимают страшные, липкие щупальца. Я пытаюсь вырваться, кричу, но с каждой секундой воздуха становится всё меньше, и я понимаю, что вот-вот задохнусь.

Просыпаюсь от ощущения, что меня кто-то трясёт. С трудом открываю глаза и вижу склонившуюся надо мной Риту.

— Сонь, ты чего кричала? — испуганно спрашивает она.

— Сон страшный приснился… — медленно выдыхаю.

Алина подходит и тихо садится на край кровати.

— Мы сейчас идём ужин готовить, пойдёшь с нами?

Отрицательно качаю головой.

— Нет, не хочу…

— Да ладно, пошли, — уговаривает Рита.

— Нет, девочки, спасибо. Я не хочу есть… Я лучше полежу, голова ещё болит…

Девчонки уходят, а я молча сверлю глазами потолок.

Моя жизнь последние месяцы напоминает качели: сначала от ощущения счастья и свободы дух захватывает, когда ты летишь вверх, а потом сердце замирает, проваливаясь в пустоту, и ты уже теряешь управление, на бешеной скорости падая вниз.

Вернувшиеся с кухни подруги кидают на меня печальные сочувствующие взгляды, но ничего не говорят о Горине. И на том спасибо.

Поздно вечером к Алине приходит Игнат, и они долго о чём-то шепчутся под дверью комнаты.

— …А я тебе сказала — нет! Пусть приедет и объясняется сам! — в какой-то момент слышу громкий возглас подруги.

И снова тихие шепотки и шебуршание.

Наконец, Алина возвращается, подходит ко мне и садится на край кровати.

— Сонь… — мнётся она, запинаясь, словно не знает, как начать.

Чувствую подвох и медленно поворачиваюсь к подруге.

— Что? — бросаю устало.

— Игнату звонил Егор и просил тебе передать…

Она не успевает закончить, потому что я резко перебиваю:

— Мне неинтересно, что и кому он хотел передать. Не собираюсь его слушать.

Рита кидает на меня испуганный взгляд, а Алина хмурится и скрещивает на груди руки.

— Но ты даже не знаешь, в чём там дело!

— У меня больше нет дел, связанных с Гориным, — резко отрезаю, чувствуя, как от раздражения по вискам снова пульсирует боль.

— Он просил передать, что приедет через три дня и серьёзно с тобой поговорит, — резко бросает Алина и встаёт с кровати. — И знаешь что, Сонь? Я вот иногда тебя совсем не понимаю. Ты так легко отписываешься от всего хорошего, что с тобой случилось. Так быстро рвёшь связи и прекращаешь общение с людьми, не прощая чужих промашек. Сколько всего для тебя сделал Егор, какой счастливой ты с ним была?.. И ты от всего этого открестилась в одну минуту, даже не дав ему возможности объяснить!

Она смотрит на меня с таким гневом, что я на секунду отвожу глаза.

— Мне кажется, или тебе, Сонь, и правда периодически всё равно на людей?

Молча наблюдаю за разъярённой подругой, чувствуя, как её слова находят отклик где-то глубоко внутри.

Она права. Во многом права. Но у меня тоже есть причины не верить людям на слово.

— Ты мне ещё скажи, что я неблагодарная, — говорю устало. — Все вокруг хорошие, а Соната — одна такая, со всеми поступает, как последняя свинья…

— Я так не говорила! — шипит Алина. — Это твои собственные выводы.

— Ну, значит, так оно и есть, — отмахиваюсь я и отворачиваюсь к стене.

Больше не хочу спорить. Сил нет.

Зарываюсь лицом в подушку и чувствую, как мир сужается до одной единственной мысли: как же я от всего этого устала.

Может, начать всё заново? Забрать документы, уехать в другой город, забыть обо всём и обо всех? Начать жить с чистого листа. Может быть, однажды моя жизнь изменится… и я всё-таки стану счастливой?..

Глава 20

Время ползёт, как черепаха, а иногда кажется, и вовсе останавливается. Но вчерашний день пролетел, словно тяжёлый сон, я его вообще плохо помню. Лекции писала вполглаза, преподавателям отвечала невпопад, даже Зорина была мной недовольна.

Домашку совсем забросила.

Девчонки, видя моё настроение, стараются вести себя тихо.

Сегодня утром пришла на пары, голова всё ещё ватная. На первых двух еле высидела. А на третьей — философия.

Зоя Дмитриевна, полноватая дама прекрасного предпенсионного возраста, всегда спокойная и уравновешенная, неспешно диктует:

— Деньги, будучи универсальным эквивалентом ценности, воплощают философские противоречия. Они служат инструментом обмена, символом человеческих отношений и средством власти, способным определять судьбы людей и государств.

Записываю за ней и грустно усмехаюсь про себя, насколько она права.

— Лиесс, что смешного я сказала? — голос Зои Дмитриевны заставляет меня выйти из задумчивости.

Она смотрит на меня, приподняв подкрашенные брови.

Торопливо выпрямляюсь.

— Ничего смешного. Всё правда, — отвечаю, с трудом подавляя грустную усмешку. — Деньги действительно символ власти и человеческих отношений. И способны определять судьбы людей.

— Рада, что Вы понимаете концепцию моих лекций, — удовлетворённо кивает она и продолжает бубнить.

Её голос спокоен и размерен, и я пытаюсь сосредоточиться на тексте, но мысли пьяными улитками так и пытаются расползтись по голове.

В конце пары на стол прилетает бумажка.

"Пойдем сегодня в клуб?"

Оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с насмешливыми зелёными глазами.

— Замётано? — улыбается Олег.

Мотаю головой.

— Да лан. Потусим, развлечёмся. Типа, расслабимся, — шепчет он, наклоняясь ближе.