Россия на рубеже XV-XVI столетий (Очерки социально-политической истории).

ссылка 36 [369]

ссылка 37 [370]

Таким образом, воздействие на текст Судебника 1497 г. норм права, бытовавших в конце XV в. и частично занесенных в известные памятники (ПСГ, ПП, ДУГ, БУГ), несомненно. Следы тех же памятников есть и в других частях кодекса, которые, по Черепнину, принадлежат составителю Судебника в целом (ср. ст. 9 Судебника и ст. 7 ПСГ). Это также выдает единый почерк разновременных, как кажется Черепнину, составных частей кодекса.

369

Когда тот или иной памятник рассматривается как «источник» Судебника, подразумевается не обязательно его текст, но и нормы, в нем содержащиеся.

370

О новгородском происхождении источников статьи говорит и термин «подвойский», не встречающийся в Северо-Восточной Руси ( Флоря Б. Н.Указ. соч., с. 122).

Словом, нет достаточных оснований для гипотезы об особом «сборнике» законов по земельным делам (как и других предполагаемых «указов»). К тому же в условиях незавершенного процесса объединения земель законодательная практика XIV–XV вв. не знала общегосударственных законов, за исключением весьма специфической Записи о душегубстве. Законодательная инициатива правительства проявлялась в актовом творчестве, в распоряжениях, адресованных представителям местных властей (уставные и указные грамоты), в льготных пожалованиях вотчинникам (иммунитетные грамоты) и в договорных соглашениях с удельными, служилыми князьями и землями (докончания). Завещания (духовные) великих и удельных князей касались преимущественно порядка наследования землями и имуществом. Оценка факта отсутствия общегосударственных «уставов» до издания Судебника 1497 г. помогает понять, насколько большую работу пришлось провести русским кодификаторам конца XV в.

Основной проблемой, которой посвящен Судебник 1497 г., была организация судопроизводства на всей территории государства (исключая уделы) и регламентация судебных пошлин представителем, осуществлявшим суд в центре и на местах. Судебнику известны три типа суда: суд великого князя и его детей (ст. 21), суд бояр и окольничих (ст. 1 и др.) и суд наместников и волостелей (ст. 20 и др.). Решения первого из них, как суда высшей инстанции, носили окончательный характер. Сложнее обстояло дело с боярским и наместничьим судом. Ст. 1 Судебника говорит, что на суде бояр и окольничих («судити суд бояром и околничим») присутствуют дьяки. Ее пафос состоит в запрещении взяток («посулов») за судопроизводство и «печалование» и провозглашении нелицеприятного суда («судом не мстити, не дружити никому»). Впрочем, о нелицеприятном суде речь шла в законодательстве и ранее (ст. 3 ПСГ). «Посулы» же в XIV–XV вв. допускались (как плата за отправление суда). Их знают и ст. 6 ДУГ, и Запись о душегубстве. Только в ПСГ (ст. 4, 9а) появляются первые запреты «тайных посулов», а Новгородская Судная Грамота (НСГ) (ст. 26) налагала запрет на взимание «посулов» «докладщиком». Постановление Судебника об отмене «посулов» и введении нормированных судебных пошлин — крупный шаг в создании судебного аппарата единого государства.

Ст. 1 Судебника говорит о суде бояр как о суде первой и высшей инстанции, если судьями первой инстанции были наместники и другие лица местного аппарата. По мнению С. И. Штамм, в ст. 1 имеется в виду Боярская дума как судебная инстанция. [371] ) Это соображение не вполне точно. «Бояре», присутствовавшие на судебном разбирательстве, могли и не быть членами Боярской думы. К тому же Судебник говорит не о суде Думы, как таковой, а о боярах и окольничих как судьях. На процессе, как правило, был один судья, иногда — два. [372] О судебной деятельности Думы (или, точнее, большинства ее членов) сохранилось всего одно свидетельство: «Приговор боярский, что приговорили… бояре» в 1520 г. о ржи, украденной дьяконом Спиридоном Павловым. [373] В данном случае бояре как высшая судебная инстанция разбирали материалы процесса, судьями на котором выступали наместники и тиуны.

371

Штамм С. И.Указ. соч., с. 53.

372

Так, на докладе 1485–1490 гг. великому князю присутствовал один окольничий — И. В. Чебот (АСЭИ, т. II, № 400, с. 408). В 1500 г. суд докладывался одному Юрию Захарьичу в присутствии дьяка (№ 422, с. 462), в 1504 г. — одному брату его Якову, тоже в присутствии дьяка (№ 428, с. 470). Два судьи выступали на процессах 1529, 1530, 1543 гг. ( Лихачев Н. П.Сборник актов, собранных в архивах и библиотеках, вып. 2. СПб., 1895, № VII, VIII, X).

373

Лихачев Н. П.Разрядные дьяки XVI в., с. 176–177.

Институт «печалования» (ходатайства перед великим князем о каком-либо лице) постепенно терял значение. В Судебнике 1550 г. он даже не упоминался, оставаясь прерогативой высших церковных властей. Установление обязательности присутствия на боярском суде дьяков опиралось на давнюю традицию и санкционировало возросшую роль великокняжеской канцелярии в судопроизводстве.

Ст. 2 Судебника 1497 г. утверждала, что боярин-судья должен был решать все дела, по которым к нему обращались «жалобники» («жалобников от себе не отсылати, а давати всемь жалобником управа в всемь»), за исключением тех случаев, когда решение мог вынести только великий князь или когда к боярину обращались лица, подведомственные другому администратору («а которого жалобника, а непригоже управити, и то сказати великому князю, или к тому его послати, которому которые люди приказаны ведати»). Важнейшей проблемой, обсуждавшейся в литературе в связи с этой статьей, было сложение приказного аппарата.

Так, И. И. Смирнов писал: «… принцип суда по приказам намечается уже и в Судебнике 1497 г. Но здесь он еще подчинен старой форме суда и выступает лишь в виде своего рода дополнения к старому боярскому суду». С. И. Штамм считает, что «уже во времена Судебника 1497 г.» отдельные отрасли управления были «приказаны отдельным людям». На наш взгляд, прав Л. В. Черепнин, согласно которому «в статьях 1–2 нет данных, указывающих на оформление приказной системы». [374]

374

Смирнов И. И.Очерки…, с. 321; Штамм С. И.Указ. соч., с. 54; Судебники XV–XVI вв., с. 43, 200; Зимин А. А.О сложении приказной системы на Руси. — Доклады и сообщения Ин-та истории АН СССР, вып. 3. М., 1954, с. 172; его же.Реформы Ивана Грозного, с. 184.

Обычно слова «к тому… которому которые люди приказаны» трактуют как указание на определенное ведомство (приказного типа). Так, А. Г. Поляк писал, что ст. 2 Судебника «впервые в русском законодательстве выражает попытку регламентировать деятельность лиц, возглавляющих какую-либо отрасль центрального управления. Боярин, ведавший ею, ограничивает круг подсудных ему дел или лиц той отраслью управления, которой он занимается». С этим трудно согласиться. Ни о каких «подсудных» боярину делах в ст. 2 не говорится. Речь идет только о людях, «приказанных» ему. Скорее всего, под ними подразумевалась дворцовая челядь (конюхи, сокольники, псари и т. п.). Дворцовым чинам (конюшему, сокольничему, дворецкому и др.) подведомственны были также «люди», жившие на территории их путей (крестьяне и бортники). Вот их-то и имеет в виду ст. 2 Судебника 1497 г. [375] При ее переработке в ст. 7 Судебника 1550 г. закон прямо говорил о жалобнике «приказу» боярина, дворецкого, казначея или дьяка. Но это было уже время складывания приказной системы.

375

ПРП, вып. III, с. 377; Зимин А. А.О составе дворцовых учреждений Русского государства конца XV и XVI вв. — ИЗ, 1958, т. 63, с. 180–181. См. у А. В. Чернова: в «Судебнике не говорится о приказах как учреждениях, а имеются в виду должностные лица государственного управления, выполнявшие личные приказы-поручения» (О зарождении приказного управления в процессе образования Русского централизованного государства. — Труды МГИАИ, 1965, т. 19, с. 280). Это верно, но нуждается в уточнении (речь идет о дворцовых поручениях).

В Судебнике 1497 г. проводится последовательная регламентация пошлин за все виды судебной деятельности великокняжеских администраторов, от боярина до недельщиков (ст. 3–7, 15–17, 21, 38, 40, 41, 44, 45 и др.). Ст. 4 кодекса устанавливает единообразные судебные пошлины: от рублевого дела с виноватого взыскивалось в пользу боярина 2 алтына, дьяка — 8 денег (в случае если дело выше рубля или ниже, то по соответствующему расчету). Итак, от 200 денег (1 руб.) пошлина платилась в размере 10 % (20 денег), что соответствовало старинной десятине. Эта пошлина не была нововведением. По БУГ, гривна (20 денег) шла наместнику с тиунами за судопроизводство. [376]

376

АСЭИ, т. III, № 22, с. 39.

Обобщая практику суда в различных местностях Русского государства, Судебник 1497 г. придавал ей общерусское значение. Судебные прерогативы феодальной аристократии были регламентированы и сокращены. Отныне на суде в обязательном порядке должны были присутствовать дьяки (ст. 1). Суд на местах должен был проходить в присутствии целовальников из среды местной администрации (дворский, староста) и зажиточных («лучших») людей (ст. 38). Тем самым закладывались предпосылки земской реформы, осуществленной в середине XVI в. [377] Впредь свидетели («послухи») должны были быть очевидцами событий, а не давать показания, основываясь на слухах (ст. 67).

377

О влиянии ст. 37–45 Судебника 1497 г. на нормы наместничьего суда по Судебнику 1550 г. см.: Носов Н. Е.Становление сословно-представительных учреждений в России. Л., 1969, с. 54 и сл.

Согласно ст. 18, 20, 42, 43 Судебника 1497 г., наряду с боярами, пользовавшимися кормлениями с правом «боярского суда» (окончательного решения дел), существовали судьи из числа кормленщиков без этого права, т. е. дела, которые они вели, докладывались в Москве. [378] Согласно ст. 42, кормлением «с боярским судом» мог быть пожалован не только боярин, но и сын боярский. Это — свидетельство постепенного роста политической активности и влияния на государственный аппарат верхних слоев дворянства.

378

Смирнов И. И.Очерки…, с. 326–327.

Ответом на обострение классовой борьбы было введение суровой системы наказаний, отразившейся в ряде статей Судебника. В ст. 8, 9 и 39 определенная категория правонарушителей обозначена понятием «ведомый лихой человек» (С. Герберштейн переводил manifest malefactore как «явные злодеи»). «Лихой человек» упоминается еще в духовной грамоте кн. Семена Ивановича 1353 г.: «…а лихих бы есте людей не слушали». В грамоте митрополита Симона (после 1496–1499 гг.) содержится предписание для «лихих… людей». Понятие «ведомого (известного) лихого человека» связано с понятием татя, совершившего воровство второй раз (за преступление обоих лиц полагалась смертная казнь: ср. ст. 9 и 11; ср. ст. 13: «тать ведомой, и преж того неодинова крадывал»). [379] Но не только: Судебник придавал большое значение показанию под присягой. Ведомым татем мог быть признан вор, пойманный с поличным впервые, если пять или шесть свидетелей удостоверяли, что он «преж того неодинова крадывал» (ст. 13). Появление понятия «ведомого лихого человека» свидетельствует не только об усложнении самого процесса установления преступления, но и о том, что число преступлений в стране увеличилось [380] и государство встало на путь решительной борьбы с правонарушителями.

379

ДДГ, № 3, с. 14; АФЗХ, ч. I, № 192, с. 174; АСЭИ, т. III, № 27, с. 49.

380

Зимин А. А.Основные этапы и формы классовой борьбы в России конца XV–XVI в. — ВИ, 1965, № 3, с. 42–43.