Россия на рубеже XV-XVI столетий (Очерки социально-политической истории).

Преувеличивать степень закрепощенности крестьянства в XV в. нет оснований. Выделение отдельных отграниченных друг от друга (в правовом отношении) категорий крестьян — дело более позднего времени. Это, в частности, видно и на изучении так называемого серебреничества. Б. Д. Греков видел в серебрениках одну или «несколько категорий феодально-зависимых людей», попавших в зависимость в результате закабаления их «за серебро». В понятие «издельного серебра» у Грекова входила и денежная рента. По мнению Л. В. Черепнина, серебреники не составляли особой категория крестьянства. «Серебро издельное» могло быть и денежным оброком, и деньгами, розданными феодалами в долг под условием погашения его работой на барщине. «Серебро» в отдельных случаях могло означать и денежный оброк. [135] И вместе с тем «серебреник — это задолжавший крестьянин, обязанный расплатиться с землевладельцем». [136] Последнее определение, на наш взгляд, лучше всего передает суть отношений серебреничества. И. И. Смирнов и Ю. Г. Алексеев связывают «издельное серебро» с превращением крестьянина в издольщика-серебреника. Тезис о «серебре» как денежном оброке вызвал возражение Г. Е. Кочина. [137] Распространение серебреничества свидетельствовало о процессе обнищания крестьянства, о привлечении задолжавших крестьян к барщине («изделью»). Серебреничество было одним из источников складывавшегося в конце XV в. служилого холопства.

135

Греков Б. Д.Крестьяне на Руси, кн. 2, с. 131; Черепнин.Образование, с. 237, 239, 243.

136

АСЭИ, т. I, № 90, 108, 562; ДДГ, № 57, с. 178; № 74, с. 277; АФЗХ, ч. I, № 33; Черепнин.Образование, с. 243.

137

ИСССР, 1962, № 2, с. 161; Алексеев Ю. Г.Аграрная и социальная история…, с. 107. См. также: ПРФ, с. 236–238; Кочин,с. 359.

В то же время в источниках встречается еще одна категория сельских жителей — бобыли (непашенные и нетяглые люди). Впервые их упоминают псковская летопись под 1500 г. и писцовая книга Шелонской пятины (конец XV — начало XVI в.). О росте обеднения и обезземеливания крестьян говорит и распространение испольщины (половничества), когда крестьянин, потеряв свою землю, переходил на службу к феодалу и отдавал ему часть урожая, полученного на землях последнего. Этот процесс был особенно распространен в северных районах страны. Нехватка земли приводила к тому, что крестьяне (как волостные, так и владельческие) «наймовали» землю у феодалов и тем самым способствовали хозяйственному освоению новых территорий. «Новины», «росчисти», «притеребы» упоминаются в различных источниках. [138]

138

ПЛ, вып. I, с. 84; НПК, т. V, стлб. 157, 164, 167, 250, 275; т. I, стлб. 339, 343, 788; т. II, стлб. 35, 40; т. IV, стлб. 66, 148 и др.; АСЭИ, т. I, № 539, 585, 591. См. также: Шапиро.с. 189–206; Горский.Очерки, с. 55, 115–125, 150–151; Черепнин.Образование, с. 166–178.

О мирской организации владельческих крестьян данные очень скупы, больше известно о черносошной волости. [139] Во главе ее находились сотские (сотники) или старосты. Иногда сотский упоминался наряду со старостой. Встречались также пятидесятские и десятские. Все эти волостные администраторы генетически восходят к представителям старинной сотенной общинной организации, сложившейся на заре классового общества.

Волость осознавала свое право на владение обрабатываемой ею землей, признавая верховным собственником земли великого князя. Так, в конце XV в. староста одной из волостей на побережье Кубенского озера говорил: «…земля Бураково наша волостная, Залеская, черная тяглая изстарины». [140]

139

Горский.Очерки, с. 140–158; Кочин,с. 369–388; Алексеев Ю. Г.Аграрная и социальная история…, с. 13–41; его же.Черная волость Костромского уезда XV в. — Крестьянство и классовая борьба в феодальной России, с. 72–84; его же.Крестьянская волость в центре феодальной Руси. — Проблемы крестьянского землевладения…, с. 88–103.

140

АСЭИ, т. I, № 583. Об идеологии крестьянства см.: Черепнин.Образование, с. 263–275.

Волость состояла из крестьянских деревень. Волошане совместно распоряжались лесными угодьями, лугами, на севере и рыбными ловлями, давали крестьянам (пришлым) землю для заведения хозяйства или внаем. Волость ведала раскладом («разрубом») государственных податей, наместничьих кормов, повинностей. Центром волостного управления был «столец» (волостная канцелярия-казна). В волости решались и мелкие судебно-административные дела. Из среды ее жителей выделялись «люди добрые — старожильцы», свидетели на судебных процессах, «судные мужи», участвовавшие в судопроизводстве. Крестьяне-волощане обладали правом продажи земель. Словом, функции волости были значительны. Интересы князя в волости представлял дворский. [141]

141

АСЭИ, т. I, № 340, 517, 523, 540, 583–587, 590–594, 635; т. II, № 285, 293, 489; т. III, № 27, 163–165.

Развитие феодального землевладения и складывание общерусского государственного аппарата приводили к росту эксплуатации крестьянства. XIV и XV столетия Б. Д. Греков рассматривал как время развития ренты продуктами, а с конца XV в. находил тенденцию к переходу от оброчной системы к барщинной. К. В. Базилевич считал ведущей с конца XV в. денежную ренту, но известно также его более позднее и осторожное высказывание: «По отношению к концу XV и началу XVI в. можно говорить лишь о спорадическом появлении денежной ренты». [142]

142

Греков Б. Д.Крестьяне на Руси, кн. 1, с. 532; Базилевич К. В.Опыт периодизации истории СССР феодального периода. — ВИ, 1949, № 11, с. 69; его же.Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV в., с. 22.

А. П. Пьянков полагал, что в XIV–XV вв. наряду с рентой продуктами существовали и барщинные повинности крестьян. А. Д. Горский добавил и наличие денежной ренты, причем для конца XV — начала XVI в. отметил «увеличение удельного веса денежных платежей в общем комплексе повинностей, главным образом среди государственных повинностей». Л. В. Черепнин в осторожной форме («хотя бы и гипотетически») высказал мысль о развитии барщинного хозяйства как одной из предпосылок развития Русского централизованного государства. На материалах новгородского поместья конца XV — первой половины XVI в. Р. Г. Скрынников говорит об увеличении барщины в этот период. Г. Е. Кочин сомневался в широком распространении барщины в XIV–XV вв. и дал иную интерпретацию данных, на которые опираются Горский, Пьянков, Черепнин, говоря о существовании барщины. Он считает, что речь должна идти о так называемой десятинной пашне. Крестьяне засеивали на господина одну из шести своих десятин, что соответствовало выплате оброчного шестого снопа. В конце XV в. средний крестьянский надел в Северо-Восточной Руси равнялся, очевидно, пяти десятинам пашенной земли в одном поле, т. е. 15 в трех полях. Наличие «хлеба стоячего» в житницах у феодалов само по себе еще не свидетельствует о его происхождении. Сплошное исследование материала новгородских писцовых книг дало основание говорить только о небольшом увеличении барщины в числе крестьянских повинностей. Господствующей была рента продуктами. Этот же вывод подтвердил и А. Я. Дегтярев на основе изучения новгородского поместья. [143]

143

Пьянков А. П.Формы феодальной ренты в Северо-Восточной Руси в XIV–XV вв. — УЗ Могилевского ГПИ, вып. I. Минск, 1955, с. 25; Горский.Очерки, с. 149, 254, 255; Черепнин.Образование, с. 227; Скрынников Р. Г.Экономическое развитие новгородского поместья в конце XV и первой половине XVI в. — УЗ ЛГПИ, 1957, т. 150, вып. I, с. 3–37; его же.Крепостничество и становление барщинной системы в России в XVI в. — ВИ, 1976, № 1, с. 33–50; Кочин,с. 349–355; возражения Л. В. Черепнина см.: ПРФ, с. 238–243; АФЗХ, ч. I, № 201; ср. АСЭИ, т. I, № 628; ДДГ, № 86, с. 348 и др.; АИСЗР, с. 351; Дегтярев А. Я.Указ. соч.

Различие в оценках динамики и форм развития феодальной ренты на рубеже XV–XVI вв. объясняется в первую очередь объективными причинами — скудостью сохранившихся материалов. Если для Новгородской земли как будто можно полагать, что говорить о развитии крестьянской барщины в изучаемое время еще рано, то разрозненные источники по Северо-Восточной Руси не уполномочивают на какие-либо категорические суждения. И все же хочется высказать несколько соображений в порядке постановки вопроса.

Барщинная форма эксплуатации крестьян была прежде всего распространена в вотчинах духовных феодалов (в их распоряжении не было холопов, которые обрабатывали господскую пашню у вотчинников и помещиков). Все остальные виды «изделья» (например, сенокос, городовое дело у черносошных крестьян) не имели определяющего значения. Для частновладельческих крестьян отсутствуют в XV в. и сведения о натуральном оброке, хотя, конечно, он мог взиматься (вспомним кормы, шедшие наместникам и волостелям).

Обращает внимание и наличие значительных денежных средств у феодалов. Об этом свидетельствуют и многочисленные факты покупки земли, цена которой к концу XV в. значительно возросла, и духовные грамоты. Так, в конце XV в. боярин В. Б. Тучко-Морозов отдал распоряжение раздать после его смерти 123 руб. из денег, полученных за продажу господского хлеба и за счет «серебра», которое его сын «ис тех сел… на людех вымет». Богатства феодалов могли в значительной степени создаваться и при помощи денежной ренты. За это предположение говорит структура кормов, взимавшихся княжескими администраторами (а кормления перерастали иногда и во владения землей). Основные поборы в пользу кормленщиков шли деньгами. «Дань», взимавшаяся Казной с черносошных и дворцовых крестьян, также перерастала в денежную ренту. В конце XV в. происходил перевод ряда государственных натуральных повинностей (в том числе ямской) на деньги. Денежную ренту обычно связывают с интенсивным развитием товарного производства в стране. Но А. В. Данилова показала, что в Новгородской земле источником роста денежных оброков служили сельские промыслы, а хлебопашество сохраняло еще натуральный характер. Наблюдения над окладными единицами могут дать дополнительные аргументы для обоснования предположения, что денежная рента конца XV в. генетически восходила к дани и имела ведущее значение среди форм эксплуатации крестьян. «Выть» в XIV–XV вв. носила не поземельный, а подворный характер. Крестьянские повинности определялись не размерами земельных наделов, а исчислялись по количеству крестьянских хозяйств. Отсутствие в XIV–XV вв. в Северо-Восточной Руси писцовых книг с указанием земельных площадей также (наряду с другими причинами) объясняется тем, что налоги начислялись на крестьянский двор, а не на определенное количество земли. Наконец, и в соседних странах именно денежная рента стала преобладающей формой эксплуатации крестьянства (в Чехии в XIV в., а в Польше этот вид ренты получил интенсивное развитие в первой половине XV в.). [144]

144

АСЭИ, т. I, № 612; Данилова Л. В.Очерки по истории землевладения и хозяйства в Новгородской земле в XIV–XV вв., с. 200–203; История Чехословакии, т. I. M., 1956, с. 135; История Польши, т. I. M., 1954, с. 109.

В условиях господства натурального хозяйства значение денежной ренты сильно отличалось от того, какое она имела в период разложения феодально-крепостнического строя. И все же денежная рента в сравнении с другими формами эксплуатации крестьян давала известные возможности для более интенсивного развития производительных сил.

В конце XV в. резко возросли государственные подати и повинности. Их состав обстоятельно изучен А. Д. Горским. В их число (достигавшее 20) входили: дань (основной прямой налог), ям, «писчая белка» (писцам), обязанность ставить дворы, выполнять городовое дело, служить с подводами, косить сено, кормить государственных посланцев — «ездоков», платить корм наместникам. Значительным было и число торговых пошлин: мыт (проездная пошлина), тамга (торговая), пятно (за клеймение лошадей), явка (за предъявление товара), гостиное. Весь этот комплекс податей и повинностей существовал, наверное, и в XIV в., т. е. был весьма архаичен. К этому надо добавить еще и судебные пошлины. В последние десятилетия XV в. размеры кормов и поборов, как полагает А. Д. Горский, увеличились. [145]

145

Горский.Очерки, с. 162–261.

Таким образом, к рубежу XV–XVI вв. намечались серьезные сдвиги в социально-экономическом положении крестьянства. Завершалось (в основных чертах) освоение земель Северо-Восточной Руси. На повестку дня встали вопрос о земле и сопряженные с ним проблемы совершенствования земледелия и усиления феодального гнета. Вопрос, по какому пути пойдет в дальнейшем экономическое развитие страны, не был решен. Противоборствовали две тенденции — рост денежной ренты и спорадически начавшееся складывание крестьянской барщины. Эта неопределенность положения отразилась и на законодательстве. В Судебнике 1497 г. только регламентировался крестьянский выход, но не было его решительного ограничения.

Усиление феодального гнета вызывало обострение борьбы крестьянства против своих господ и княжеской администрации. [146] Пассивной формой крестьянского сопротивления был уход от феодалов. Крестьяне подавали жалобы на захват их земель господами. Стремясь отстоять свои земли, захваченные феодалами, они основывали на них поселения. Запахивалась и засеивалась земля феодалов, закашивались владельческие луга, переносились ограды, производились самовольные порубки леса. Дело доходило до убийства холопами и крестьянами своих господ. [147] Особенно резкий подъем антифеодальной борьбы относится к 80-м годам XV в.

146

Подробнее см.: Черепнин.Образование, с. 287–293; Горский А. Д.Борьба крестьян за землю на Руси в XV — начале XVI в.

147

АФЗХ, ч. I, № 125; АСЭИ, т. I, № 540; т. II, № 402. См. Будовниц И. У.Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV–XVI вв.