Роза песков

Но сейчас, очевидно, Эрина Милостивая благоволит ему, Муту. В городе он поможет девчонке, но когда они сбегут, когда он снимет с себя ошейник…

Да, несомненно – он, Мут, будет очень-очень богат! Ведь не только пара браслетов у нее будет с собой? Да и на рабском рынке за нее дадут хорошие деньги.

Трудно будет убрать след от ошейника. Трудно будет первые дни. Но потом… не зря он тогда украл фирм у пьяного купца, хоть и боялся, что обнаружат и повесят. Дрожал несколько дней, что вспомнит заезжий гость, как он его, в хлам пьяного, обшаривал и достал заветный пергамент из нагрудного мешочка, сунув туда взамен кусок старой кожи. Но нет, гости убрались из стойбища, так ничего и не обнаружив. А к следующему их приезду Мута уже здесь не будет.

Конечно, раб не знал, что написано в этом фирме, но знал, что такие есть у всех купцов. С этим пергаментом он купит хорошую одежду, прибьется к каравану и вернется домой, в родную деревню. А пока…

Он смотрел в лицо девушки, рассказывающей ему, что именно нужно предпринять для совместного побега еще, согласно кивал головой и показывал, что целиком и полностью поддерживает все планы.

Спала Наталья плохо. Ей не нравилось поведение раба, некоторая вольность, которая появилась в его отношении к ней, тревожило то, что нет точных знаний о дворце, понимания ситуации. Будут ли к ней приставлены стражи там, в доме жениха? Если, черт бы с ней, первая ночь состоится – сможет ли она сбежать потом? Как вообще живут в городе замужние женщины? Здесь, в стойбище они перемещались свободно. Но так ли будет в городе? Она не знала и спросить было не у кого.

Глава 11

Глава 11

О прибытии жениха ранним-ранним утром возвестили визгливые звуки каких-то местных духовых инструментов. Засуетившаяся Хуш кинулась снаряжать госпожу. Прибежали служанки от Ай-Жамы, и через несколько мгновений пожаловала она сама.

Одуревшую со сна Наталью Леонидовну тормошили во все стороны. Дергали волосы, срочно выплетая из двух обычных кос положенную по обрядам хиргову дюжину плюс еще одну -- на счастье, чтобы перебить воздействие богомерзкого числа. Все это Наталье объясняла неторопливо пьющая чай Ай-Жама. Не стесняясь служанок, она поучала:

– - Жениху в глаза один раз посмотри – больше не надо. Потом потупишься, отец место укажет – сядешь. К месту пойдешь – слегка бедрами качни, чтобы ткани заколыхались. Пусть он тобой заинтересуется, пусть ты ему понравишься!

Раздраженная суетой, хихиканьем и шепотками теток и дерганьем за волосы Наталья сварливо спросила:

– - А если не понравлюсь?! Что, он договоренности прервет, от моего приданого откажется и назад в город ускачет?

Ай-Жама поставила пиалу на стол так резко, что чай плеснул на темное дерево. Подскочила к Наталье, одним жестом удалила из шатра гомонящих служанок и «добила» Хуш взглядом – та, пусть и недовольно, но покорно последовала к выходу.

– - Послушай меня внимательно, Нариз-роха, -- Ай-Жама возвышалась над сидящей на коленях Натальей, невольно заставив падчерицу поднять лицо и смотреть снизу вверх, -- Если ты будешь вести себя как капризная дура – этот брак может сорваться. Такое редко, но бывало. Я, -- тут она постучала себе пальцем в грудь, -- не дам тебе позорить имя отца и стойбища. Увижу, что делаешь наперекор, расстрою брак. Так и знай! И ты мгновенно из любимой дочери превратишься в позор стойбища. У людей языки длинные, да и память не короткая. Пусть отец и любит тебя, но такого позора не потерпит – отдаст за любого, кто посватается. Так что, смотри мне, -- теперь она пальцем потыкала в лоб упрямой девице, -- или веди себя пристойно, как положено дочери Барджан айнура, или будешь всю жизнь локти кусать в нищете.

У Натальи от злости раздувались ноздри и чуть не сводило мышцы нижней челюсти, так крепко она сжала зубы. Очень уж хотелось ей открыть рот и послать всех подальше. Однако, она сдержалась – понимала, что здесь, на этой территории Ай-Жама всегда будет сильнее.

Старшая жена крикнула, и служанки робко, на этот раз – молча, вернулись к прерванной работе – заплетали косички, смазывали проборы волос душистым маслом, его же нанесли и на брови, и на щеки. Нижнюю рубашку из тонкого белого батиста, украшенного ярко-алой вышивкой, на нее натянула Ай-Жама лично. Хуш подала довольно узкие штаны – пусть их и не носили каждый день, но почти все степнячки умели скакать верхом и имели подобные в гардеробе. Сверху накинули тонкий шелковый халат алого цвета с плотным, под горло, запахом. Затем последовал черед плохо гнущегося от золотой вышивки, богато расшитого, изумрудно-зеленого сарпона.

По сути, сарпон – такой же халат. Точно также кроится по прямой, только ткань для него берется плотнее и дороже. Здесь он заменяет пальто. У Натальи в сундуке лежало два сарпона, но попроще, для каждодневной носки. Свадебный отличался не только вышивкой, но еще и изрядной тяжестью – по подолу и манжетам шел плотный ряд свисающих золотых монеток, оттягивая и без того тяжелую ткань. Завязывать его не стали – нарядный длинный пояс с вышивкой просто свисал, вставленный в специальные петельки на талии.

На голову закрепили забавную шапочку, похожую на шляпку-таблетку, увешанную цепочками, монетами, и сбоку – огромной брошью с алым камнем.

«Интересно, это стекляшка, или действительно рубин таких размеров?». В камнях Наталья разбиралась не так, чтобы слишком хорошо, но уж стекло могла отличить, только времени на то, чтобы рассмотреть получше у нее не было. Поверх шапочки накинули огромное полотнище полупрозрачной ярко-желтой ткани. Ай-Жама отправила одну из служанок проверить дорогу, и когда та вернулась и торопливо закивала головой, подтверждая, что путь свободен, старшая жена скомандовала:

– - Идем!

Наталью Леонидовну окружили со всех сторон служанки, перед ней встала Ай-Жама, а замыкали процессию оба Луша. Медленно и неторопливо яркая кучка торжественно молчащих женщин проследовала в шатер Ай-Жамы.

Там Наталью болванчиком усадили почти в центре помещения на широкой подушке, старательно расправив все складки одежды, чтобы ткань не мялась. И занялись обычными делами. Спокойно высидев минут пятнадцать, просто отходя от утренней суматохи, Наталья почувствовала сосущий голод – завтракать ей никто не предложил. Толкнув сидящую рядом Хуш, Наталья заявила:

– - Я есть хочу!

Служанка даже рот не успела открыть, как вмешалась Ай-Жама.

– - Терпи, сейчас тебя придет благословить шаман, потом ты пойдешь в шатер к отцу, тебя покажут жениху. Посидишь на утреннем завтраке, потерпишь. А вот потом, пока они договариваются, сможешь и поесть.

– - Ай-Жама, -- утреннее раздражение перерастало в хорошую такую ярость и чувство, что сейчас она поубивает всех и сразу, -- а почему меня нельзя покормить сейчас, до того как придет шаман?

– - На тебе одежда дорогая, запачкать можешь.

Наталья резко, как распрямляющаяся пружина, вскочила. Слева от нее просто от неожиданности ойкнула служанка Ай-Жамы. Наталья скинула с головы шапочку, чуть не запутавшись в длинном ярко-желтом покрове и совершенно по-гадючьи прошипела:

– - Не много ли ты на себя берешь, Ай-Жама?

Сидящая Хуш ойкнула и от ужаса закрыла рот ладонью. А Наталья, не стесняясь служанок, продолжила:

– - Ты, напоследок решила мне показать, кто в доме хозяйка? Так ведь я могу и забыть о том, что кого-то считала на своей свадьбе лишним. Что свадьба?! Один день, много – два! А дальше? Что будет дальше, старшая жена моего отца?!