Россия в концлагере

Середа посмотрел на него с деланной внушительностью.

–  А вы, молодой человек, не кочевряжьтесь. Берите пример со старших, те отказываться не будут. Это хлеб трудовой. Чинил проводку и от пролетарской барыни на чаек, так сказать, получил.

Монтеры и вообще всякий трудовой народ ухитрялись даже здесь в лагере заниматься кое-какой частной практикой. Кто занимался проводкой и починкой электрического освещения у вольнонаемных, то есть в чекистских квартирах, кто из ворованных казенных материалов мастерил ножи, серпы или даже косы для вольного населения, кто чинил замки, кто занимался «внутренним товарооборотом» по такой примерно схеме: монтеры снабжают кабинку мукомолов спертым с электростанции керосином, мукомолы снабдят монтеров спертой с мельницы мукой - все довольны, и все сыты. Не жирно, но сыты. Так что, например, Мухин высушивал на печке почти весь свой пайковый хлеб и слал его через подставных, конечно, лиц на волю в Питер своим ребятишкам. Вся эта рабочая публика жила дружно и спаянно, в актив не лезла, доносами не занималась, выкручивалась, как могла и выкручивала, кого могла.

Ленчик взял свой ломоток белого хлеба и счел своим долгом поддержать Середу:

–  Как сказано в писании, дают - бери, а бьют - беги. Середа у нас парень умственный. Он жратву из такого места выкопает, где десятеро других с голоду бы по дохли. Говорил я вам, ребята у нас гвозди, при старом режиме сделаны, не то, что какая-нибудь советская фабрикация.

–  Ленчик похлопал по плечу Пиголицу.
– Не то, что вот выдвиженец этот.

Пиголица сумрачно отвел плечо.

–  Бросил бы ты трепаться, Ленчик. Что это ты все про старый режим врешь? Мало тебя что ли по морде били?

–  Насчет морды не приходилось, браток. Не приходилось. Конечно, люди мы простые. По пьяному делу - не без того, чтобы потасовочку завести. Был грех, был грех. Так я, браток, на свои деньги пил, на заработанные. Да и денег у меня, браток, довольно было, чтобы и выпить и закусить и машину завести, чтоб играла вальс «Дунайские волны». А ежели перегрузочка случалась, это значит - «Извозчик, на Петербургскую, двугривенный!» За двугривенный две версты барином едешь. Вот как оно, браток.

–  И все ты врешь.
– сказал Пиголица.
– Уж врал бы в своей компании, черт с тобой.

–  Для нас, браток, всяк человек - своя компания.

–  Наш Пиголица, - вставил свое разъяснение Середа, - парень хороший. Что он несколько волком глядит, ото оттого; что в мозгах у него малость промфинплана не хватает. И чего ты треплешься, чучело? Говорят люди, которые «почище твоего видали. Сиди и слушай. Про хорошую жизнь в лагере вспоминать приятно.

–  А вот я послушаю.
– раздраженно сказал Пиголица.
– Все вы старое хвалите, как сговорились. А вот я свежего человека спрошу.

–  Ну, ну. Спроси.

Пиголица испытующе уставился в меня.

–  Вы, товарищ, старый режим, вероятно, помните?

–  Помню.

–  Значит и закусочку и выпивку покупать приходилось?

–  Не без того.

–  Вот старички эти меня разыгрывали. Ну, они сговорившись. Вот, скажем, если Ленчик дал бы мне в старое время рубль и сказал - пойди купи, - дальнейшее Пиголица стал отсчитывать по пальцам: - Полбутылки водки, фунт колбасы, белую булку, селедку, два огурца да… что еще? Да еще папирос коробку; так сколько с рубля будет сдачи?

Вопрос Пиголицы застал меня несколько врасплох. Черт его знает, сколько все это стоило. Кроме того, в советской России не очень уж удобно вспоминать старое время, особенно не в терминах официальной анафемы. Я слегка замялся. Мухин посмотрел на меня со своей невеселой улыбкой.

–  Ничего, не бойтесь. У парня в голове путаница. А так он парень ничего, в стукачах не работает. Я сам понимаю, полбутылки…

–  А ты не подсказывай. Довольно уже разыгрывали. Ну, так сколько будет сдачи?

Я стал отсчитывать тоже по пальцам: полбутылки примерно четвертак; колбаса, вероятно, тоже (Мухин подтверждайте кивнул головой, а Пиголица беспокойно оглянулся на него), булка - пятак, селедка - три копейки, огурцы тоже вроде пятака, папиросы… Да, так с двугривенный сдачи будет.

–  Никаких сдачей!
– восторженно заорал Ленчик.
– Кутить, так кутить. Гони, Пиголица, еще пару пива и четыре копейки сдачи. А? Видал миндал?

Пиголица растерянно и подозрительно осмотрел всю компанию.

–  Что?
– спросил Мухин.
– Опять скажешь, сговорились?

Вид у Пиголицы был мрачный, но отнюдь не убежденный.

–  Все это ни черта подобного. Если бы такие цены были и революции никакой не было бы. Ясно.

–  Вот такие-то умники вроде тебя революцию и устраивали.

–  А ты не устраивал?

–  Я?

–  Ну да, ты?

–  Таких умников и без меня хватало, - не слишком искренно ответил Середа.

–  Тебе, Пиголица, - вмешался Ленчик, - чтобы прорыв в мозгах заткнуть, по старым ценам не иначе, как рублей тысячу пропить было нужно. Ох и балда, прости Господи! Толкуешь тут ему, толкуешь. Заладил про буржуев, а того, что под носом, так ему не видать.

–  А тебе буржуи нравятся?

–  А ты видал буржуя?

–  Не видал, а знаю.

–  Сукин ты сын, Пиголица. Вот, что я тебе скажу. Что ты, орясина, о буржуе знаешь? Сидел у тебя буржуй и торговал картошкой. Шел ты к этому буржую и покупал на три копейки картофеля, и горюшка тебе было мало. А как остался без буржуя, на заготовки картофеля не ездил?

–  Не ездил.

–  Ну, так на хлебозаготовки ездил; все одно один черт. Ездил?

–  Ездил.

–  Очень хорошо. Очень замечательно. Значит, будем говорить так: заместо того, чтобы пойти к буржую и купить у него на три копейки пять фунтов картофеля, - Ленчик поднял указующий перст.
– На три копейки пять фунтов безо всякого там бюрократизма, очередей, - ехал, значит, наш уважаемый и дорогой пролетарский товарищ Пиголица у мужика картошку грабить. Так. Ограбил. Привез. Потом говорят нашему дорогому и уважаемому товарищу Пиголице, не будете ли вы любезны в порядке комсомольской или там профсоюзной дисциплины идти на станцию и насыпать эту самую картошку в мешки, субботник, значит? На субботники ходил?

–  А ты не ходил?

–  И я ходил. Так я этим не хвастаюсь.

–  И я не хвастаюсь.

–  Вот это очень замечательно. Хвастаться тут, братишечка, нечем. Гнали - ходил. Попробовал бы не пойти. Так вот, значит, ограбивши картошку, ходил наш Пиголица и картошку грузил. Конечно, не все Пиголицы ходили и грузили. Кое-кто и кишки свои у мужика оставил. Потом Пиголица ссыпал картошку из мешков в подвалы, потом перебирал Пиголица гнилую картошку от здоровой, потом мотался наш Пиголица по разным бригадам и кавалериям - то кооператив ревизовал, то чистку устраивал, то карточки проверял и черт его знает, что… И за всю эту за волынку получил Пиголица карточку, а по карточке пять кил картошки в месяц, только кила-то эти, извините, уж не по три копеечки, а по 30. Да еще в очереди постоишь.

–  За такую работу да при старом режиме пять вагонов можно было бы заработать.

–  Почему пять вагонов?
– спросил Пиголица.

–  А очень просто, я, скажем, рабочий. Мое дело за станком стоять. Если бы я все это время, что я на заготовки ездил, на субботники ходил, по бригадам мотался, в очередях торчал - ты подумай, сколько я бы за это время рублей выработал. Да настоящих рублей, золотых. Так вагонов на пять и вышло бы.

–  Что это вы все только на копейки да на рубли все считаете?