Рождение Зверя
Шрифт:
Сначала С'тэн подумал, что, если муравьи, как всегда, не оставили за собой ни травинки тем, кто будет искать следы людей, вряд ли бросится в глаза свежевырытый овраг — он не будет выглядеть свежевырытым. Если же слуги Нечистого… Молодой человек был поражен: слова, почерпнутые из детской памяти, всплыли сами собой… Если слуги Нечистого все-таки обнаружат вход в подземный коридор, то и это им ничего не даст, потому что, во-первых, на самом деле коридоров два; во-вторых, определить, в какой именно вошли люди, еще можно, но вот узнать, куда он ведет…
Тут С'тэн невольно проверил, на месте ли медальон: без него слуги
Но Ральф… Поверил ли он, что медальон слетел случайно? Конечно, чужестранец держится так, будто ничего и не произошло, но, возможно, только потому, что С'тэн ему нужен. Или это какая-то новая игра?..
Внезапно ставшее уже привычным шуршание куртки ползшего впереди Риу стихло. С'тэн уперся в волочившиеся за юношей сумки и тоже остановился.
— Что там у вас? — послышался за его спиной голос Ральфа.
— Завал…
«Я найду тебя сам… как только будет можно…»
Освещенные луной ветви каштанов шевелились от ветра, и их тени, в точности повторяя каждое движение за окном, скользили по стенам спальни Амалии.
«… как только будет можно…»
Чем больше Амалия пыталась вдуматься в смысл этих загадочных слов, тем все менее реальным казалось произошедшее только что. Да, ей действительно иногда удавалось представить себе человека и почувствовать какой-то отклик, но сегодня она получила ответ. Настоящий, адресованный именно ей ответ.
О существовании телепатии Амалия, конечно, знала, но всегда считала это чем-то запредельным, доступным лишь немногим, одаренным особым талантом людям, к которым никогда не относила себя. И вот теперь… Или ей все просто приснилось?
Тени на стене заметно побледнели.
«Если сейчас луна полностью зайдет за тучу, то это правда…» — как в детстве, загадала Амалия.
На мгновение тени стали как будто даже ярче — видимо, облачко, наползавшее на луну, было слишком легким, полупрозрачным, — затем снова померкли, потянулись куда-то в сторону, и спальня постепенно погрузилась в темноту.
Сердце Амалии тревожно забилось. Не то, чтобы она верила в эту детскую игру — скорее, доверялась своим ощущениям. От разговора с Ральфом… Пусть будет Ральф — должна ведь она его как-нибудь называть!
От разговора с Ральфом осталось ощущение опасности. Оно появилось в тот момент, или, правильнее сказать, вошло в сознание Амалии вместе с ответом и продолжало оставаться там до сих пор.
«Больше никогда меня не зови — я найду тебя сам… как только будет можно…»
Либо этот Ральф слишком хорошо знал женщин — от его слов, и пугающих, и одновременно обнадеживающих, странно веяло романтикой, — либо Амалия столкнулась с чем-то таким, чего в ее обычной серой жизни никогда еще не было. Вот только проверить это, возможно, удастся не скоро: обращаться к самому Ральфу больше нельзя. Спросить напрямик у отца тоже не совсем ловко: во-первых, они никогда не говорили о его делах, а Ральф имел к ним самое непосредственное отношение; во-вторых, все в этой истории казалось таким зыбким, таким нереальным. А вдруг действительно приснилось?.. Что же делать?
Амалия встала с кровати и заходила по комнате. У нее был один план, но и он, скорее, напоминал
авантюру и вряд ли мог служить доказательством чего-либо. Это в случае удачного исполнения — а ведь его еще предстояло осуществить. Что опять-таки казалось сомнительным.Продолжая мерить шагами спальню, Амалия, в числе прочего, думала и о том, как, должно быть, глупо смотрится в глазах всех этих умных, занятых неким важным делом мужчин. Но что же она могла с собой поделать, если у нее тоже имелись собственные мысли, свои неразрешимые проблемы? В конце концов, Амалия решилась: сосредоточившись, во всех подробностях представила себе лицо отца и…
«Дочка?»
Наверное, она слишком хорошо знала отца. Или все произошло так быстро потому, что он находился совсем недалеко, но не ожидавшая такого скорого поворота Амалия растерялась.
«Ты не спишь?» — зачем-то спросила она.
«Как видишь…» — Он словно усмехнулся: что-что, а видеть его сейчас она никак не могла.
«Прости, глупый вопрос».
«Прощаю».
«Пап, но у меня еще один, точно такой же: мы с тобой действительно сейчас разговариваем?»
«Понимаю, тебе нужны доказательства».
«Да».
«Хорошо. Будут тебе доказательства — только завтра, когда встретимся. А сейчас давай выкладывай, что там опять у тебя стряслось?»
По привычке Амалия приготовилась рассказывать обо всем подробно, но тут же поняла, что этого не нужно: отец уже обо всем знал. Мысль позволяла передавать информацию удивительно быстро и полно.
«Если бы мы с тобой сейчас сидели рядом, я бы не поверил… — прозвучал странный ответ, — не поверил бы, что он тебе ответил».
«А так ты веришь — значит, это правда?» — обрадовалась Амалия.
«Боюсь, что так».
«Боишься?»
«Это не твоя вина».
«Вина?!» — опять не поняла Амалия.
Она не могла видеть лицо своего собеседника, не могла слышать его голос, но почему-то ощущала его присутствие так, словно бы отец сидел сейчас напротив.
«Ты вот что, девочка, главное — ни в коем случае не пытайся связаться с ним еще раз… Дай Бог, обойдется…» — последние слова явно касались не Амалии.
«Но я ничего не понимаю!»
«Сочувствую, но тебе придется потерпеть. Я пока не готов объяснить…»
Ну, еще бы: совершенно случайно Амалия коснулась той стороны жизни отца, которая по их молчаливому согласию была для нее запретной. И даже не просто коснулась, а каким-то образом начала на нее влиять.
«Интересно, что такое случится, если я все-таки попробую связаться…» — забыв, что все ее мысли сейчас слышит отец, капризно подумала Амалия.
«Ты его убьешь…» — пришел мгновенный ответ.
Амалия чуть не задохнулась, однако внезапно резанувший страх за любимого человека — теперь уже Амалия в этом не сомневалась — не смог перебить внезапно поднявшуюся откуда-то из глубины обиду.
Оказывается, все это время отец, с удовольствием беседовавший с умненькой дочерью о всяких милых глупостях, включая и ее личную жизнь, и историю развития человечества аж от сотворения мира, на самом деле считал ее легкомысленной и недалекой. Причем, вовсе не из-за ее личных качеств, а, что называется, по определению — на том лишь основании, что она являлась женщиной. Женщиной, которую, как он бы сказал — если бы вдруг пришлось перед ней оправдываться, — нужно тщательно оберегать от трудностей жизни.