Россия и мусульманский мир № 11 / 2013

Я бы не разделяла криминальную и потребительскую идеологию, поскольку они тесно связаны между собой. Функционируя, они подпитывают друг друга так, как поддерживают друг друга их носители. До сих пор в общественном российском сознании крупная частная собственность как результат приватизации ассоциируется с кражей, а миллиардеры с суперворами. Рост криминогенного фона в нашем обществе напрямую связан с этим обстоятельством. Потребительская и криминальная идеология – это два сообщающихся сосуда. Потребительская идеология, ее можно назвать еще элитной, в качестве нормы жизни предложила такие стандарты, до которых честным трудом не дорасти подавляющей части населения.

Но наши СМИ показывают, как решить эту проблему. Без преувеличения наше информационное пространство можно назвать бесплатным пособием по убийству, грабежу, обману и т.п. При этом криминал оправдывается: ведь грабитель или убийца совершает деяние, чтобы достать средства на операцию больной матери, ребенку и т.п. Зло оправдывается альтруистическим мотивом. Отсюда и прохладное отношение постперестроечного образования к русской литературе. Она не востребована, поскольку недвусмысленно зло называет злом, а добро – добром, не понижая границы между ними.

Повторюсь – потребительская и криминальная идеология тесно взаимосвязаны. Потребительская идеология включает в себя как составную часть апологию криминала. В совокупности их носители уступают в количественном отношении большинству населения. Но по воздействию на массы они абсолютно лидируют. Именно потребительская и криминальная идеология заполняет все или почти все информационное российское пространство. Идеологи перестройки, в отличие от доперестроечных коллег, не изобретают морального кодекса строителя демократии, не пытаются четко обозначить зримые контуры будущего общества. Но элитный идеологический аппарат работает стабильно. Он изменил свои формы, методы, пытаясь выглядеть поборником абсолютного плюрализма идей. Но всем известно, что неконтролируемой информации не бывает. Прикрываясь многообразием в мелочах, нам довольно жестко навязывают унификацию в главном. На человека и общество мы должны смотреть глазами именно данной идеологии. В рамках элитно-потребительской концепции человек есть центр смыслополагания. Никакое сообщество – народ, страна, семья – не может генерировать смыслы, ради которых стоит ограничивать свои интересы и ограничивать свой эгоизм.

Ш. Султанов говорит об «идеологии выживания». Выживающие есть, они составляют большинство, но «идеологии выживания» нет. Непременной функцией любой идеологии является оправдание своих приверженцев. Как показаны в нашем информационном пространстве «выживающие»? Употребляю этот термин не случайно, ведь даже слово «народ» исчезло из нашего научного лексикона. «Идеология выживания» должна объяснить, почему большинство выживает, оправдать все трудности и несчастья, обрушивавшиеся на него. Это первое и второе – достойно представить выживающих в информационном пространстве. От ответа на первый вопрос зависит ответ на второй. Идеологическая составляющая политической программы КПРФ причину выживания видит в грабительских методах и формах проведения приватизации, в утрате государством своих социальных функций и замене их на охранительные. Патерналистское, социальное государство становится «ночным сторожем», т.е. первопричина униженного состояния большинства находится, по большому счету, вне их.

Элитная потребительская идеология этот вопрос рассматривает в социал-дарвинистском духе, сущность которого можно выразить ницшеанской фразой: «Падающего толкни!» Причина выживания, по их мнению, коренится исключительно в самих выживающих, в их слабой природе, плохой подготовленности, «неумении держать удар» и т.п. Те, кто не умеет за себя бороться, превращаются в социальный балласт. Вся ответственность взваливается на плечи выживающих. При этом информационно-идеологический диктат меньшинства целенаправленно носит агрессивный и психологически-травмирующий характер. Несколько примеров, как воплощение вышеприведенного лозунга Ницше. Представитель либеральной общественности А. Смолин, обозреватель РАПСИ, автор публикации «Общество унижения», предлагает усилить на ведущих телеканалах те программы, в которых человек унижается, духовно травмируется. По его мнению, политика ведущих каналов, делающая «чувство унижения систематизирующей доминантой», недостаточна.

Психолог А. Юрьев предлагает использовать генную терапию в деле управления народом. «Поддержка погибающих и слабых, – пишет он, – это нерациональное и расточительное поведение человеческого общества глобализация поставила под сомнение. Исследователи глобализации констатируют, что она отказывается от тысячелетнего опыта человечества как ошибочного. Ошибочен ли он? Или она права?» Демонстрация сомнения – это на публику, на тех, кто, возможно, поставит под сомнение антигуманные методы психолога А. Юрьева.

Для писателя Д. Быкова народ – это «чернь», которая «нуждается в перевоспитании, катехизации, впоследствии в реформации и многих других замечательных вещах» («Московские новости», № 153, 2012).

С большим сожалением приходится констатировать, что недалеко от либералов ушли некоторые народные избранники, для которых все население России – это «сто тридцать миллионов бездельников» 2 . Воспитывать в таких людях чувство уважения к своим избирателям поздно, а вот Комитету по этике стоит жестко реагировать на подобные откровения представителей властной элиты, вплоть до требования сдачи депутатского мандата.

2

Рохмистров М. (Депутат ГД РФ), «Невское время», СПб., 18.10.2012.

Таким образом, говорить о существовании «идеологии выживания» не приходится. Есть дискриминирующая выживающих идеологическая составляющая элитной, потребительской идеологии. Сможем ли мы выиграть идеологическое противоборство с такой идеологией, представляющей узкий круг успешных, способствующей криминализации и маргинализации общества? Как говорил известный киногерой товарищ Сухов, это вряд ли! Ведь радикальный ислам эксплуатирует идеи равенства и справедливости, с которыми коммунистическая идеология, а еще раньше христианство завоевывали мир.

Весь парадокс настоящей ситуации заключается в том, что государство нуждается в поддержке тех, кого оно лишило в перестройку своей опоры и защиты. Ведь главным оппонентом государства в России, как отмечал политолог и философ А. Панарин, «всегда выступают “сильные”, то и дело норовящие ускользнуть от государственного контроля… Вот почему самодержавные государи на Руси старались опереться на низы общества, чтобы отбить сепаратистские и своевольнические поползновения “сильных людей”, всегда готовых обособиться от общества, а при случае опереться и на внешние силы».

Исторически идеологическое обоснование «выживающих» брала на себя религия, в частности христианство, за исключением протестантизма. Поэтому востребованность ее обществом логически закономерна. А различные разговоры о насильственном насаждении – необоснованны. Можно говорить лишь о том, что религиозная самоидентификация народа находила и находит понимание и поддержку сверху. Это тоже понятно, если учитывать идеологическую слабость властных федеральных структур, которым приходилось решать проблемы суверенитета, территориальной целостности страны и ее стабильности, стоящие наиболее остро в начале 90-х, исключительно с помощью финансов.

Может ли религия претендовать на роль идеологии в широком смысле этого слова? Рассмотрим различные подходы.

Первый подход можно определить так: религия и идеология антиподы. Здесь однозначно религия противопоставляется идеологии, а исторические факты, свидетельствующие о превращении христианства в идеологию, трактуют ее как вырождение. «Христианство как государственная идеология – это смешение двух совершенно разных путей и призваний, – пишет священник Александр Шрамко. – Такие эксперименты заканчиваются трагически и для церкви, и для государства». В рамках данного подхода одинаково осуждается как «цезарепапизм», так и папоцезаризм.