Российские спецслужбы. От Рюрика до Екатерины Второй

Великобритания продолжала вести очень осторожную по отношению к России политику, не оставляя своих попыток давления на Данию, Пруссию и Польшу. В стороне от доброжелательных отношений с Россией держалась и Австрия. Хотя она после Полтавы пыталась сделать вид, что готова вести с восточным соседом спокойную политику. Роль дипломатической разведки все более возрастала [179] .

Петр I оценил огромное значение тайнописи — с этим согласны все [180] . И вот почему. Необходимость в серьезном использовании шифровок являлась более чем насущной задачей, так как Петр вел огромную работу во внешнеполитической и внутриполитической сфере. «Всплеск дипломатических отношений требовал использования шифров в массовом количестве; начавшаяся Северная война привела к росту и дальнейшему совершенствованию видов тайнописи. Все русские послы при иностранных дворах пользовались специальными шифрами («цы-фирь», «азбука», «ключ») для переписки с руководящими лицами Посольской канцелярии и царем». Именно Посольский приказ, а потом и Коллегия иностранных дел, отвечавшая за важнейшие политические связи между Россией и ее союзниками, оставалась «главным учреждением царя по организации систематического использования тайнописи». Под непосредственным руководством Петра и «начального президента государственной посольской канцелярии» А. Ф. Головина работало «цыфирное отделение» [181] .

179

Гражуль В. С. Тайны галантного века. (Шпионаж при Петре I и Екатерине II). М., 1997.

180

См.:Соболева Т. А. Тайнопись в истории России (История криптографической службы России. XVIII — началоXX вв.). М., 1994.

181

Цит. по:Соболева Т. А. Указ. соч.

Петр Алексеевич вел просто огромную переписку и с высшим командирским составом русской армии и флота, русского внешнеполитического ведомства, министрами, губернаторами и другими лицами. Исследователям известна шифрованная переписка царя с адмиралом Ф. М. Апраксиным, фельдмаршалами Огильви, Б. П. Шереметьевым. Большое значение Петр I придавал качеству тайнописи. Так, царь с недовольством сообщает Огильви: «Цыфирь вашу я принял, но оная зело к разобранию легка» [182] .

182

Цит. по:Соболева Т. А>рУказ. соч.

Вообше, Огильви занимал не последнее место в государственной иерархии, и до нас дошли несколько интересных писем к нему, так или иначе связанных с разведкой.

Первое письмо Огильви:

«К государю февраля в 9 день из Гродни от фелтмаршала писано.

…Во шпионстве за караулом имеющая баба не кажнена, хотя оная вину свою и показала, понеже примечено, что оная из злобы и, по всему знатно, от научения не-приятелского такие особы в неве-рение привести хотела, которых от роду не знала и, когда оных перед нею ставили, не могла познати, и, по всем обс[т]оятелствам знатно, между простыми людми блядовала и злобу свою управляла и, может быть, со Шведцким женским полом свои фак-ции употребляла, которым (понеже никогда склонения к своему народу теряли) верити не надлежит» [183] .

183

Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. IV. Ч. II. С. 591, 593.

Второе письмо Огильви:

«Из Гродня 2-го февраля. Женщина, которая в до-зрении была, что от короля Швецкого шпегом прислана, при допросе сказала, что ее муж в Стародуб-ском полку служил и к Шведом пошол. А как прошлого лета под Варшавою Шведы Сасов збили, король Швецкой, при бытности Лещинского и Сапе-гов, ее призывал и ей богатую награду обещал, ежели шпегом в Руские полки пойдет, на что по ее воли от Крачинскаго до Венгрова отвезена, оттуды Жид ее проводил до Тикотина, ис Тикотина отвезена, к князю Александру Даниловичю в Гродню.

Князь ее к себе призвал и спрашивал, ежели она не в шпегах прислана, отчего она запиралась и сказала, что муж ее прапорщиком в Горбове полку. Дале не спрашивана и отдана за варту.

Вскоре после того паки ее княз Александр к себе призвал и жестоко допрашивал, но она постоянно всего запиралась, и после того к скороходу Францышку в дом отдана. В некоторые дни после того жестоко плакать почала, на что Франпышкова жена причины сего плачю спрашивала, и она отвечала, что опасается смерти или полону мужа своего, а после б сего совершенно разсуждали, что она шпегом прислана; на что Францышкина жена ее тешила и печаль сию по взятым в полон роска-зывала, на что женщина смеляя стала, дозналась, что от короля Швецкаго нарочно прислана, дабы писмо, которое под подошвою имеет, в дому князя Александра Даниловича бросила, и оное писмо отдала Францышке, и он принял то писмо, будто немного на оном писме надлежит, однакоже з две-мя лекарями и с малым Францышком и с одним малым музыкантом прочли. После сего Францыш-ка и жена ево оную шпеонку в лутчем поведении держали и несколько разов с собою кушать застав-ливали; и обещал Францышко, что ее уволнит, и дал ей денег 5 рублев, а сказал, что князь Александр ей приказал дать на платье. При сем вручил ей с 10 писем с приказом, дабы о тех писмах никому не сказывала; а те писма писали некоторые Немцы. После сего подстароста на дворе Сопежин-ском воз и лошади ей дал, и некакой обручник отвез ее в добро Иерусалско в Щуску. Той же шляхтич до Шумятичь, Сапегам надлежаще, оттоле до Рожичь и до Варшавы доехала и королю Швецко-му оные имеющие у себя писма отдала, каторой гораздо ожелел о Шведцких полоняниках, что в жестоком поведении у Руских держатца. Вкратце пред Рожеством паки ее король Швецкий, при бытности Лещинскаго и Сапеги, с 6-ю писмами послал и приказал обнадежить богатою наградою оных, которые писали прежде сего, и она отъехала и фал-шивой проезжей лист имела. Приехав к капитану Кругликову, и лошади у него просила, но тот капитан ее отогнав и бить хотел. После отошла и сыскала трех Волохов, которые ее на ту сторону реки к замку привели, а сами остались в лесу. Она же пошла к капитану Филипу Богдановичю Ингер-моланского полку, которой ее велел отвесть, и с оными Волохами говорил. Она же ево знала, егда еще к Быхове у Сапегов служил. Вечером тот капитан призвал Францышка, лекарей и музыкантов к себе и, писма им роздав, весь вечер веселились, пили и тонцовали. Некоторые Немцы паки писма писали и показали ей некоторых, оказыва-ючи фелтьмаршала, иново генералом Реном и прочее, они же имеющий на себе вывороченные шубы. Она же около 2-х недель у капитана Богдановича, пребывала, которой ей жаловался, желая, чтоб ево вскоре в полон взяли и еже, служа, в 4 года толко 3 простых кафтана выслужил. После некоторых дней князь Александр паки в Тикатин поехал, и капитан послал к маеору своему, которыми он ему должен был двум’а ефимками, и, взяв оные, отдал ей и велел ее чрез денщика Маказина отвесть. Другово ж денщика, который у них в договоре слышал, от себя отогнал, женщину паки по-втратил и сказал, что тогда отпущена будет, как Волохи приедут. Якоже Волохи в ево, капитанской, квартир приехали, и оную высоко к королю отвезли. Как король Швецкий сюда прошол. Волохи по уговору имели оного капитана Богдановича с собою взять, но ево в квартире не застали и весь ево квартир в разорении обрели. Прошлой суботы паки в деревне, где короля Швецкого квартир обрезался, была, и оттуда сюда послана, но писем никаких ей не дано, а дано полуполковнику Лехеру, которой напред сего сюда отослан. Тот же Лехер указ имел все здесь прилежно осматривать: сколко батарей и по многу ль пушек на оных обретаетца. Вчера она того Лехера на мосту видела, и сказал ей за собой итти; и она ево сыскала у князя Александра во дворе, з 2-мя лекарями говорят, и Лехер ей приказал итти меж гвардию и тамо осматриват-ца: как де назад поворотитца, тогда ей кушать дадут. Один ис тех лекарей, высок, в красном кафтане, дал ей руку и 18 копеек, говоря, дабы на ночь к нему пришла. И после пришла в гвардию, где и за караул взята. Избрант, лекарь князя Александра, взят и показан той женщине; и она ево узнала и в лицо ему говорила, что он у Францышка был, как она плакала и признала, что она шпегом прислана, також был капитана Богдановича в ево квартире в танцах, и помогал писма честь и писать, и вчерашняго дни при Лехере на лошади был. Тот лекарь признал, что он вчерашнего дни на дворе у князя Александра на лошади был, но женщины не приметил; там же все лекари обретались, а Лехера он не знает; а у капитана Богдановича в доме не бывал и не танцывал, сколь долго в Грод-не обретается, также и писем никаких не знает, не ведает, не читал и не писал, всево запираетца. И отпущен за вартою. В Гродне вефраля 3-го дня, при бытности генералов Репнина и Брюса, допрашивай лекарь Петр Крус, и скаска женщины ему прочтена. На что он отвечал, что женщину на дворе князя Александра видал, но о бытности или приезде ее не спрашивал, и писем никаких не ведает, а у капитана Богдановича в квартире не бывал и не танцывал, ибо ево не знает, толко под Ригою как он, для вишневого дерева, поссорился; полуполковника Лехера не знает и не ведает; женщины вчерась не видал, и руки и денег ей не давы-вал, ц, веема ничего не знает. Чего ради отпущен за (а)рестом. Капитана Богдановича денщик, Макар Старошков, что он женщину оную знает у Богдановича на дворе ее видал, а писма какие она принесла ли, того он не ведает, и говорил ли капитан с Волохами, того он не знает; а как у капитана танцевали, и от двора Александра Даниловича нихто не был, только габоисты, а был порутчик Кофел с подпоручиком своей роты, и еще один офицер в красном и с позументами кафтане да лекарь из Нарвы, а женщина в другой избе была, где жили люди; он же, денщик, в выворотной шубе никого чтоб за фельтмаршала и за генерала Репа не видал. И как женщина з две недели у Богдановича прожила, и он приказал ему женщину ее до деревни отправадить, и он ее отпроводил, и как пришли к реке, и она ево отпустила, сказав, что провожа-теля не требует. Пришедши назад, сказал сие капитану, но что ему отвечал, что дармо; а дал ли ей денег, или нет, того он не ведает. И Волохов також у ней не видывал, толко некоторых Поляков, что приходили салва о гвардии спрашивать; денщика от себя отогнал, и то брата сего скащика, а для которой причины, того он не ведает, и вяще ничего не знает. Михаиле Соколов, денщик капитана Богдановича, сказал, что ево капитан девку к себе из деревни взял, и она опять ушла от него, и после приведена женщина к нему, которую капитан у себя две недели держал, и она всегда водно в город ходила; в прочем ничего не знает. Андрей Данилов сказал, что был денщиком у капитана Богдановича и видал однажды драгуна, спрашивающаго драгуна, сказал о том капитану и капитан тростью ево гораздо бил и от себя отогнал; прочего ничего не ведает. Порутчик Кофелть Ингермоланского полку сказал, что ничего не знает. Филип Ян, капитан Ингермоланского полку, сказывал, что ево денщик Михаиле Соколов из бани оную женщину к нему привел, и он, капитан, употреблял ее за блятку, а как проведал, что она у генерала Репнина была, опасался он оного генерала, дабы противности от него не иметь, отпустил ее, и денщику велел от-проводить; с Волохи не говаривал, и писем никаких не видал. После того признал он, капитан, что скаска ево неправдица, а правду говорил денщик Михаиле Соколов, а он за стыдом того не хотел сказывать. В прочем сей женщины не знает и ничего не ведает. И оставлен за арестом до далнего распросу.

P.S. Особо. Фелтьмаршал Агилвий своею рукою пишет: Всемилостивейший государь. Чрез особливое призрение Божие зело шкотливую корешпо-денцыю проведали, в каторой многие Немецкие афицеры, лекари и иные люди, особливо от двора Александра Даниловича и полку ево, обретаются, и те, отменяя одежду, сказывались иной фелтьмар-шалком, иной генералом Реном и протчее, писма к королю Швецкому в палате супротив, где ваше царское величество обретался, отпускали, против допросу, каторой заключенно здесь посыпаю. Чего ради вашего царского величества советую всех в женской и мужеской одежде пребывающих Шведов, также и камордимера Францышка и всех прочих у князя Александра за арест взять и опасение от них иметь. Ламберх такоже из глаз пропал. Прошу верно вашего царского величества, дабы Фран-цуским и Шведцким обоево народа людем не столь много верить и оных при себе не держать, инозем-цов же лутче трактовать и заплату давать, дабы оным в отчаяние не приттить, ибо много зла с того может происходить. Еще не можем подлинно ведать, ежели женщина оная всех помянутых людей правдою обносила, или нет, понеже она блятка и з досады много говорити может; а то правда, что пятью в Гродню от короля Швецкого прислана, что она признала, и для того ее для обрасца казнить велю» [184]

184

Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. IV. Ч. II (1706 г.). Примечание к № 1067. С. 595–600. (Помета о времени получении письма: «В Оршу в 20 день того же месяца». Государственный архив. Кабинет Петра Великого. Отд. II. Кн. № 5. Л. 666–672.)

Огильви решил, что женщину надо казнить, ибо это — просто-напросто проститутка, которая оговаривает людей.

Царя Петра Алексеевича такое примитивное решение, похоже, возмутило. Кратко, ясно, в предельно разумной форме это отразилось в следующем его указании — ответе на письмо Огильви:

«Бабу шпионку, которая обличилась и разыскиваете, то зело изрядно, а что тут же пишете, что хоще-те оную казнить, то зело противно, ибо пишите, чтоб Францышку и прочих арестовать, а когда она казнена будет, то в ту пору что с ними делать будете и кто будет прав или виноват?

Також может быть, что еще и иные есть, которые все покроются ея смертью, и у нас враги внутрь останутся, которая тем ворам ослаба яко нарочно от вас им учинена будет. Чего для отнюдь не казнить, но пытать и держать еще ради лутчего розыску да указуя» [185] .

Еще несколько интересных историй, связанных с российскими внешней и военной разведками времен Петра Великого.

При осаде шведским королем Карлом XII Полтавы, ее комендант А. С. Келин за неделю до Полтавского сражения регулярно сообщал сведения о противнике Петру в шифрованных письмах, спрятанных в полых бомбах, методически перебрасываемых из-за крепостных стен в русский военный лагерь. Так, например, 21 июня А. С. Келин дал знать А. Д. Меншикову о наблюдавшейся из Полтавы тревоге в шведском лагере и перегруппировке войск противника. Кроме того, уже в то время появляется условная сигнализация, подтверждающая получение А. С. Келиным шифровок:

185

См.: Гражуль В. С. Тайны галантного века. (Шпионаж при Петре I и Екатерине II). М., 1997; Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. IV. С. 59.

«Когда сии писма получите, то дайте в наши шанцы сегодня знак, не мешкав, однем великим огнем и пятью пушечными выстрелами… что вы те писма получили».

Петр Алексеевич занимался не только составлением и обработкой шифров, но и уделял должное внимание средствам осуществления тайной переписки. Например, в апреле 1714 года император писал русскому послу в Швеции И. Ю. Трубецкому:

«Посылаю к вам три скляницы для тайнова писма: чем перво писат под А. которая войдет в бумагу и ничево знат не будет; потом под В. — теми черни-лы потом писат, что хочешь явъново; а третье пог С. — то, когда от нас получишь писма, оною помазат, то чернилы сойдут, а первое выступит». При создании шифрованных посланий Петр I не забывал о мерах предосторожности, переправляя секретные записки в особых, специально для того приготовленных «контейнерах».

17 февраля 1706 года он пишет одному из адресатов: «замешкались за тем, что азбуку переписывали и в пуговицу вделывали».

«Российские „цифирные азбуки" и „ключи" начала XVIII века представляют собой простые шифры замены, при которой отдельные элементы текста замещаются на условные обозначения. Подлежащие шифровке тексты писались на русском, французском, немецком и греческом (или других) языках. В качестве условных знаков вырабатывалась целая система цифр, идеограмм, специальных знаков, специально для того составленных алфавитов. Так, в шифровках Петр изображал имя украинского гетмана Мазепы (после его открытого перехода на сторону шведского короля Карла XII в октябре 1708 года) в виде топора и виселицы, предводителя восстания в 1707–1709 года Кондратия Булавина — виселицы.

Однако простота тайнописи, изображаемая как легкодоступная для дешифровки того времени, совсем не то, что было на самом деле: один из русских шифров петровской эпохи англичане сумели прочитать лишь через 25 лет» [186] .

Раз уж речь пошла об Англии, стоит вспомнить об интересном случае в истории русской разведки, когда в 1713 году последняя провела крупную вербовку в Англии. В тот года объектами вербовки являлись английский посол в Нидерландах лорд Страффорд и некто Витворт. Русским послом в то время в Гааге был князь Куракин, встречавшийся со Страффордом и достаточно его изучивший. Страффорд, по мнению русских, вел «антирусскую пропаганду», доказывая, что появление российских войск на Балтийском море означает «упадок внешней торговли для всех западноевропейских стран».

186

Цит. по:См. также: Соболева Т. А. Тайнопись в истории России (История криптографической службы России. XVIII — начало XX вв.). М., 1994.