Росс Полдарк

На место Джима Росс взял пожилого мужчину по имени Джек Кобблдик. Он был угрюмым человеком, медленно говорящим и соображающим, со свисающими рыжими усами с проседью, в которых вечно застревала еда, и тяжелой широкой поступью, словно переступал через воображаемую высокую траву. Демельза несколько раз чуть не нарвалась на неприятности, когда вышагивала по двору, поднимая свои длинные ноги в подражание Кобблдику.

В сентябре, когда сезон ловли сардин был в разгаре, Росс время от времени наведывался в Сол, глянуть на улов или прикупить полбочки для засолки, когда рыба оказывалась хороша. Однако Росс обнаружил, что Демельза, которой в свое время приходилось кормить большую и бедную семью, оценивала товар лучше него. Поэтому она иногда ехала вместе с ним на лошади или выходила пешком на полчаса раньше. Иногда Джуд тащился на паре волов, запряженных в покосившуюся телегу и скупал порченную рыбу за полгинеи, чтобы использовать ее в качестве удобрения при распашке земли.

От церкви Сола путь пролегал по Стиппи-Стаппи-лейн, выходя к узкому горбатому мостику и утопающей в зелени площади, окруженной сараями и коттеджами, составляющими центр деревушки Сол. В нескольких ярдах отсюда находилась высокая галечная отмель и мелкий вход в залив.

Рядом с отмелью стояли два огромных дома для разделки рыбы, там летом и концентрировалась промышленность деревеньки. Здесь рыбу отбирали и прятали в погреб на месяц или около того, пока жир и кровь не стекут, и её можно будет хранить и экспортировать в бочках на Средиземное море.

***

Ребенок Элизабет родился в конце октября. Роды оказались сложными и продолжительными, но она хорошо их перенесла и оправилась бы значительно скорее, если бы на следующий день доктор Чоук не решил пустить ей кровь. В результате она провела двадцать четыре часа в глубоких обмороках, встревоживших всех. Чтобы вывести её из этого состояния, потребовалось держать ей под носом огромное количество жженных перьев.

Чарльз был в восторге от события, и новость, что это мальчик, вывела его из послеобеденного оцепенения.

– Отлично, - сказал он Фрэнсису.
– Молодец, мой мальчик. Я горжусь тобой. Значит у нас есть внук, а? Черт подери, это как раз то, чего я хотел.

– Ты должен Элизабет поблагодарить, а не меня, - невыразительно произнес Фрэнсис.

– А? Что ж, я думаю, свою лепту ты тоже внес?
– Чарльз затрясся от внутреннего смеха.
– Ничего, мальчик, я горжусь вами обоими. Не думал, что в ней это есть. Как собираетесь назвать отпрыска?

– Мы еще не решили, - угрюмо сказал Фрэнсис.

Чарльз вытащил свою тушу из кресла и вразвалку вышел в большой зал, оглядываясь вокруг.

– Ну-с, зачем далеко ходить, в нашей семье прекрасный подбор имен. Давай посмотрим, есть Роберт, и Клод... и Вивиан... и Генри. И два или три Чарльза. Чем плох Чарльз, а, мальчик мой?

– Пусть Элизабет решит.

– Да-да, она так и сделает, полагаю. Во всяком случае, надеюсь, что она не выберет Джонатана. Чертовски глупое имя. Где Верити?

– Наверху, помогает.

– Что ж, скажи, когда наследник будет готов встретиться с дедом. Мальчик, а? Молодцы, вы оба.

Слабость Элизабет отложила крестины малыша до начала декабря, а отметили их с меньшим размахом, чем хотелось бы Чарльзу. Присутствовало всего лишь восемнадцать человек, включая семью.

Дороти Джонс, жену кузена Уильяма-Альфреда, застали между беременностями, так что она присутствовала. Это была высохшая чопорная маленькая женщина лет сорока, с кислой, холодной улыбкой и предубеждениями, опережающими её реальный возраст. Она никогда не использовала слово "кишки" даже в личной беседе, какие-то предметы вообще не упоминала, невзирая на удивление большинства ее подруг. Последние две беременности сильно на ней сказались, и Росс подумал, что она выглядит высохшей и сморщившейся. Будет ли Элизабет когда-нибудь выглядеть так же? Первый ребенок, казалось, только придал ей привлекательности.

Она лежала на диване, куда ее перенес Фрэнсис. В камине трещал яркий огонь, языки которого прыгали в дымоход, как гончие на цепи. В большой комнате было тепло, и в глазах собравшихся играли отсветы пламени, а за окнами серый холодный день тонким туманом клубился под окнами. В комнате стояли цветы, и Элизабет лежала среди них, как лилия, вокруг которой суетились все остальные. Её прекрасная чистая кожа на руках и шее казалась восковой, но румянец на щеках горел сильнее обычного. Она была как цветущая лилия в оранжерее.

Они назвали ребенка Джеффри Чарльз. Сверток из голубого шелка и кружев с маленькой круглой пушистой головкой, бездонными синими глазами и деснами, как у тётушки Агаты. Во время крещения малыш не капризничал, а после не пискнув вернулся к матери. Образцовый малыш, воскликнули все в один голос.

За последовавшей трапезой Чарльз и мистер Чайновет обсуждали петушиные бои, а миссис Чоук рассказывала всем, кто готов был слушать, последние сплетни о принце Уэльском.

Миссис Чайновет разговаривала с Джорджем Уорлегганом и, к раздражению Пейшенс Тиг, полностью завладела его вниманием. Тетушка Агата жевала крошки и изо всех сил старалась услышать, о чем говорит миссис Чайновет. Верити молчала и смотрела в стол. Доктор Чоук хмурился и пересказывал Россу те обвинения, которые следовало выдвинуть против Гастингса, генерал-губернатора Бенгалии. Рут Тиг, некстати оказавшаяся рядом с Россом, пыталась вести разговор с матерью, словно его не замечала.

Поведение Рут едва ли удивило Росса, а вот отчуждение других дам, Дороти Джонс, мисс Чайновет и миссис Чоук, его слегка озадачило. Он не сделал ничего их оскорбляющего. Элизабет из кожи вон лезла, стараясь быть любезной.

А потом, в разгар обеда, Чарльз с трудом поднялся на ноги, чтобы предложить тост за внука, несколько минут говорил, тяжело дыша, как бульдог, затем схватился за грудь, воскликнув нетерпеливо "Этот ветер, этот ветер", и завалился боком на пол.

Они неуклюже подняли эту гору плоти, сначала взгромоздив на стул, а затем Росс, Фрэнсис, Джордж Уорлегган доктор Чоук шаг за шагом перетащили его наверх, в спальню.

Оказавшись в массивной кровати с балдахином из тяжелых коричневых портьер, он, казалось, стал дышать легче, но не двигался и не говорил. Верити, пробудившись из своего оцепенения, поспешила выполнить требования доктора. Чоук пустил кровь, послушал сердце, выпрямился и почесал лысину на затылке, как будто это могло помочь.

– Ммм... да, - произнес он, - думаю, что нам теперь делать. Сердечный приступ. Ему нужен полный покой и тепло. Держите окна закрытыми, а балдахин кровати опущенным, чтобы исключить риск простуды. Он так могуч, хм, надо надеяться на лучшее.

Когда Росс спустился вниз к притихшей компании, то обнаружил, что они намерены ждать. Было бы невежливо уйти, пока доктор не скажет чего-то более определенного. Сообщили, что Элизабет сильно расстроилась и просила извинить её.

Тетушка Агата осторожно качала колыбельку и теребила седые волоски на подбородке.

– Плохая примета, - сказала она.
– Чтобы большой Чарльз так свалился в день крестин маленького. Прямо как пораженное молнией дерево. Надеюсь, что ничего плохого не случится.