Роза Марена

Она напряглась под его рукой, в горле у нее пересохло, а в глазах помутилось. Все было в этом одном-единственном слове — полиция.

Полицейские — братья. Норман повторял ей эти слова снова и снова. Органы правопорядка — одна семья, а полицейские — братья. Рози не знала, насколько это соответствует действительности, как далеко они могут пойти, держась друг за друга, — или прикрывая друг друга. Но она знала, что те полицейские, которых Норман время от времени приводил к себе домой, казались очень похожими на самого Нормана. А еще она знала, что он ни разу не сказал худого слова ни об одном из них, даже о своем первом напарнике — плутоватом старом борове Гордоне Саттеруэйте, которого явно терпеть не мог. И, разумеется, о Харлее Биссингтоне, любимым занятием которого — по крайней мере при посещении дома Дэниэльсов — было раздевать Рози глазами. Харлей подхватил что-то вроде рака кожи и ушел в отставку три года назад, но он был напарником Нормана тогда, в 1985-м, когда за недостатком улик было прекращено дело Ричи Бендера и Уэнди Ярроу. И если оно было прекращено так, как подозревала Рози, то, значит, Харлей выручил Нормана. Здорово выручил. И не только потому, что сам завяз в нем по уши. Он сделал это, потому что органы правопорядка — это семья, а полицейские — братья. Легавые видят мир иначе, чем остальные люди («лохи», выражаясь языком Нормана). Легавые видят его вывернутым наизнанку, нечистотами наружу. И это делает их всех братьями. Делает их другими, а некоторых — совсем другими… А у Нормана были, кроме того, подходящие для этого природные данные и наклонности.

— Я не могу рассчитывать на полицию, — торопливо выговорила Рози. — Анна сказала, что я не обязана туда идти. Полицейские — его друзья. Его братья. Они всегда поддержат друг друга, они…

— Успокойся, — произнес он, хотя не смог скрыть свою тревогу. — Все будет хорошо, только успокойся.

— Я не могу успокоиться! Ты просто не знаешь этих людей. Я позвонила тебе и сказала, что не могу больше с тобой видеться именно потому, что ты не знаешь, что это такое… какой он… и как они обделывают свои делишки. Если бы я пошла в полицию здесь, они связались бы с полицейскими там. И если бы один из них… тот, кто работал с ним, кто проводил с ним дежурства в три часа ночи, кто доверял ему свою жизнь, оказался на связи… — Она думала сейчас в первую очередь о Харлее Биссингтоне, который, дружа с Норманом, не отказался бы переспать с его женой.

— Рози, ты должна…

— Нет, я не должна! — перебила она его с совершенно не свойственной ей яростью. — Любой легавый, к которому я обращусь, свяжется с Норманом. Он скажет, что я наговариваю на него. И если я дам такому легавому свой адрес — а они требуют сообщить адрес, когда заполняешь бланк заявления, — он передаст его Норману.

— Я уверен, никакой полицейский не…

— Ты когда-нибудь принимал их у себя дома? Наблюдал, как они играют в покер или смотрят «Даллас» по телеку?

— Ну… нет. Но я…

— А я принимала. Я слышала, о чем они разговаривают, и я знаю, как они смотрят на весь остальной мир. Они так его и видят — как остальной мир. Даже лучшие из них. Есть они… и есть лохи. Вот и все.

Билл не решился что-то сказать. Эта женщина, совершившая для него против воли ненавистный экскурс в свое несчастное прошлое, потрясла его своей цельностью и чистотой. Теперь ради нее он готов был на все. Она доверяет ему, нуждается в нем. Нужно успокоить ее и разобраться в ситуации, чтобы суметь защитить ее.

— А что собирается предпринять Анна? — спросил он.

— Она уже начала действовать. Она послала факс в одно женское общество домой, — ну, туда, откуда я приехала, — в котором сообщила обо всем, что здесь произошло. Она попросила их, если они смогут, прислать ей любую информацию о Нормане, и уже через час они прислали кучу данных, включая фотографию.

Билл удивленно поднял брови.

— Быстро работают. Да еще в неурочное время.

— Мой муж теперь герой — там, дома, — уныло сказала она. — Наверное, ему целый месяц не нужно будет платить за выпивку. Он возглавлял команду, которая раскрутила крупное дело с наркотиками. Два или три дня местная газета выходила с его фотографией на первой полосе.

Билл присвистнул. Крепкий орешек. Можно понять, почему она так его боится.

— Женщина, к которой обращалась Анна, пошла еще дальше, — продолжала Рози. — Она позвонила в департамент полиции и спросила, нельзя ли ей поговорить с Норманом Дэниэльсом. Сплела целую историю про то, что ее общество хочет вручить ему Женскую поощрительную награду.

Услышав это, Билл расхохотался. Рози с трудом улыбнулась.

— Дежурный сержант проверил на компьютере и сказал, что лейтенант Дэниэльс в отпуске. Как он полагает, где-то на западе.

— Но никто не мешает ему проводить свой отпуск здесь, — задумчиво произнес Билл.

— Да. И если кто-то пострадает, это случится по моей ви…

Он положил ладони ей на плечи и развернул к себе. Ее глаза широко раскрылись, и он снова прочел в них страх. Это выражение как-то странно и по-новому задело его сердце. Вдруг он вспомнил историю, которую слышал в религиозном центре, куда ходил на занятия, когда ему было девять. Что-то про то, как во времена библейских пророков людей иногда забивали камнями до смерти. В то время это казалось ему самой жестокой формой наказания из всех, какие только были изобретены, намного худшей, чем расстрел или электрический стул, — казнью, которую ничем нельзя оправдать. Теперь же, видя, что сделал Норман Дэниэльс с этой чудной, такой целомудренной и ранимой женщиной, он уже не был в этом уверен.

— Не говори о вине, — сказал он ей. — Не ты сделала таким Нормана.

Она растерянно заморгала — эта мысль никогда раньше не приходила ей в голову.

— Как же, черт возьми, он сумел отыскать этого парня, Слоуика?

— Он стал мной, — ответила она.

Билл посмотрел на нее с сомнением. Она утвердительно кивнула.

— Звучит неубедительно, но это так. Ему приходится ставить себя на место преступника. Я видела, как он это делает. Наверное, так он и вышел на наркодельцов там, дома. А поставить себя на мое место ему еще легче — он меня хорошо знает.

— Что же это такое? Интуиция?

— Больше. Похоже на телепатию. Он называет это «ловить рыбку на блесну».

Билл покачал головой.

— Мы действительно говорим про чудовище, да?

Это вызвало у нее нервный смешок.

— О Господи, ты только сейчас это понял! Словом, все женщины в «Д и С» видели его фотографию и будут чрезвычайно осторожны, особенно на пикнике в субботу. Некоторые возьмут с собой деревянные молотки, так сказала Анна. Я начала успокаиваться, но потом она сказала: «Не волнуйся, Рози, нам случалось бывать в таких переделках и раньше», и это поставило все на свои места. Потому что когда убивают человека — хорошего человека, вроде того, который спас меня в той кошмарной ситуации на автовокзале, — это не просто какая-то переделка.

Ее голос зазвенел, она снова заговорила быстрее. Он взял ее за руку и стиснул ладонь.

— Я понимаю, Рози, — сказал он, надеясь, что это звучит успокаивающе. — Я понимаю.

— Анна полагает, что знает, как следует поступить. Ей и раньше приходилось вызывать полицейских, чтобы те справились с каким-нибудь пьяницей, швырнувшим кирпич в окно или затеявшим драку у пивного киоска. Но она никогда не сталкивалась ни с кем, подобным Норману. Она не понимает, с кем имеет дело, вот что пугает меня. — Она замолчала, стараясь взять себя в руки, и улыбнулась Биллу. — Как бы там ни было, она говорит, что мне не нужно встревать во все это, по крайней мере пока.

— Я полагаю, тут она права.

Они находились уже перед зданием студии.

— Ты ничего не сказал про мои волосы, — она подняла голову и бросила на него быстрый, но смущенный взгляд. — Это потому, что ты не заметил или тебе не понравилось?

Он взглянул на ее прическу и счастливо улыбнулся.

— Я заметил, Рози, и мне очень понравилось, но сегодня я услышал от тебя столько ужасного, что у меня просто не было возможности сказать тебе об этом.

— Мне очень жаль, что ты так расстроился.