Ротмистр Гордеев 2

— Это вы про иностранных атташе? Не переживайте, всё будет в полном порядке.

— Нет, это касается других вещей. Через жандармское управление до нас дошли сведения, что вы в кругу подчинённых несколько раз высказывали крамольные мысли. До хулы и критики в адрес его императорского величества, слава богу, не дошло, но некоторые ваши выражения могут быть трактованы не в вашу пользу. Я пока притормозил все расследования, жандармы стараются не соваться в наши армейские дела, но, Николай Михайлович, если вы действительно придерживаетесь социалистических взглядов, пожалуйста, помните: если зайдёт слишком далеко, никакие заслуги на поле боя вас уже не спасут. Надеюсь, вам не хочется оказаться в ссылке в Сибири или, в крайнем случае, в Вологде?

Так-так, подполковник даёт понять, что в моём кругу таки завёлся стукачок, работающий на жандармов, иначе откуда бы им знать про мои мысли или высказывания. Интересно, кто он?

Неужели — Канкрин? Хотя, я могу ошибаться и возводить напраслину на невинного человека.

Ладно, стукачка вычислим и выведем на чистую воду, благо способы есть. Но это потом, сейчас есть дела поважнее.

Делаю морду кирпичом, хотя вряд ли опытного контрразведчика можно провести этим детским способом.

— Понял вас, Сергей Красенович. Обещаю, что впредь буду осторожнее в разговорах. А что касается моих взглядов: сейчас война, мне не до политики. И да — я испытываю симпатии к простым русским людям, к моим солдатам, но я никогда не был социалистом.

— Охотно верю вам, штабс-ротмистр! И не забывайте о приказе всячески способствовать иностранным визитёрам!

— О да, этого я точно не забуду! — заявляю я и тут же спохватываюсь:

— Да, кстати, иностранцы сами до нашего расположения доберутся?

— Расстояние вроде невелико, но мало ли… Можно и заплутать. На всякий случай пришлите за ними проводника. Пусть покажет дорогу.

— Так и сделаю.

Я уже точно знаю, кто встретит и проводит эту шпионскую шоблу. Не сомневаюсь, поездка им запомнится на всю жизнь, благо у меня под рукой имеется первоклассный специалист как раз для такого поручения.

Ну, нагличане, ну, гады! Держитесь! Отольются вам слёзы русских матерей!

— Николай Михалыч, — вздрагивает Николов. — Вы что-то задумали?

— Я?! — искренне удивляюсь я. — Бог с вами, Сергей Красенович! Всё будет оформлено в лучшем виде. Не извольте переживать!

— Ну-ну, — недоверчиво хмыкает он.

Прощаюсь с ним, сажусь на коня и растворяюсь в сумраке наступившего вечера.

Сегодня мне предстоит провести ещё один военсовет. До приезда иностранцев осталось совсем немного времени, будем готовиться к встречи стахановскими темпами, благо намётки плана у меня уже появились. Может, парни ещё чем-то его дополнят.

Глава 17

Два события накладываются друг на друга: наши с Маннергеймом и Будённым доклады в офицерском собрании полка и прибытие британцев. А вот этого допускать нельзя ни в коем случае. Они наверняка, по своей шпионской дотошности попрутся слушать эти доклады, и вовсе ни к чему, чтобы они слышали те мысли, которые я намерен озвучить для своих господ офицеров.

И вообще, меньше знают — крепче спят.

— Кузьма! Горощеню ко мне. И господина вольноопределяющегося Канкрина.

— Уже бегу, вашбродь!

Верный ординарец-барабашка исчезает. Прокручиваю в голове последние детали коварного плана.

В дверь стучат.

— Вольноопределяющийся рядовой Канкрин по вашему приказанию прибыл! — Канкрин козыряет с оттяжкой, вот пижон!

— Рядовой Горощеня по вашему приказу прибыл, вшбродь, — Лихо Одноглазое стремительно совершенствуется в русском языке, мягкий белорусский говор ещё сильно заметен, но, собственно, мовы в его речи почти не осталось.

Оба раскрасневшиеся, форма хоть и аккуратно оправленная, хранит следы пыли и травяного сока.

— Откуда такие красивые?

— С полосы препятствий, господин штабс-ротмистр, — докладывает Канкрин.

— Кирилл Иванович, Лявон к нам в эскадрон должны прибыть иностранные наблюдатели: британский майор мистер Хорн и американский капитан мистер Джадсон. А с ними целая свора англопишущих журналистов.

— Мы в курсе, господин штабс-ротмистр, — на лице Канкрина недоумение, — батальон готовится к приёму шпионской братии. Батюшка говорил, что любой британец работает на разведку. И не за деньги, а из любви к чистому искусству.

— Отлично сказано, Кирилл Иванович. Ваш батюшка хорошо разбирается в жизни.

— Да, Николай Михалыч, в этом ему не откажешь.

Добрые слова в адрес родителя ему приятны.

— Тогда слушайте боевой приказ. Ваша задача, граф, с Горощеней встретить сегодня дорогих гостей на железнодорожной станции в Мукдене и сделать так, чтобы в расположение батальона они прибыли не раньше завтрашнего утра.

— Помилуйте, Николай Михалыч, от Ляоляна до нашей позиции часа три от силы… — удивляется Канкрин.

— А никто и не говорил, что будет легко. Нельзя допустить, чтобы сегодня эта братия оказалась на наших докладах в офицерском собрании.

Канкрин реально озадачен. Я буквально слышу, как скрипят шестерёнки мыслительных процессов в его графской черепушке.

— Кирилл Иваныч, вы же отправляетесь не один, а в компании Лиха Одноглазого. Покумекайте с Левоном, как лучше обстряпать дело. Лучше него окольными путями никто водить не умеет. Даже Леший.

Горощеня плотоядно улыбается, облизывая длинные крепкие зубы языком.

— Лявон! — наставительно смотрю на Лихо. — Без баловства только! Ни один волос не должен упасть с головы господ шпионов.

Горошеня вздыхает.

— Но и просто так дорога до эскадрона не должна им даться! — подмигиваю я.

Лихо облегчённо переводит дух.

— Дозвольте вопрос, командир? Почему вы посылаете меня? — не выдерживает вольноопределяющийся.

— Британцы кичатся собственными титулами и древностью рода, Кому как не вам, граф?

Канкрин бросает взгляд на Горощеню. В трёх глазах на двоих пляшут лихие огоньки.