Россия и русские в мировой истории.

358 Киссинджер Г. Указ. соч., с. 298, 302.

264

Что касается У. Лакера, то обладающий титулом <председателя Совета международных исследований вашингтонского Центра по изучению стратегических проблем международных отношений> ученый не предпринимает усилий для анализа внешнеполитических и геополитических целей ни СССР, ни Германии. У. Лакер считает, что у тоталитарных государств их нет, как не бывает у них внешней политики, поскольку <при тоталитарном режиме роль дипломатов сводится к роли курьеров и они не самые надежные источники для определения действительных намерений их хозяев…> Ни в нацистской Германии, ни в Советском Союзе министры иностранных дел не принадлежали к ближайшему окружению диктаторов. Молотов скорее подтверждение <правила>, выведенного Лакером, – <верный подручный палача при Сталине>, Фон Нейрат – <совершенный аутсайдер>, а Розенберг и Риббентроп – <в лучшем случае пребывали на отдаленных орбитах гитлеровского окружения>. Молотов, судя по архивным документам сессий Совета министров иностранных дел, блестяще представлял себе в цельной панораме взаимосвязь всех геополитических измерений и самых различных дипломатических ходов и был искушеннейшим дипломатом с яркой собственной манерой жесткого и прямолинейного переговорщика. Он обладал великолепным умением разгадывать истинные намерения оппонента, что и есть искусство дипломата, парировать оппонента обескураживающей и остроумной, грубоватой аргументацией, как и вести тщательно взвешенный обмен пешками. Записи его бесед с Бирнсом и Бевином – интереснейшее чтиво не только для историка.

Именно в либеральной системе, где, по конституции, внешняя

политика – это прерогатива президента, правительства или парламента, министр иностранных дел часто не самостоятельная политическая фигура. <Есть основания полагать, – открывает якобы нечто особое, на деле же распространенное явление У. Лакер, – что Сталин нередко поступал как раз обратно тому, что советовали ему его дипломаты… а Гитлер считал Министерство иностранных дел совершенно бесполезным>. Эти сентенции Лакер предлагает в той связи, что, оказывается, <изучение дипломатических документов того периода не представляет особого интереса>. Дело в том, что дипломатические документы, доступ к которым в максимальной степени Лакеру открыт, не подтверждают ни одного из его тезисов, сформулированных во исполнение пропагандистского заказа на бульварных изданиях, статьях полусумасшедших русских, никогда не игравших роли в эмиграции, но представляемых им как ее рупор, и нацистской пропаганде, служившей лишь инструментом обработки масс. Несмотря на увертюру, вынужденный вывод Лакера звучит приговором его идеологической схеме: <По дипломатическим документам того времени невозможно распознать, что речь идет о

265

первом в истории случае прямого столкновения тоталитарных режи-д, мов – национал-социализма и большевизма>359. Однако, даже еслк бы вместо СССР оставалась Россия, Гитлеру она точно так же бимешала, ибо, как пишет Лакер, <в длительной перспективе столкнет вение было неизбежным вследствие гитлеровских планов экспансинв Восточной Европе>. Что касается внешнеполитических ведомсщ^ то они заняты реальной политикой и в своих внутренних разрабо^! ках не тратят времени на идеологические формулы. Так и в СССД^ признает академик А.О.Чубарьян, отнюдь не поклонник тоталит^ ризма и внешней политики сталинского периода, однако слишко^ хорошо знакомый с архивами, <МИД был наименее идеологизирв(^ ванным учреждением… и это было на протяжении всего период>! холодной войны>360. . и 1

Лакера все же объединяет с Киссинджером неприятие любы> t форм и перспектив германо-российского entente: Киссинджер обввй | няет СССР в неприличной приверженности к Realpolitik, а Лакер в| ней отказывает тоталитаризму. Киссинджер много сокрушается ;а| неуспехе Британии из-за того, что <установленный Версалем междуч народный порядок требовал от Великобритании следовать исключительно правовым и моральным соображениям>, и о том, что у <Стан i лина была стратегия, но не было принципов, а демократические страны защищали принципы, не разработав стратегии>. Но и он вынужден заметить, что, <независимо от моральных соображений сдержанность Великобритании в вопросе независимости балтийских государств была истолкована параноидальным лидером в Москве как приглашение для Гитлера совершить нападение на Советский Союз, минуя Польшу>. Сами британские политики, хотя и обеспокоенные, полагали действия Сталина естественно вытекающими как из исторических прав, так и из обстоятельств. <Меньше всего я хотел бы защищать действия советского правительства в тот самый момент,– когда он их предпринимает, комментировал лорд Галифакс советскоъ* | германский договор в палате лордов 4 октября 1939 г., – но будет ;

справедливым напомнить две вещи: "во-первых, советское правитель– ' ство никогда не предприняло бы такие действия, если бы германское | правительство не начало и не показало пример, вторгнувшись в Поль– 3 шу без объявления войны; во-вторых, следует напомнить, что дей< ? ствия советского правительства заключались в перенесении границы | по существу до той линии, которая была рекомендована во времй Версальской конференции лордом Керзоном. Я не собираюсь защйъ1 щать действия советского правительства или другого какого-либб правительства, кроме своего собственного. Я только привожу исто1

359 Лакер У. Россия и Германия. Наставники Гитлера. Вашингтон, 199И с. 225-226.

'"См. Громыко ?.?. Дипломат, политик, ученый. М., 2000, с. 21. ;

266

пические факты и полагаю, что они неоспоримы>361. 10 октября такую же оценку в палате общин дал У. Черчилль.

Разговоры о верности Версалю после упомянутой конференции в Стрезе неуместны, как и ссылки на моральные принципы Великобритании после аншлюса или Мюнхена, к тому же западные державы сами имели нормальные и весьма активные дипломатические отношения с Гитлером, вели с ним переговоры о заключении договоров. Но Киссинджеру нужна апелляция к принципам, чтобы противопоставить их <торгу на сталинском базаре>. Больше всего Киссинджера возмущает то, что Сталин <не видел нужды маскировать эти свои геостратегические маневры каким-либо оправданием, кроме потребностей безопасности Советского Союза>362.

Любой modus vivendi Германии и России, разумеется, имевший объективный предел, тем не менее всегда был <кошмаром> для англосаксонских интересов на протяжении всей истории. Когда англофранцузская Европа пыталась вытеснить Россию с Черного моря, все попытки блистательного канцлера Горчакова добиться от этих держав согласия на отмену так называемой <нейтрализации> Черного моря, условий Парижского мира, были тщетны. Только взаимопонимание с Пруссией, согласившейся на отмену этих условий в обмен на поддержку России в деле объединения Германии под прусской эгидой, принесло России восстановление ее позиций. Впрочем, Горчаков не слишком уповал на благодарность Пруссии, памятуя, как однажды <Австрия удивила мир своей неблагодарностью>. В XX веке заключение договора Рапалло вызвало шок в Англии, политика которой в течение последующих 20 лет взращивала Гитлера и толкала

его против СССР.

Но и после Второй мировой войны именно англосаксонские страны были заинтересованы в консервации <германского реваншизма>, вовсе не собираясь предпринимать ревизию линии ОдерНейсе, провокационно подвергнутую ими косвенному сомнению в штутгартской речи Бирнса в 1946 году. В 50-60-е годы США снисходительно смотрели на активизацию нацистских деятелей, даже военных преступников, и не считали это отклонением от <моральных принципов>, которые якобы пронизывают американскую внешнюю политику и идеологию после Вильсона. На рубеже 60-70-х годов, когда <новая восточная политика> ФРГ освободилась от бесплодных и парализующих установок, сковывавших ее самостоятельность, в США и Великобритании с беспокойством опять говорили о <духе Рапалло> и даже требовали остановить <безумный бег Вилли Брандта в Москву>363.

361 АВП РФ. Ф. 7, on. 4, № 19, п. 27, л. 25.

362 Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1997, с. 303.

363 См. Нарочницкая ?.?. США и <новая восточная политика> ФРГ. М, 1979.

267

Идеология либерального универсализма и англосаксонские HI тересы диктовали после Первой мировой войны консолидацию со вокупного Запада, но этому процессу помешала Германия свои дерзким желанием реванша, далеко превышавшего потери. Восщ тателями Гитлера стали англосаксонские лидеры Антанты, в отсу ствие России на Парижской мирной конференции устроившие ?? над Mitteleuropa, навязавшие Версальскую систему, а также вейма екая интеллигенция, глумившаяся над немецкой историей. Пр метеевский <сумрачный германский гений>, уже оторвавшийся " облагораживающей готической католическо-христианской почвь родил в специфических условиях версальского унижения свой урод ливый плод в виде германского нацизма. Его глубинной религиозно философской основой было наступление язычества на христианств но этот импульс соединил варварский <эрос войны> с извечны побуждением к безудержному расширению западной цивилизацг времен крестовых походов и конкисты. Началась новая война, мешающий мондиалистским силам гитлеризм был направлен t СССР, противодействие которому становится главной геополитич! ской константой западной мировой стратегии во второй половшЙ^Ц XX века. ъ 'Щ

СССР оказался неожиданным гибридом, который произвеяНЦ Россия из семени западного марксизма, который, как и большевизйР на русской почве мутировал. В годы войны <отеческие гробы> бьйиг! извлечены с <исторической свалки>, став национальными симвО^? лами. Великая Победа 1945 года не только восстановила дореволкИ^ ционную территорию, но родила парадоксальный традиционализм',1';

В новом обличье российское великодержавно стало системообразуйД щим элементом послевоенного мира и объективным препятствием на ? пути глобальной унификации под западной эгидой. !7!

Глава 9. Вторая мировая война. Идеология и проекты будущего за кулисами военного сотрудничества

Невиданная по масштабам война ради полного передела мира, преемственно существовавшего в течение всего Нового времени, казалось бы, должна была вернуть государства к национальной политике и востребовать национальный дух, что и произошло в крестьянском СССР. Однако именно в этот период за кулисами военного сотрудничества получили дальнейшее развитие идеологические доктрины, подрывающие основополагающий принцип классического международного права – суверенность государства-нации. Параллельно шла разработка политических конструкций будущего мира для обеспечения ведущей роли англосаксонских держав. XX век должен был стать триумфом англосаксов, все более отождествляющих свои интересы с моральными канонами универсума.