Рождённые на заказ

– Судя по активной фазе схваток – скоро.

– Её словно корчебок выкручивает.

– Взялась за бабье дело, пусть терпит! – все рожают в муках.

Сирин закричала, громко, со всем отчаянием, на которое была способна никогда до этого не знавшая боли и бед принцесса Нави. Мы ворвались обратно в родильный зал.

– Ой! У меня, кажется, глаза вывалились!

– Всё нормально с твоими глазами, дыши! – Есения отодвинула врача и взяла управление непослушной пациенткой в свои руки. – Сейчас боль попробую снять, но если обещаешь сразу, как скажу, тужиться.

Сирин пообещала, но как только боль ушла, раскинулась на кресле и только сигареты между её пальцами для полной картины не хватало.

– Тужься! Тужься, я тебе говорю! Раз, два три… - Бесполезно, Сирин, отказывалась помогать - рожать ей уже надоело.

Есения повернулась ко мне:

– Придётся схватки вернуть, а то она дитёночка заморит.

– Я бы даже усилил, если «яда» не боишься, она им просто всё вокруг забрызгает.

– Справлюсь, - вздохнула милая и вернулась к делу.

Снова послышался истошный крик. На пару с мамашей кричал гинеколог. Педиатр, вполне профессионально, лёг на пол ровным столбиком, Рахи удерживал за руки, трепыхающегося реаниматолога, вооруженного скальпелем и щипцами, а Сирин приподнявшись на кресле искала глазами по полу.

– Я видел змею!
– визжащий голос гинеколога, действовал на нервы. Мы с Есенией бросились ловить нечто быстро ускользнувшее от нас в противоположный угол.

– Это не змея! Это чудовище! – виденье ситуации глазами реаниматолога.

– Ещё раз назовёшь моего ребёнка чудовищем, будешь всю оставшуюся жизнь думать, что ты гусеница! – не злобно, про между прочим, предупредила мамочка.

– Рахи, они больше не понадобятся, - я подсказал ему вынести ненужных светил медицины из зала. К счастью для них, успел вовремя заметить, - не в плане, что совсем не нужны. Пусть живут, ты меня понял?

Слегка разочарованный, Рахи согласно качнул головой.

– Мы вообще-то сына хотели, но девочка, так девочка, - сказала невозмутимая родившимся змеемонстром мамочка.

Мы прошли по размазанным кровяным следам, оставленным на кафеле. Извивающийся рисунок следа вскоре украсился чёткими отпечатками маленьких ладошек.

Новорожденный лежал за ширмой, между и шкафом и вторым креслом. Издали нормальный человечек, выглядел, конечно, чуть старше пяти секунд от роду, потому, что осознанно провёл рукой, убирая слизь с лица, и нахмурился собственной неумытости.

Я пропустил вперёд вернувшегося Рахи, кто знает, может у них важна привязка к первому живому объекту, как у животных. Рахи опустился на колено, разрывая, похожие на хвост оболочки и помогая ребенку освободиться. Всё это время оба не отрываясь изучали друг друга. Первым на контакт пошел малыш. Его глазки сощурились, пухлые щёчки обозначили намерение и губки сложились в робкую, неимоверно трогательную улыбку.

– Я твой папка, Синай, - сказал Рахалахи, улыбаясь в ответ.

– В честь горы? – поинтересовался я.

– В честь места, где его впервые настигла мысль, быть отцом наших детей, - Голос Сирин дрогнул, от неожиданности, я не сразу понял, отчего её плечи так вздрогнули.

Есения бегом вернулась к подруге, подавая ей не носовой платок, не салфетку - она подала ей пустой флакончик от лекарства.

– Слёзы перерождённой, - напомнила она.

– Ура, - тихонько воскликнула Сирин, продолжая плакать. Она не ожидала такого гормонального подарка, уж тем более не позволила бы подобной ценности «сгинуть» в вороте больничного халата. – Мы из эссенции теперь столько зелья сварим, что сто лет на самостоятельные перемещения хватит, - брякнула Сирин, собирая со щеки третью каплю переливающейся перламутром влаги, и мельком глянула на подругу.

И я вдруг почуял, что против меня зреет бабий заговор, в котором я как проводник им сто лет не нужен.

Глава 11

Я не нашел в себе сил признаться Есении в том, с чем окончательно смирился. Её Михаила действительно давно уже нет. Сомнения накрывали по любому поводу: я подозревал в себе чужие жесты, походку, взвешивал каждое слово, анализировал на принадлежность каждую пришедшую в голову мысль. Сердце как настоящее ныло от воспоминаний, что тело, в котором находилась моя душа, принадлежит мне с молчаливого согласия его законного владельца.

Такрин не сказал, какое колдовство применил Велигор, жертвуя собой. Он устроил моё временное пребывание в теле вечного, не посвятив других в свои планы. Бессмертные так и не поняли, почему пятый переродок вышел самым дефектным. Ни способностей, ни знаний: эпизодически практические навыки проступали по каплям, словно вода через толстый слой песка. На какой срок был «подписан контракт» с Велигором? Вместо ответа чёткое понимание – по окончании этого срока моя душа останется на задворках более сильного сознания, как происходило уже дважды, и тогда песок беспомощности поглотит меня навечно.

Я чувствовал себя использованным, другие считали меня предателем: бессмертные собрали совет по просьбе Такрина, он доверился мне, они доверились ему, а Велес предусмотрительно выждал удобный момент и ударил. И пусть они теперь, не смогут отказать мне в помощи, но одно только упоминание имени вызывало шквал ярости среди, и без того не терпимых ко мне, собратьев. Макош традиционно понапридумывала невесть чего, и теперь, даже она признавала во мне Чернобога. По их единодушному мнению четыре перевоплощения не шли ни в какое сравнение со мной. Ещё бы! Те мучили людей или устраивали мелкие пакости с перерождёнными, что никак не грозило «тушкам» вечно развлекающихся, высших хранителей миров, а этот легко вернул им их же проклятие. Они назвали меня извергом Нави, желая уничтожить вместе со всеми якобы моими «самоделками», невзирая на последствия. Если бы я знал способ, как умереть, я бы им подсказал, но единственный кто, возможно, мог это знать, прятался в глубинах моего разума, анализируя ситуацию и влияя на судьбу миров опосредованно.

С таким настроением я жил в ожидании конца. Не чувствуя себя прежним, словно незаконно пробрался в чужой дом, я не смел даже прикоснуться к Есении.

Возможно, именно такого отношения она требовала с момента своего возвращения или же понимала моё состояние, но каждый день я чувствовал душевное тепло, заботу и нежность в её голосе.

– Миш, - позвала она. – Не позволяй обстоятельствам раздавить себя. Они, - она имела ввиду бессмертных,- только и ждут, что ты сдашься.

Да я хотел сдаться, но не посмел бы этого сделать, потому, что рядом со мной была Есения, я не мог ее подвести. И были два неблагополучных мира, которые во мне нуждались. Поэтому, в очередной раз, желая уйти куда подальше, чтобы даже бессмертные не знали такого места, я сказал себе самому (точнее тому слизняку, что внутри меня взывал к побегу), что таких мест не существует. Чтобы уйти в недоступное для их шпионов место, нужно было создать, новую Навь, с неизвестными им законами бытия, как это сделал настоящий Велес, а не закопавшийся в сомнениях недотёпа.

Есения настойчиво не позволяла потерять веру в себя.

– Да, ну ее эту Макош! Подумаешь, пришла, раскричалась. Ты не станешь Чернобогом из-за того, что переложил часть проклятия на их же плечи.

– В том то и дело, что это сделал не я, - признался и замер, ожидая её реакции. Ненависти, страха не увидел, Есения удивляла всё больше.

– Сейчас не имеет значения, кто из вас поможет спасти Явь.

– Как давно ты узнала? – Я смотрел на неё и не мог поверить, что она может спокойно разговаривать со мной о том, что произошло с нами в Нави.