Россия и мусульманский мир № 7 / 2015

5. Ханбабаев К.М. Трансформация ислама на Кавказе в постсоветское время // Двадцать лет реформ: Итоги и перспективы: Сб. ст. / Под ред. М.К. Горшкова, А.Н.-З. Дибирова. – М.–Махачкала: Лотос, 2011.

«Исламоведение», Махачкала, 2014 г., № 1, с. 86–90.

Особенности формирования политической системы в Республике Казахстан (конец XX – начало XXI в.)

Ю. Кудряшова, кандидат исторических наук, доцент (Астраханский государственный университет)

В начале 1990-х годов прошлого века в результате распада СССР бывшие советские республики оказались перед необходимостью решения важнейших задач: перехода к рыночной экономике, демократизации общества, поиска новой идеологии, новых внешнеполитических приоритетов. На данный процесс оказали влияние как традиционные факторы, историческая специфика региона, так и советское наследие, которое сохранила политическая элита, из интернационалистов в кратчайшие сроки превратившихся в поборников и защитников «национальной самобытности» и «исключительности» своих народов.

Огромную важность представляет здесь оценка сущности и перспектив развития политических режимов центральноазиатских республик, разделяемых на открытые и закрытые модели. Предпосылки их формирования складывались на протяжении длительного времени. А после распада Советского Союза описанная выше тенденция к дифференциации и авторитаризму стала преобладать. Помимо исторической традиции имелись и имеются еще и географические предпосылки укрепления авторитарной тенденции в политическом развитии региона: острые ресурсные дисбалансы. Правда, и в первом, и особенно во втором случаях некорректно было бы говорить о чистом влиянии географического фактора: оно стало возможным благодаря историческим изменениям, растянувшимся на десятилетия и столетия [14, с. 16].

Центральная Азия входила в число тех областей Востока, где впервые произошел переход от присваивающего к производящему хозяйству. Коллективная память первых земледельцев и скотоводов провоцировала в них смутное понимание первотворимости культуры. Они должны были испытывать ощущение своей противопоставленности природе и прежнему миру охотников и собирателей. Это побуждало их делать сильный акцент на обосновании и разработке культурозащитных представлений и ритуалов и их прочном закреплении. Эта установка на неизменность жизни, защищавшая новообретенную культуру, заняла главенствующее положение.

Когда оформилась хозяйственная специализация различных районов Центральной Азии, появились новые доводы в пользу ценностей стабильности. По региону прошла граница между мирами земледельцев и кочевников. В мире земледельцев культурная традиция стала письменной и благодаря этому авторитетной для всего региона. Она усваивалась и кочевниками; однако плата земледельцев за приобщение к ней северных соседей была очень высока [8, с. 26]. В дальнейшем системный характер обществу придавал зороастризм. То был стабильный консерватизм. Благодаря ему, при оседании очередной кочевой волны, традиции и поведение, даже самые элементарные и заурядные, не уничтожались, а усваивались кочевниками и сохранялись надолго. Но тот же зороастризм еще больше заглушил изначально слабую склонность этой культуры к тому, чтобы создавать предпосылки для решительных изменений в будущем [20, с. 12].

Что же касается ислама, то он, во-первых, способствовал закреплению отношения к власти как к божественному установлению, во-вторых, фактически регламентировал повседневную жизнь, введя в нее универсальные политико-юридические понятия. В целом же получалось так, что и высокая идеология, и бытовой жизненный опыт многих поколений приучали людей отдавать безусловный приоритет социальной стабильности, даже неподвижности общества, высоко возносили ценности труда, мира, коллективизма, послушания, семьи, многодетности, уважения к старшим. А также сообща внедряли в каждое индивидуальное сознание представление об асимметричной зависимости как норме отношений между властью и подданными. Для правителя ценность простолюдина была выражена древней формулой: «работник – отец – подданный – верующий». Собственные ценности простолюдина выстраивались по другой, зеркальной первой, формуле: «вера – покорность – плодовитость – труд». Вряд ли все это могло помочь становлению независимой личности и свободному политическому выбору, зато благоприятствовало укреплению групповой солидарности, конформистского отношения к власти и к статусной иерархии в обществе [12, с. 106].

В результате создания Советского Союза Центральная Азия лишилась экономической самодостаточности и стала сырьевым придатком внерегиональных промышленных центров, в результате ее привычный хозяйственный уклад был сильно изменен. Что касается власти, то теоретически ее представляли республиканские отделения Коммунистической партии Советского Союза, которые порой заменяли государственные структуры управления, т.е. администрация на местах носила номинальный характер, послушно выполняя все задания райкома. Сложился своеобразный симбиоз партийно-государственной номенклатуры, которая не ушла с политической арены после распада СССР и появления новых независимых стран, а наоборот, прочно заняла свое место, поменяв внешний антураж с коммунизма на демократию. Эта номенклатура как не выполняла законы и положения прежней Советской Конституции, так и не стремится соблюдать Основной закон уже независимых республик (достаточно вспомнить о введении цензуры и невозможности проявления свободы мысли и слова, создании общественных движений и партий, независимых судебных институтов и пр.).

Прежде всего, новая номенклатура отменила коммунистические принципы и стала осваивать непартийные структуры власти – это хокимияты, министерства и ведомства, которые, в свою очередь, получили неограниченные возможности в распределении материальных и людских ресурсов стран Центральной Азии. Это стало основным моментом государственного строительства – элита трансформировала всю социально-политическую и экономическую систему, но в то же время приспособила ее к своим требованиям [18]. В области идеологии и политической культуры итоги российско-советского периода были, пожалуй, наиболее противоречивы. С одной стороны, Центральная Азия стала регионом практически сплошной функциональной грамотности, что создало благоприятные предпосылки для расширения политического кругозора населения. С другой стороны, из-за строжайшей политической цензуры, ограничивавшей объем и содержание доступной информации, эти предпосылки реализовывались далеко не в полной мере [Скиперских, 2007].

Таким образом, можно сказать, что к распаду Советского Союза республики Центральной Азии подошли в несколько разбитом положении, имея кризисы во многих сферах общественной жизни, и особенно в политической. Возможно, поэтому дальнейшее политическое развитие этих республик пошло не по европейскому демократическому пути развития, а по своеобразному консервативно-авторитарному, отвечающему традиционному восточному самосознанию народа и власти над ним. Но требования времени естественно наложили свой отпечаток, и некоторые демократические зачатки прижились и начали свое развитие. Следовательно, политические системы, сложившиеся в данном регионе после 1991 г., представляют собой так называемую интегрированную модель, сочетающую в себе как черты восточного традиционализма, так и западного демократизма.

Данная проблема имеет также большое значение для развернувшейся особенно активно в мировой политической науке дискуссии о взаимоотношениях демократии и авторитаризма в современном мире, о возможностях и потенциальных формах трансформации авторитарных политических режимов. Диапазон распространения авторитарных режимов довольно широк, и число их в настоящее время весьма велико. Переплетение разнообразных факторов, многообразие условий жизни, своеобразие политических культур различных стран порождают многочисленные вариативные формы авторитарных режимов. Для каждого из них характерны собственная расстановка социально-политических сил на политической арене, методы осуществления властных отношений, институциональные возможности участия граждан в политической жизни и т.п.

Современная политическая система Казахстана относится к так называемому «открытому» типу. Она ориентирована преимущественно на преобразование, модернизацию внутренней среды (экономические и политические реформы), что позволяет говорить о модернизационном характере данной модели. В то же время республика готова к принятию демократии, хоть и показной. Ее авторитарный режим несколько мягче, чем, например, в Узбекистане, Таджикистане и Туркменистане, более подвержен «европейской» модели развития, нежели «азиатской».