Россия и современный мир №2 / 2018

– кавказцами – обобщенными выходцами из республик юга России или зарубежных стран;

– жителей Центральной Азии, без конкретизации страны и этнической принадлежности;

– китайцами;

– молдаванами.

В каждом случае определялась социальная дистанция в ее этническом выражении. Полученные при использовании этих моделей отклики респондентов весьма неординарны и явно свидетельствуют о неблагополучии.

Опираясь на фактический материал, можно сделать вывод, что в нынешней ситуации для русских жителей Московского региона любая из форм межличностных отношений с представителями всех указанных национальностей, за исключением молдаван, категорически неприемлема. По всем предложенным поводам отношений (в качестве членов семьи, друзей, соседей, сослуживцев, сограждан) с другой этнической стороной уровень неприятия у русских фактически зашкаливает, вплотную подбираясь к абсолютной отметке 100%! И это доминирующая позиция, говорить о каких-либо ее социально-демографических вариациях просто не приходится.

Подобные замеры межэтнических дистанций проводились в рамках ряда социологических исследований последних лет [2; 3], но ни в одном из них не фиксировалось столь резкое и столь солидарное смещение в область негативных оценок возможных или действительных отношений с другими этносами. Всё это, увы, свидетельствует о наличии системного и стремительно набирающего аварийную скорость тренда.

Некоторое «послабление» участники опроса проявили лишь в отношении к молдаванам (рис. 4). Как правило, не воспринимая их в качестве членов своей семьи (для 90% опрошенных это неприемлемо), треть населения все же готова видеть их в кругу своих друзей (33,4%), примерно вдвое больше – общаться с ними по-соседски (60,4) или по служебной необходимости (68,5), и уже три четверти способны воспринимать их как своих сограждан (75,8%).

В несколько иной постановке и обобщенном виде вопрос о дружественных отношениях русского населения Москвы и области с представителями других этносов и с трудовыми мигрантами позволяет оценить статистическую мощность того «диффузионного» социального слоя, в котором происходит реальное взаимодействие русских с представителями иных национальностей, вероисповеданий, культур. Анализ ответов на соответствующие вопросы обнаруживает, что в окружении каждого пятого русского москвича (20,3%) в действительности есть друзья и знакомые другой национальности, а в сфере общения почти каждого четвертого коренного жителя столичного региона (23,3%) – трудовые мигранты.

Рис. 4. Распределение ответов на вопрос: «Приемлемы ли для Вас отношения с молдаванами?» 13

Чаще всего люди нерусской национальности и трудовые мигранты входят в круг друзей и знакомых у молодежи; с ростом возраста респондентов этот круг утрачивает свое этническое разнообразие (например, общаются с мигрантами 30,6% самых молодых жителей региона и лишь 14,8% представителей старшего поколения). Кроме того, с трудовыми мигрантами заметно чаще имеют дело жители Московской области, нежели мегаполиса (31,5% и только 18% в названных группах).

13

Распределение представлено без учета статистического веса затруднившихся / отказавшихся ответить на данный вопрос.

При рассмотрении межэтнических контрастов и межэтнических дистанций до сих пор неявно предполагалась субъектность и активная избирательность лишь одной стороны социального взаимодействия – самих русских. Учитывая фактическую полиэтничность российского социума, двусторонний и многосторонний характер отношений с представителями других национальностей, способными к проявлению собственной воли в межэтническом взаимодействии, важно понять приемлемость самих русских в диалоге наций для другой стороны, но, опять же, – как это видится и представляется самим русским.

Открывающаяся при таком подходе картина вполне соответствует статусу коренного этноса русских: почти три четверти (71,7%) жителей Московского региона на момент исследования не испытывали никакого влияния своей национальной принадлежности на реальные жизненные ситуации, еще 8,4% не смогли ничего сказать по этому поводу, что, скорее всего, тоже может быть классифицировано как отсутствие явного противодействия или, напротив, преференций для русского респондента, связанных с его этнической идентичностью. Каждый шестой опрошенный (16,2%) все же отметил, что факт его русской национальности в какой-то мере помогал ему в жизни.

Представленный расклад мнений не обнаруживает статистически значимых разбросов относительно средних значений. Можно лишь отметить, что верующие люди почти вдвое чаще отмечают вполне тривиальный в данном случае факт благотворного влияния русского происхождения на ход своей жизни, чем атеисты.

Миграционный фон

Результаты целевых эмпирических исследований [1; 7] свидетельствуют, что процессы этнизации, вызревания и содержательного раскрытия идентичности русского этноса существенно «подстегиваются» внешними факторами, в частности характерной для Московского региона массовой трудовой миграцией как международной, так и, отчасти, межрегиональной, связанной с потоками трудовых ресурсов в самой России. Московский регион в этом смысле является горячей точкой и полигоном для дальнейшей, более полной и детальной, конфигурации аксиологического и семантического объема русской идентичности.

Можно ли в настоящее время говорить о реальном влиянии международной трудовой миграции на межэтнические отношения в Москве и Подмосковье, на процессы этнизации и национальной идентификации русского населения Московского региона?

Прежде всего необходимо отметить, что в балансе взаимоотношений русского населения Московского региона и иностранных работников подлежат обязательному учету такие качественные параметры миграционного потока, как «статусность» мигрантов, их профессиональная квалификация, уровень владения русским языком и знания истории России, общий культурный уровень в целом.

При этом сама «статусность» определяется основными социально-демографическими признаками, в том числе страной «исхода», происхождением мигранта и другими характеристиками. Например, хорошо известно о дифференцированности культуры, имеющей городской и деревенский качественные полюса, и в этом смысле – разные статусные веса города и села как поселенческих типов исходных пунктов миграции, что во многом нивелирует другой важный показатель – страну эмиграции. Другой аспект – этническая принадлежность приезжего работника – также существенно влияет на характер и тональность отношения к нему со стороны коренных жителей региона: известно, что восприятие русским населением Москвы и области выходцев из славянских стран, а также из стран Европы изначально более благожелательно. Далее, гражданство работника «по умолчанию» служит одним из определяющих триггеров отношения к нему. Так, эмпирически проявленное предпочтение «братьев из Беларуси и Украины» представителям стран Центральной Азии и Кавказа обусловлено, помимо заведомо более теплого отношения к представителям славянских этносов, еще и тем, что они являются носителями однокоренной культуры и, скорее всего, имеют более высокие образовательный и профессиональный уровни. А вот «дремучая Азия» в представлении русского населения столичного региона, образ жизни которого во многом следует европейским нормам, настораживает и раздражает.

Осознавая и непосредственно ощущая последствия повседневного присутствия трудовых мигрантов в жизни городского социума, население Московии неодинаково воспринимает различные национальные, этнические черты многоликой миграционной диаспоры. Одна из важных для принимающей стороны характеристик цивилизованного – образовательного, культурного, религиозного – «качества» мигрантов – это, как уже отмечалось, «страна убытия», от которой априори зависит отношение к приезжему, и которой как раз во многом определяется его «статусность» как трудового мигранта. Опирающийся на фактические данные рейтинг предпочтительности стран, из которых в Россию, в Москву и область едут на заработки, не отличается большим разнообразием.

Чуть более четверти жителей Московского региона симпатизируют выходцам с Украины и Беларуси (27,5 и 25,7%, соответственно, для этих стран), еще 8,8% – гражданам Молдовы. И это, собственно, все, не считая большого количества других статистически ничтожных вариантов, лишь объединенно выражаемых весом 14,4% опрошенных.

Полученное распределение убеждает, что ни одна из постсоветских стран Центральной Азии и ни один из регионов Северного Кавказа, как раз и ставших традиционными для Москвы и области пунктами исхода мигрантов, не пользуются заметной симпатией. Более того, приезжие именно из этих стран вызывают наиболее оформленное негативное отношение. Рейтинг стран, граждане которых имеют в сознании населения столичного региона статус иммигрантского «нон грата», наглядно иллюстрирует данный тезис. И это эмпирический факт (рис. 5).