Рожденные ползать

Начало темнеть, когда Шувалов окончательно решился. Он должен пойти и извиниться. Прямо сейчас! Славка оделся, взял для большей убедительности бутылку шампанского и через десять минут уже звонил в дверь квартиры Яковлевых. Наташины глаза раскрылись от удивления, когда она увидела Шувалова на своем пороге. Не давая ей произнести ни слова, офицер смиренно склонил голову, протянул шампанское и шутливо начал:

— Пожалуйста, извини меня за мое сегодняшнее идиотское поведение. В знак примирения, прошу принять бутылку «Мадам Клико», 1812 года разлива.

Женщина, наконец, пришла в себя:

— Я не обижаюсь. Надеюсь, вы сказали это не со зла. А шампанское — совершенно излишне. Я не могу взять его.

— Не уйду, пока мадам не соблагоизволит. Это — оскорбление для Франции! — продолжал настаивать Славка.

Наташа слегка улыбнулась, выражая сомнение:

— На этикетке написано: «Советское шампанское».

— Ага, значит, если бы оно было французским, то взяла бы? Это — не патриотично!

— Нет, не взяла бы все равно. До свидания. Уже поздно.

В этот момент, где-то на верхнем этаже, скрипнула дверь, и раздались женские голоса. Слава заметил, как в глазах Яковлевой промелькнул явный страх. Он прислушался. Щелкнул закрываемый замок и голоса начали спускаться вниз. Шувалов не успел опомниться, как произошло невероятное — Наташа схватила его за руку и рывком втащила в квартиру. Дверь захлопнулась за его спиной, и офицер оказался в тесной прихожей, тускло освещаемой светом, идущим с кухни. Яковлева, прижавшись к большому зеркалу, висящему на стене, молчала. Было заметно, что она напряженно прислушивается к происходящему на лестнице.

«Соседок испугалась», — догадался Славка. — «Понять можно. Не так давно мужа похоронила, а тут уже новый «ухажер» с бутылкой. Ох, и сплетни пойдут по гарнизону. Не будешь же потом каждому объяснять, что он тут не за этим. Но сам то, тоже хорош! Раньше нужно было думать, что делает».

Несмотря на то, что поведение женщины легко объяснялось, в душе отчего-то нарастала обида. Голоса, между тем, миновали их этаж, спустились вниз и исчезли за дверью подъезда.

— Все, ушли, — первым прервал молчание Славка. — Кажется, и мне пора выматываться. Ты не волнуйся. Я, как мышь проскользну, ни одна живая душа не заметит.

Яковлева не знала, куда девать глаза:

— Простите. Действительно, как-то глупо все получилось.

— Ничего, к дуракам и отношение соответствующее!

— Я этого не говорила, — женщина смутилась окончательно. Ее тонкие пальцы нервно теребили поясок халата, в который она была одета.

— Говорила, не говорила. Какое это теперь имеет значение. Всего хорошего. Счастливо оставаться.

Шувалов поставил бутылку на пол прихожей и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Он уже спустился на несколько ступенек, но тут на лестничной площадке появилась Наташа.

— Подождите! — окликнула она офицера.

— Что случилось?

— Вы забыли шампанское, а мне одной его не осилить.

Они сидели на кухне, занавески которой Яковлева плотно задернула, тщательно проверив, не осталось ли где-нибудь малейшей щели. Славка открыл шампанское и разлил его в два узких хрустальных бокала. Разговор шел полушепотом — в соседней комнате спал Петька. Точнее, разговор не клеился совершенно. Наташа отвечала невпопад, думая о чем-то своем. Шувалову очень хотелось снять напряженность, развеселить, растормошить хозяйку, но что-то мешало ему. Он и сам не мог понять, что. Славка не помнил, чтобы когда-нибудь испытывал трудности в общении с противоположным полом, но сегодня ничего не мог с собой поделать. Каждый раз, когда он случайно встречался глазами с Наташей, его почему-то бросало то в жар, то в холод. Как последний тупица, он мучительно думал над каждым словом, нервно колупая ногтем наклейку «Гусь Хрустальный» на ножке бокала.

— Вы, почему не пьете? — Яковлева вдруг вспомнила, что ей надлежит играть роль заботливой хозяйки.

— «Ты»… Мы же договорились! — устало поправил ее гость.

— Почему ты не пьешь?

— Да, я это…. Ну, в общем, решил завязать.

— У тебя проблемы со спиртным?

— Скорее, это у него со мной.

— У тебя удивительная манера — выражаться сложно о простых вещах.

— «Простота — хуже воровства», как говорит народная мудрость, — скривился Славка.

Они опять замолчали. Чтобы как-то прервать затянувшуюся паузу, Наташа вскочила с места и начала развивать бурную деятельность:

— Может быть, ты голодный? Давай, я приготовлю что-нибудь.

— Не нужно ничего. Просто посиди, — попросил Шувалов.

— Нет, так не годится. Давай, я хоть что-нибудь на стол поставлю.

Невзирая на вялые Славкины протесты, Яковлева открыла холодильник и достала оттуда колбасу и небольшой кусок сыра. Потом подошла к шкафу, и начала искать там что-то. Результат поисков ее разочаровал:

— Здесь в кулечке были конфеты, а теперь он пуст. Петька, наверное, все слопал, поросенок! Ничего, у меня еще подарочный набор шоколадных конфет припрятан, на черный день. Сейчас принесу.

— Не нужно. Прошу тебя. Пойду я, наверное.

— Нужно. Лучше порежь сыр, пожалуйста.

Наташа исчезла в соседней комнате, а Славка подошел к буфету в поисках ножа. Столовые принадлежности обнаружились только в четвертом по счету ящике. Найдя ножик подходящего размера, Шувалов протянул к нему руку и тут вдруг заметил какие-то непонятные черные линии на дне ящика. Заинтригованный он сгреб и выложил все содержимое ящика на стол.

Когда дно очистилось от ложек и вилок, оказалось, что оно застелено большим листом бумаги, на котором угольком или черным мелом было что-то нарисовано. Славка пригляделся внимательнее и замер ошеломленный. С листа на него смотрело невероятной красоты женское лицо, с полузакрытыми глазами. С двух сторон от него, на разной высоте были изображены две узкие ладони. Казалось, что женщина стоит, вплотную прижалась к толстому полупрозрачному стеклу и пытается что-то разглядеть за ним.

Лист был очень старый, весь в желтых пятнах, с темными пригоревшими полосами от горячих чайников и сковородок. Но даже это не могло испортить красоты рисунка. Напротив, от этого, он казался еще более загадочным.

— Что ты делаешь?

Шувалов вздрогнул от неожиданности. Он не слышал, как на кухню вошла хозяйка.

— Я нож искал. Вот, увидел и заинтересовался, — смущенно словно бы его поймали на месте преступления, объяснил гость.

— Нет, ничего, пожалуйста. Хотя, чего уж там интересного, — Яковлева безразлично пожала плечами.

— Откуда у тебя этот рисунок?

— Это — мой.

— Твой?! А кто на нем?

— Я.

Славка ошалело посмотрел на красивое лицо, изображенное на листе. Потом снова перевел взгляд на обыкновенное, ничем не выдающееся, Наташино и лишь изумленно выдохнул:

— Ты?!

Увидев в его глазах недоумение, девушка внезапно покраснела и, слегка запинаясь, пояснила:

— Такой, я себя вижу во сне.

— Во сне…, — как эхо повторил Шувалов и замолчал, не зная, что добавить.