Россия на рубеже XV-XVI столетий (Очерки социально-политической истории).

Нормы же права Записи о душегубстве (упоминание о «посулах», о докладе удельно-княжеских волостелей их господину, а не великокняжескому наместнику) значительно старше Судебника 1497 г.

Наконец, в заголовке Судебника 1497 г, нет племянников Ивана III, а других удельных князей тогда не существовало. Поэтому особой статьи об удельном суде не могло быть как по юридическим причинам, [353] так и фактически: из удельных князей живы были только братья Федор Волоцкий и Иван Рузский. Вряд ли была необходимость специально для них создавать уложение.

353

Отсутствие раздела об удельных князьях в Судебнике 1497 г. С. Б. Веселовский справедливо связывает с тем, что «юрисдикция великого князя и в то время не распространялась на уделы» ( Веселовский С. Б.Владимир Гусев — составитель Судебника 1497 г. — ИЗ, 1939, т. 5, с. 42).

Выявляя предполагаемые источники Судебника 1497 г., Л. В. Черепнин обратил внимание на параллели в его статьях. Действительно, нормы права и судебные штрафы, взимавшиеся во время боярского суда, соответствовали нормам наместничьего суда. Имеющийся параллелизм, по Черепнину, вызывался тем, что в распоряжении составителя Судебника 1497 г. были два разновременных источника: указы о боярском и наместничьем суде. Наличие в обоих рядах двух абсолютно идентичных статей об отпускной грамоте (ст. 18 и 42) он объясняет механическим характером сводки разновременных источников. Но в обеих статьях (18-й и 42-й) говорится и о наместничьем и о боярском докладе. Если бы они принадлежали к разным памятникам, то в одной из них, входящей в комплекс статей о боярском суде (ст. 18), речь должна была бы идти о боярском докладе, а в другой, входящей в гипотетический устав о наместничьем суде (ст. 42), — о наместничьем. Этого на самом деле нет. Далее, Л. В. Черепнин усматривает различие в двух комплексах статей о полевых пошлинах (ст. 47 и 38) и заключает, что «раздел о наместничьем суде возник ранее, чем раздел о суде центральном, и что первый был использован в качестве источника последнего». Он также прав, когда констатирует, что невозможно считать раздел о московском боярском суде «источником раздела о суде наместничьем», но что вместе с тем можно обнаружить «ряд текстуальных совпадений и общий принцип конструкции» обоих разделов. [354] Все это так. Но вот бытование обоих разделов Судебника 1497 г. как самостоятельных памятников с необходимостью не вытекает из приведенных выше соображений.

354

Черепнин.Архивы, ч. 2, с. 361–363.

Если исходить из факта наличия уставных наместничьих грамот XIV–XV вв. (ср. Двинскую уставную грамоту (ДУГ) 1397–1398 гг. и Белозерскую уставную грамоту (БУГ) 1488 г., то скорее всего именно памятники этого типа были источниками раздела о наместничьем суде. Ведь в ст. 38 настойчиво повторяется, что наместник и его судебно-административные агенты берут судебные пошлины «по грамоте» (трижды!) или «по грамотам». На основе юридической практики и создавались нормы судопроизводства наместничьего, а отсюда и боярского суда. Вот, например, казус ст. 4–5, когда стороны, досудившиеся до поля, «у поля не стояв, помириться» или «не помирятся» и платят соответствующие пошлины боярину и дьяку. Казус восходит к практике наместничьего суда: когда стороны «досудятся до поля, да помирятся», наместнику следовало «имати по грамоте». Действительно, в БУГ есть случай, когда «досудят наместники и тиуны о рубле до поля, а восхотят ся помирити, и они дадут наместником гривну с тиуны и с доводчики за все пошлины». [355] И размер пошлин — гривна (равнялась 2 алтынам и 8 деньгам) — соответствует ст. 4 и 38 Судебника 1497 г. В Судебнике казус дан в двух вариантах: «у поля не стояв» и «у поля стояв», но пошлины одни и те же.

355

АСЭИ, т. III, № 22, с. 39.

Казус ст. 38 о поле «в заемном деле или в бою» соответствует БУГ:

ссылка 22 [356]

ссылка 23 [357]

Некоторые изменения в разделе о боярском суде связаны главным образом с необходимостью регламентировать шкалу пошлин боярам, окольничьим, дьякам и недельщикам. [358]

Итак, ст. 1, 3–9, 15, 17, 18, 20, 29 Судебника не представляют собой самостоятельного памятника, а появились при составлении законодательного кодекса в целом и основывались на разделе Судебника о наместничьем суде, восходящем к уставным наместничьим грамотам. Нормы ст. 37 восходят к тексту кормленых грамот. Б. Н. Флоря полагает, что в Судебнике 1497 г. статья дошла в дефектном виде, а ближе к первоначальному текст Судебника 1550 г. [359]

356

В аналогичном случае о поле в деле о поджоге формулировка еще более близка к БУГ: «Исцово доправити» (Судебники XV–XVI вв., с. 25).

357

АСЭИ, т. III, № 22, с. 39.

358

Черепнин.Архивы, ч. 2, с. 363–365, 377, 378.

359

Флоря Б. Н.Кормленые грамоты XV–XVI вв. как исторический источник. — АЕ, 1970. М., 1971, с. 113–118.

К памятнику, содержащему нормы боярского суда, Л. В. Черепнин относит также статьи: 2 (связанную со ст. 4), 16 и 19 (связанные также с окружающим их текстом) и предположительно 26–28, развивающие тему о судебных пошлинах, поднятую в ст. 15, которая, по его мнению, входила в тот же памятник. Он прав, говоря о взаимосвязи названных статей и их окружения. Но если само окружение не составляет особого памятника, то и ст. 2, 16, 19, 26–28 не восходят к нему, а вместе с другими возникли при кодификации норм права в 1497 г. Ст. 45 и 65 Черепнин относил к указу о наместничьем суде. В ст. 65 говорится, что наместники должны «имати пошлины по сему списку». Это указание Черепнин трактует как ссылку на особый «указ» (ст. 37–44). Но речь могла идти просто о самом Судебнике. Обратив внимание на порядок статей в Судебнике 1550 г., где ст. 74 (соответствующая ст. 65 Судебника 1497 г.) помещена после ст. 60 (ей соответствует ст. 39 Судебника 1497 г.), 65 (ст. 40), 67 (ст. 41) и, добавим от себя, 71 (ст. 43 предшествующего кодекса), Черепнин объяснял эту последовательность тем, что «ст. 65 является составной частью названного указа». [360] Во всяком случае ясно, что составитель Судебника 1550 г. непосредственно использовал текст кодекса Ивана III, так что ссылка на порядок статей не может иметь какого-либо отношения к проблеме структуры гипотетического «указа». Последовательность статей в Судебнике 1550 г. объясняется систематизацией материала, проделанной составителем этого памятника, и только.

360

Черепнин.Архивы, ч. 2, с. 365–366.

К тому же предполагаемому «указу» Л. В. Черепнин относил еще ст. 64 и 67 Судебника 1497 г. На основании «пропуска» Тверской земли в ст. 67 он датировал весь «указ» временем до присоединения Твери (до 1485 г.). Тверская земля как вотчина Ивана III упоминается уже в августовском докончании 1486 г. великого князя с Борисом Волоцким и в ноябрьском — с Андреем Углицким. [361] Но должна ли вообще присутствовать Тверская земля в ст. 67? Здесь находим только Московскую и Новгородскую земли. Ни Твери, ни Пскова, ни бывших удельных княжеств статья не упоминает. Если следовать логике Черепнина, то в 1497 г., когда статья вошла в Судебник, Тверь не была присоединена к Москве. [362] Отсутствие Твери в ст. 67 может быть объяснено ее особым положением как своеобразного удела наследника престола княжича Василия. [363]

361

ДДГ, № 81, с. 317; № 82, с. 323–324.

362

Л. В. Черепнин допускал, что «указ» мог быть издан в 1483–1484 гг. Усматривая связь между регламентацией местного управления и конфискациями новгородских земель в 1483–1484 и 1488–1489 гг., он считал «указ» «первым шагом к отмене кормлений» (Архивы, ч. 2, с. 379). Нормы Судебника (а еще ранее — уставных грамот) в известной мере регламентировали организацию судопроизводства наместниками и тем самым подготовляли отмену системы наместничьего управления, но непосредственной связи их с конфискациями земель в Новгороде, на наш взгляд, нет.

363

Княжич Василий выдавал грамоты в Твери в 1496 — июле 1497 г. (АСЭИ, т. III, № 163–165). По мнению С. М. Каштанова, с 1492 г. ему принадлежал только Кашинский удел (Социально-политическая история, с. 60).

Л. В. Черепнин считал, что «по содержанию и тематике» ст. 10–14 Судебника 1497 г. отличаются от ст. 8 и представляют собой как бы «краткий кодекс уголовно-процессуального характера». В них не упоминается о боярине и дьяке, которые ведут процесс, по ст. 8, зато в самой общей форме говорится о судье. В них перечисляются не судебные пошлины, а различные виды татьбы. Все это так, но не дает еще оснований видеть в ст. 10–14 особый кодекс или устав. [364] Ведь даже сам Черепнин рассматривал их как разъяснение ст. 8, а оно могло быть сделано и в период кодификации, т. е. в 1497 г. Источником ст. 10–14 были нормы обычного права, частично известные юридическим памятникам XIV–XV вв. Так, тезис «татю веры не няти» (ср. ст. 14: «татиным речем не верити») встречается в ст. 60 ПСГ. О «доправлении» «истцова» на виноватом (ср. ст. 1 °Cудебника: «исцево на нем доправя») говорит ст. 10 БУГ. Смертная же казнь ворам-профессионалам (ст. 11 Судебника) навеяна нормами права, известными ст. 8 ПСГ и ДУГ.

364

Черепнин.Архивы, ч. 2, с. 308–369; ср. соображения А. Г. Поляка (ПРП, с. 386).

Ст. 9 Судебника 1497 г. о смертной казни «государского убойца», крамольника, церковного вора и вообще «ведомых лихих людей» Черепнин считал вставкой составителя общерусского кодекса. То, что текст статьи был создан кодификатором, справедливо. Источником его были нормы, известные ст. 7 ПСГ («А кримскому татю и коневому, и переветнику, и зажигальнику, тем живота не дати»). Но и ст. 10–13 Судебника генетически восходят к нормам следующей за ней ст. 8 ПСГ. Последовательность использования норм ПСГ (в ст. 14 Судебника есть следы ст. 60 ПСГ) говорит за то, что несь изучаемый раздел Судебника (т. е, ст. 9-14) принадлежит перу одного составителя, т. е. создателю самого кодекса.

Сопоставляя время создания списков «Повести о Дракуле» с этапами реконструируемой законодательной деятельности правительства, Черепнин заключил, что список «Повести» 1490 г. был написан в то же время, когда создавался «прототип позднейших губных грамот» (т. е. ст. 10–14 Судебника 1497 г.). И в данном случае речь идет только о догадке. Да, по «Повести», Дракула выступает борцом против татьбы и разбоя. [365] Конечно, предполагаемый автор «Повести» (Федор Курицын) мог участвовать в создании Судебника 1497 г. и других законодательных актов. Но все это не дает оснований для установления реальной связи весьма гипотетического «прототипа губных грамот» с отдельными списками «Повести». Ведь речь идет даже не о текстологической близости памятников, а только о том, что в обоих развивался вопрос о душегубстве и татьбе. Самое большое, на что уполномочен исследователь источниками, — это сказать, что в конце XV в. данная тема волновала современников.

365

Черепнин.Архивы, ч. 2, с. 311–312, 384; Повесть о Дракуле, с. 118.

Черепнин считал, что статьи 30 («Указ о езду») и 31–36 («О неделшиках указ») были самостоятельными актами княжеского законодательства, на что «указывает самое их название: «указ»». Довод не достаточен: словом «указ» могло обозначаться просто великокняжеское распоряжение, помещенное в Судебник. [366] Есть же в нем ст. 39, озаглавленная «О татех указ», которую сам Черепнин не выделял в особый акт «о татьбе», а включал в «Указ о наместничьем суде».

Ст. 21–24 Судебника, как тонко подметил Л. В. Черепнин, имеют текстуальное сходство со ст. 3, 15–17. Вместе с тем, полагал он, ст. 21–24 не являлись органичной частью раздела о боярском суде. Заголовок «О великом князе» (перед ст. 21) нарушает, по его мнению, «общую архитектонику окружающего текста, распадающегося на ряд статей, посвященных различным разновидностям документов». [367] Переоценивать степень четкости структуры Судебника и особенно значение его заголовков вряд ли следует. Так, среди распоряжений о грамотах помещена ст. 19 «О неправом суде». Ее заголовок не соответствует заголовкам ст. 15–18, хотя сюжет ст. 19 с ними сходен. Скорее всего ст. 21–24 возникли под пером составителя Судебника по образцу норм, известных уставным грамотам и практике великокняжеского суда, т. е. как и другие аналогичные постановления. К сожалению, сравнительного материала очень мало (всего две уставные наместничьи грамоты XIV–XV вв.), а реальный фонд правых грамот характеризует тяжбы по земельным делам. Все это не позволяет с достаточной полнотой проследить влияние реальной административной и судебной практики на нормы Судебника 1497 г.

366

Черепнин.Архивы, ч. 2, с. 371; в духовной 1477 г. кн. Бориса Васильевича Волоцкого аналогично: «даю указ своей княгине» (ДДГ, № 71, с. 240).

367

Черепнин.Архивы, ч. 2, с. 371.

По Черепнину, «сборник» законов о поземельном праве (ст. 46–63, 66) составлен был около 1491 г., когда к Москве был присоединен Звенигород. Ст. 63 устанавливает трехлетнюю давность иска, а по великокняжеским земельным искам известна шестилетняя. В правой звенигородской грамоте около 1462–1469 гг. дело решается в пользу Сторожевского монастыря, так как истец не возбуждал процесса более пяти лет («шостой год как… не искал»). Отсюда Черепнин заключил, что шестилетняя давность иска была заимствована из звенигородской практики. [368] Но в Звенигороде бытовала не шестилетняя, а пятилетняя давность иска. Эта практика была известна и Пскову (ст. 9 ПСГ).35) Поэтому нет оснований считать ст. 63 Судебника порожденной лишь звенигородской практикой. Трехлетняя давность упоминается в ст. 20 «Правосудия митрополичья», а шестилетняя, очевидно, является нововведением Судебника. Отсюда отпадает и датировка «сборника», предложенная Черепниным. Источниками последнего раздела Судебника были нормы Русской Правды, Псковской Судной Грамоты, текущего княжеского законодательства (уставные грамоты) и судопроизводства. Это наглядно видно из следующей таблицы:

368

Черепнин.Архивы, ч. 2, с. 381, 375; АСЭИ, т. III, с. 56. Вопрос о влиянии звенигородской практики поставлен был С. В. Юшковым (К древнейшей истории института давности по русскому праву. — УЗ Всесоюзного ин-та юридич. наук, вып. 5. М., 1947, с. 142–144).