Ромео
Шрифт:
Аллегро напрягся. Вагнеру пришлось встать между ними, чтобы удержать своего коллегу от резкого выпада.
— Вы не ответили на вопрос, док, — сказал Вагнер. — Где вы были в прошлый четверг вечером? Может, заехали к бывшей супруге, чтобы обсудить планы предстоящей свадьбы? Только не исключено, что она передумала. А может, это всего лишь ваши фантазии насчет того, что вы решили воссоединиться? Скажите мне вот что, доктор. Что бывает, когда фантазии не сбываются? Может это привести фантазера в бешенство?
— Вы, видимо, изволите играть в психиатра, детектив. Так я вам посоветую пройти начальный курс парапсихологии.
Аллегро сделал соответствующую запись в своем блокноте.
— Во-вторых, — продолжал Деннисон, — в четверг вечером я был на семинаре в Институте. Имеется в виду Институт психоанализа в Бэй-Эриа. Доктор Джордж Эрхардт читал лекцию о диагностике и лечении сексуальных расстройств. Семинар начался в семь, но у меня был срочный вызов к больному, и я немного опоздал.
— На сколько? — уточнил Аллегро.
Деннисон раздул ноздри. Его явно не радовал подобный допрос.
— Пожалуй, я появился там в семь сорок пять, — с нарочитым спокойствием заявил он. — Лекция закончилась в десять тридцать. Потом показывали получасовой видеофильм, после которого состоялась дискуссия. Разошлись мы в начале двенадцатого.
Вагнер открыл было рот, чтобы вставить реплику.
— Нет, я не участвовал в дискуссии, — опередил его Деннисон. — После фильма я пошел пить кофе со своими коллегами. Напротив Института есть маленькое кафе. «Фигаро» называется. Доктор Стэнли Фельдман был со мной, он может подтвердить.
Аллегро удивленно вскинул брови.
— Так доктор Фельдман тоже был на лекции?
Деннисон кивнул головой.
— Думаю, что да. Ведь он же предварял выступление доктора Эрхардта. Правда, должен признать, что потом я видел Фельдмана только в кафе. Там-то он уж точно участвовал в дискуссии по поводу лекции. Если вам нужны имена других психиатров, которые были с нами, или официантки, которая нас обслуживала…
— Нам нужны имена тех, кто сидел рядом с вами на семинаре, — сказал Аллегро. Выражение лица его оставалось угрюмым.
Деннисон заколебался.
— Я, в общем-то, не обратил внимания. Сидел в последнем ряду, на откидном месте. Справа от меня была какая-то женщина, лихорадочно конспектировавшая лекцию. Она была вся внимание. Мне она не знакома.
— Можете ее описать? — спросил Аллегро.
Деннисон поджал губы.
— Блондинка. Молодая. — Короткая пауза. — Очень красивые ноги. — Он подобострастно улыбнулся детективам, но буквально через мгновение вновь напустил на себя скорбный вид.
— Кто-нибудь еще видел вас на семинаре? — Аллегро постучал ручкой по блокноту. — Пока шла лекция? И вы сидели на откидном месте?
Мускул дрогнул на лице Деннисона.
— Я должен немного подумать.
— Пожалуйста, — сказал Аллегро.
— Господи, не думаете же вы, что я и есть тот самый психопат, — взорвался Деннисон. — Если даже и вообразить, что я мог убить свою бывшую жену, какого черта мне было убивать тех, других? Только не говорите, что у меня были фантазии по поводу женитьбы на каждой из них!
Аллегро презрительно скривил рот.
— Вы
же психиатр, док. Вам лучше знать о том, какими бывают фантазии.Сара спешно покинула студию Санчеса, добежала до своей машины и, сев за руль, резко тронула с места. Неброско одетый мужчина, доедавший в автомобиле свой ленч, тут же завел мотор и пустился следом за ней.
Через двадцать минут Сара уже была в Чайнатауне. Оставив машину у тротуара, она побрела по людным улицам и вскоре оказалась на Вэйверли-плейс — узкой аллее, тянувшейся параллельно Грант-стрит. Она шла вдоль торговых рядов, расположенных по обе стороны аллеи, когда вдруг внимание ее привлекло неопределенного вида здание. Она резко остановилась. Ощущение «дежа вю». Некий туманный образ в сознании. Она не могла утверждать, что бывала здесь, и все-таки чувствовала, что место это ей хорошо знакомо. Память опять вернулась в далекое прошлое. Казалось, те времена давно забыты. Хотя, может, ей просто хотелось в это верить.
За открытой дверью она различила длинную узкую лестницу, а на стене дома — знакомую табличку с адресом. Да, она начинала вспоминать. Прогулка по Чайнатауну в седьмом классе школы. Несколько месяцев спустя после смерти матери. Вскоре после их переезда на Скотт-стрит.
Одноклассники снуют по сувенирным лавкам и пекарням, благоухающим экзотическими ароматами. Ей это надоело, и она, покинув приятелей, бродит одна, пока не попадает на Вэйверли-плейс. Она видит табличку на одном из домов, которая приглашает посетить буддийский храм, находящийся наверху. Ее разбирает любопытство.
Поначалу сочные живые цвета ошеломляют ее. Блестящая черная лакировка, эмаль с позолотой и ярко-красный алтарь.
Она делает глубокий вдох. Пахнет чудесно. Аромат напоминает ей запах эвкалиптов, которые росли во дворе их старого дома на Милл-Вэлли. Теперь там живут другие семьи. Другой психиатр с женой и двумя дочурками. Забавными. Как клоуны.
Она садится на красную шелковую подушку, что лежит на полу. По щекам ее уже льются слезы. Губы беззвучно шевелятся. Она не читает молитву. Она молит о прощении. Но знает, что ее никто не слушает.
Воспоминания растаяли, и Сара поймала себя на том, что вновь поднимается по шатким ступеням на второй этаж.
Она вспомнила, что в тот, первый раз, ей показалось странным, что такое великолепное сооружение располагается над магазином. Она тогда даже поделилась своими сомнениями с китайцем, который разрешил ей зайти в святилище.
«Так мы ближе к нирване», — сказал китаец. Ответ ей понравился.
Она нажала на кнопку звонка — как в тот давний день. Откуда в ней такая смелость — и тогда, и сейчас? Она и сама не знала. Что ею руководило — желание прикоснуться к святыне? Или окунуться в иной мир? А может, тайная удаль?
Дверь открыл миниатюрный китаец с жиденькой козлиной бородкой, плешивой головенкой, в широком черном льняном пиджаке и брюках.
— Можно ли мне?..
Он кивнул головой, разрешив ей пройти, а сам скрылся в дверях черного хода.
Храм был в точности таким, каким она его запомнила. Слезы подступили к глазам. Просторная комната с ярко-красной, золотой и черной лаковой росписью на стенах, благоухающие ароматами эвкалиптового дерева кадила возле резного алтаря. Красные подушки на полу. Простота и строгость во всем. Так резко контрастирующие с экстерьером здания.