Рожденные ползать

— Мама, мама! Ты видела, какого змея дядя Слава для меня сделал?! — разнесся на весь двор его звонкий голос.

— А почему ты решил, что это для тебя?

— Он мне сам сказал. Можно я его домой возьму?

Яковлева задумалась.

— Дай, я с этим дядей Слава сначала сама поговорю, — сказала она после некоторого размышления.

— Мамочка! Ну, пожалуйста, пообещай мне!

— Иди, иди, играй. Я подумаю.

Шувалов понял, что разговор становится неизбежным. Он ненавидел пассивно наблюдать, как развиваются неблагоприятные для него события, и поэтому всегда предпочитал лучше идти на обострение, лишь бы контролировать ситуацию.

Через некоторое время, офицер вручил змей ребятам постарше, которые могли справиться с его управлением и направился к Яковлевой. На ней было надето легкое летнее платье на тонких лямочках, выгодно подчеркивающее ее длинную красивую шею. Соломенного цвета волосы женщина собрала в пучок на затылке, открывая высокий лоб. Ее профиль удивительно напоминал старинную гравюру пушкинских времен. Вряд ли ее можно было назвать красивой, но какая-то особая мягкость и, вместе с тем, благородство и достоинство сквозили в каждом ее жесте.

— Можно? — Славка указал на свободный конец скамейки, вместо приветствия.

Наташа согласно кивнула головой.

— В общем, так, — пошел в решительное наступление Шувалов. — Этого змея я сделал специально для Петьки и не вижу в этом никакого преступления.

— А почему именно для него? — удивилась женщина. — Вон сколько детей вокруг.

Славка хотел честно рассказать обстоятельства, при которых все произошло, но в последний момент понял, что вряд ли сможет объяснить свои чувства во время первой встречи с мальчишкой.

— Потому что…, — протянул он, подыскивая варианты ответа и, не найдя ничего более-менее похожего на правду, ответил вопросом на вопрос: — Почему, если ты пытаешься сделать что-нибудь хорошее, то для этого нужны какие-то особые причины? Впрочем, не волнуйся, я заберу игрушку с собой. Или…. Вон, пацанам отдам. На фига она мне!

— Я об этом не просила, — сказала Яковлева мягким низким голосом. — Напротив, большое вам спасибо, — она замолчала, чтобы после короткой паузы добавить: — Я, правда, очень благодарна. Я уже давно не помню сына таким счастливым. Пожалуй, с тех пор, как погиб муж.

Говорить о капитане Славке хотелось меньше всего. Тем более, он опасался, что вдова начнет плакать. Шувалов опасливо покосился на Наташу, однако ее глаза оставались сухими. Она просто смотрела на играющих детей. Там веселье было в полном разгаре. Мальчишки с криками тянули шнур змея в разные стороны. Вокруг них бегал Петька, размахивая руками и командуя. Его, конечно, никто не слушал, но он продолжал носиться, как угорелый, подпрыгивая от возбуждения.

Наташин голос действовал на офицера магически. Еще пару минут назад он горел желанием, как можно быстрее расставить все точки над «и», бросить змея и вернуться назад в гостиницу. Но вот теперь сидит рядом на скамейке и ему никуда не хочется уходить. Ему казалось, что он знает Наташу уже тысячу лет и что ее ладонь сейчас лежит сверху на его руке, как будто успокаивая. Так в детстве всегда делала его мама.

Шувалов вздрогнул, очнулся и, прогоняя наваждение, засунул руки в карманы.

— Сколько лет вы прожили вместе? — спросил Славка, просто чтобы не молчать.

— Семь. Почти семь.

Офицер смотрел недоверчиво. В своем открытом платье, с хвостиком волос, худенькая, Наташа выглядела, почти, как школьница. Поймав его взгляд, она чуть заметно улыбнулась:

— Я была еще совсем девчонкой. Всего — семнадцать. Думала после школы идти в медицинский, но не прошла по конкурсу. Собиралась на следующий год опять. А тут он — молодой, симпатичный. К тому же военный летчик. Ну, в общем, все и закрутилось…. Он умел красиво ухаживать, все подруги завидовали. Не успела я оглянуться, как уже Петькой была беременна. А дальше — известно: прощай — институт, здравствуй — гарнизон.

— А откуда ты, из какого города? — поинтересовался Шувалов.

— Из Ленинграда. А что?

— Ничего. Так просто спросил. А не страшно было такой город, как Питер, менять на Дурасовку?

— Он же муж мне… был. Отец моего ребенка. Как же я могла поступить иначе, — в голосе Яковлевой звучало недоумение, что кому-то нужно объяснять такие простые вещи.

— Ну, не знаю. Я в своей жизни разных женщин повидал…. А здесь чем занималась?

— Домом… Ребенком, — пожала плечами Наташа. — Хотела пойти работать, но Коля был против. Сказал, что пусть Петька сначала в школу пойдет. А где работает ваша жена?

— У меня нет жены.

— Извините, — Яковлева произнесла это так, словно бы выражала соболезнование.

— Не нужно извиняться, она не умерла. Мы развелись. Давно уже, — поморщился Славка.

— Почему?

— «В одну повозку впрячь неможно, коня и трепетную лань», как сказал классик.

— Не сошлись характерами?

— Точнее, полностью разошлись, — Шувалову очень не хотелось снова ворошить свое недавнее прошлое, и он лихорадочно искал повод сменить тему.

— А дети есть? — продолжала спрашивать Наташа, не замечая состояние своего собеседника.

— Нет.

— Плохо. Мне кажется, вы очень любите детей.

Это было уже чересчур. Туда, куда она сейчас пыталась вторгнуться, являлось запретной зоной, и Славка снова начал заводиться.

— Как молодой, симпатичный летчик Яковлев?

— Не нужно, прошу вас! Коля был примерным отцом и мужем. Он хорошо зарабатывал, заботился о нас. Может быть, ему немножко недоставало душевной теплоты в общении, но муж так уставал. Служба, была для него всем. Он просто не мог уделять нам достаточного внимания.

«Жопализ!» — со злостью подумал Шувалов, но вслух только язвительно поинтересовался:

— Если он не находил времени для семьи, то в чем же тогда его примерность? В том, что не пропивал деньги и не бил жену?

— Перестаньте! Коля не сделал вам ничего плохого. За что вы его так не любите?

Перед Славкой снова возникло, с остреньким носом, перекошенное от ярости лицо капитана и его истерический крик: «Я посажу тебя!». Внезапно волна злости накрыла Шувалова с головой и, окончательно потеряв контроль над собой, он жестко припечатал:

— А за что мне было любить эту крысу?!

Яковлева вскочила со скамейки. Щеки ее пылали:

— Я никому не позволю, так говорить о моем муже! Это бесчестно! Особенно потому, что он сам не может защитить себя.

Быстрой походкой она направилась к своему подъезду, оставив Шувалова в одиночестве.

Остаток дня Слава не мог успокоиться. Вот же дурацкий характер! Когда он, в конце концов, научится сдерживаться. Ни за что ни про что, опять человека обидел. И ведь баба, судя по всему хорошая, порядочная. Ну, какой черт дернул его за язык. Ведь всем известно: о мертвых или — хорошо, или — ничего.