Рождение новой России

Особый состав «разбойных партий», отличный от участников местных деревенских крестьянских восстаний, обусловливал наличие определенных форм организации. Отряды имели своих выборных атаманов и есаулов. В большинстве своем это были беглые солдаты, рекруты, матросы. Отряды действовали решительно и быстро. Их подвижность объяснялась наличием лодок, которыми они пользовались очень умело, лошадей, повозок. «Разбойная партия», совершив нападение, быстро переходила в другое место. Помощь, которую ей обычно оказывали крестьяне, делала «разбойную партию» трудно уловимой. Отряды беглых действовали главным образом весной и летом, когда сами условия благоприятствовали их борьбе против помещиков, властей и воинских команд. Зимовать нередко уходили в города или прятались в землянках, в недоступных лесах и оврагах. По весне снова собирались в отряды.

Отряды были, как правило, сравнительно немногочисленные: от 20 до 70 человек. В источниках встречаются упоминания и о более крупных «разбойных партиях»: в 100, 130, 150 и даже в 300 человек. Но такие многочисленные отряды были скорее исключением, чем правилом.

Хорошее вооружение, опыт борьбы, довольно строгая стройная организация, умелая и действенная тактика внезапных ночных нападений, мобильность — все это делало «разбойные партии» страшной угрозой для крепостников и местных властей.

Подводя некоторые итоги, следует отметить, что «разбойные люди» вели такую же активную борьбу против помещиков и их слуг, против «первостатейных» крестьян, как и их социальные собратья крестьяне, оставшиеся в деревнях. Но «разбойные люди» уходили из родных сел и деревень и объединялись в «партии», а их родственники и соседи оставались в деревнях, и их классовая борьба выливалась в форму различных «противностей», волнений и восстаний, «бунтов». Поэтому «бунтом» официальные документы именуют выступления крестьян данного помещика против него самого, а «разбоем» — действия беглых крестьян, объединившихся в «партию» и выступавших против разных помещиков, в первую очередь против господ кого-либо из участников данной «партии».

Вступивший в «разбойный отряд» крестьянин вначале освобождался лично и мстил за себя. Об этой форме борьбы, отражающей слабость крестьянского движения, несознательность его, говорил В. И. Ленин, отмечая как ее особенность, «когда воюющий мстит врагу, не имея силы уничтожить, раздавить врага» [36] . Но потом крестьянин, ставший участником «разбойной партии», начинал мстить за другого, за своего знакомого или незнакомого социального собрата, такого же крестьянина, как и он сам, только не имевшего мужества ни поднять восстания, ни уйти в «партию», ни даже оказать неповиновение. Он превращался в народного мстителя. При этом «разбойный человек» даже не пытался создать какие-то новые отношения в деревне, учредить свою власть, организовать сопротивление на территории, освобожденной от классового врага. Никаких созидательных целей он не ставил. Он мстил, добивался мимолетного успеха и уходил, укрываясь в лесах и камышах, растворяясь в массе бесчисленного работного люда, готовя новое нападение.

36

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 13. С. 319.

Лекция 3 Восстания помещичьих крестьян

Одним из наиболее ярких проявлений классовой борьбы являлись восстания крестьян: помещичьих и монастырских, дворцовых и государственных. Эта форма классовой борьбы в деревне как бы непосредственно предшествует крестьянской войне и поддерживает ее. Высшая форма классовой борьбы крестьянства — крестьянская война сама в значительной мере является результатом роста и слияния в единый всероссийский пожар отдельных очагов крестьянских восстаний.

Остановимся прежде всего на выступлении дворцовых и государственных крестьян. Положение их, особенно государственных, было несколько лучше, нежели крестьян монастырских и тем более помещичьих. Но тем не менее государственные крестьяне находились под гнетом феодального государства, а дворцовые — в зависимости от царя, выступавшего в данном случае не только государем, а и господином — феодалом.

Защищая свои интересы от произвола местных властей и царских управителей, от соседей-помещиков, государственные и дворцовые крестьяне в 40–50-х годах XVIII в. широко прибегали к подаче челобитных в различные учреждения и даже самой императрице Елизавете Петровне. Но так как подача челобитных рассматривалась властями как неповиновение, то вполне естественно, что крестьянских выборных — ходоков, челобитчиков «бьют плетьми и батожьем тирански и мучают в тяжких оковах под крепким караулом купно, что злодеи. И за тем разорением и мучением никто о том и бить челом не смеет».

Подача челобитных была делом трудным. Нужны были средства на содержание челобитчиков, на ведение дела и пр. Нужны были энергия, настойчивость, упорство, для того чтобы пытаться сыскать управу на чинивших произвол служителей. И тем не менее государственные крестьяне упорно продолжали борьбу. Особенно ожесточенно они сопротивлялись переводу их в разряды помещичьих и монастырских крестьян, поскольку это неизбежно влекло за собой значительное ухудшение их положения, рост всяких повинностей, усиление эксплуатации во всех видах и окончательное превращение их в «крещеную собственность». Государственным и дворцовым крестьянам приходилось вести упорную борьбу с соседями-помещиками, стремившимися захватить их земли и угодья.

Особенность этой формы сопротивления государственных и дворцовых крестьян заключалась в том, что им приходилось выступать против своих же братьев — помещичьих крестьян, захватывавших угодья и земли государственных крестьян не только с ведома и разрешения своих бар, но чаще всего и по их инициативе. Так, например, в 1753 г. крепостные графа Шереметева из деревни Роговой и села Лесунова, подстрекаемые своим барином, напали на соседей — дворцовых крестьян и захватили их имущество и земли.

Нельзя не отметить, что дворцовые крестьяне чрезвычайно редко обращались за помощью к своим управителям, естественно считая, что те найдут скорее общий язык с помещиком, нежели с ними. Но государственные и дворцовые крестьяне не оставляли без ответа поползновений помещиков захватить их землю и угодья. Всем миром, стихийно, вооруженные топорами, дрекольем, они защищали свои земли, хозяйство, нередко сами переходя в наступление и захватывая угодья помещиков. Приказчик князей Нарышкиных жаловался на крестьян из разных сел Козловского и Тамбовского уездов, рубивших помещичий лес, косивших траву, убиравших хлеб, увозивших сено, в общем «пустошивших всякое угодье его барина». Нередко крестьяне выступали и против своих управителей.

В 1732 г. развернулось мощное движение дворцовых крестьян в Тамбовском крае. Они подали управителям челобитную, жалуясь на взяточничество. Челобитчиков схватили. В ответ 3 тыс. крестьян разогнали воинскую команду, освободили челобитчиков и оказали упорное сопротивление присланным войскам.

Почти восемь лет, с 1733 по 1741 г., продолжалось движение дворцовых крестьян Хатунской волости, «чинивших мятеж». В 1743 г., собравшись «многолюдством», дворцовые крестьяне Смоленской губернии расправились с управителем. Не повиновались властям и отказались выполнить повинности дворцовые крестьяне Клушинской волости Можайского уезда в 1751 г.

В конце 40-х — начале 50-х годов значительно участились мирские сходы дворцовых крестьян, собиравшихся без ведома управителей. Крестьяне изгоняли неугодных им управителей, отказывались высылать лошадей и подводы, перевозить хлеб, выполнять различные работы.

Усилившееся сопротивление дворцовых крестьян побудило правительство в 1758 г. издать указ, по которому управители дворцовых вотчин могли сдавать в рекруты «всяких гуляков и противников», но искоренить «всяких гуляков и противников» было трудно. Правда, поскольку степень эксплуатации, форма зависимости государственных и даже дворцовых крестьян была иной, нежели помещичьих и монастырских, им жилось и дышалось легче, и не было тех пут в хозяйственной деятельности, какими характеризуется положение помещичьих и монастырских крестьян, постольку и классовая борьба государственных и дворцовых крестьян, несмотря на то, что она выливалась в открытое неповиновение, и даже восстания, все же не была столь обостренной и не принимала такого размаха, как это имело место на землях помещиков и монастырей.

К движению государственных крестьян непосредственно примыкало волнение однодворцев. Однодворцы, потомки «старых служб служилых людей» в XVIII в., оказались в чрезвычайно тяжелом положении. Когда-то они действительно отличались от крестьян, ибо несли на окраинах Русского государства в непосредственной близости от «Дикого поля» военную службу. В XVIII в. они оказались в далеком тылу, и значение их как пограничной стражи Русского государства ушло в область преданий. Они по-прежнему не считались крепостными и, более того, сами могли иметь крепостных, несли военную службу в ландмилиции, но распространение на них подушной подати, дополнительных сборов и бесчисленных повинностей в пользу государства превращало их фактически в государственных крестьян, эксплуатируемых феодальным государством. К этому следует прибавить характерное для подавляющего большинства однодворцев, не знавших общинного передела земель, хроническое и непрерывно растущее малоземелье, решительное и энергичное наступление помещиков на однодворческие земли. Среди однодворцев, особенно курских и воронежских, лишь единицы имели крепостных крестьян и сдавали землю в аренду. Гораздо многочисленнее были группы однодворцев, не имевших «пашенных земель и никаких пристанищ». Эти однодворцы вынуждены были идти внаем к соседним помещикам или своим же односельчанам — однодворцам, а семьи их жили «христовым именем» и скитались «между дворами».