Рожденный на селедке
Шрифт:
– Лишь праведный муж, ставящий благо превыше собственной выгоды, способен стать рыцарем, - в тишине раздался голос Её милости, а мое сердце дрогнуло и остановилось. – Он должен быть magnanimus (великодушным), ingenuus (свободнорождённым), largifluus (щедрым), egregius (доблестным), и strenuus (воинственным). Должен положить свою жизнь на алтарь, ради защиты невинного, должен честным быть перед собой и Богом, должен жизнь подвергать опасности за веру, охранять сирых и убогих, и служить почтительно своей королеве. Встань, Матье. Встань, рыцарь де Анжу.
Я
– Accingere gladio tuo super femur etc (да будут препоясаны чресла твои мечом), - сказала она на латыни, и я вновь преклонил колени.
– Благодарю, моя королева, - сказал я и сжал зубы, ибо перед глазами побежали красные пятна, и если бы меня не поддержала Джессика, точно бы рухнул осрамленным под ноги Её милости.
– Встань, сиятельный граф Арне де Дариан, - старый рыцарь с трудом поднялся на ноги и резким взмахом стер крошки со своих усов, заставив королеву слабо улыбнуться. – Нашей милостью возвращаем вам титулы ваши, несправедливо отобранные нашим покойным владыкой, и земли, что ранее вам принадлежали.
– Благодарю, Ваша милость, - склонил голову сиятельный граф и негромко кашлянул. – Если Ваше величество позволит, хотел бы я кое-что сказать.
– Позволяю, - удивленно велела королева.
– Я уже стар, Ваше величество, наследников у меня нет. Слуг нет и ничего остального. Оруженосец мой вырос, теперь я один.
– Чего же тогда попросит в награду сиятельный граф?
– Мое желание одно, Ваше величество. Позвольте служить вам, как и раньше. Защищать вас от происков негодяев и коварных клинков. Позвольте жизнь свою положить к вашим ногам, - сказал он, заставив удивиться и меня.
– Ежели таково ваше желание, граф, то так тому и быть, - улыбнулась Её милость и повернулась к Джессике.
– Встаньте, леди Лурье, - я слышал, как у Джессики перехватило дыхание, и немного сместился влево, чтобы она оперлась на меня бедром. – За вашу верность и преданность испанской короне и нашей сестре, примите в дар это колье.
– Хм, хм, - хмыкнул я, мельком бросив взгляд на драгоценность, на которую можно было купить пару замков.
– Отныне и до конца времен, желанный вы гость в нашем доме и приняты будете с почестями, кои лишь благородным дамам позволительны.
– Благодарю, Ваше величество, - тихо ответила Джессика и опустилась на колени.
– Встаньте, - велела королева и, когда мы поднялись, улыбнулась жемчужной улыбкой. – Отныне и с полным правом являетесь вы нашими друзьями.
– Все то, что сказала она, - буркнула королева Маргарита, когда её сестра заняла трон.
– Благодарим, Ваша милость, - откликнулись мы, а я вздрогнул, когда дверь в тронный зал распахнулась, и раздался визгливый голосок, которого я очень давно не слышал.
– Матье!
– Беатрис? – спросил я и повернулся к своей даме, которая нагло перла вперед, не смущаясь и отдавливая ноги не успевающим
уйти с её пути. – Истинно, Беатрис.– Беатрис? – спросил сиятельный граф, скользнув оценивающим взглядом по обширному бюсту Беатрис.
– Беатрис? – процедила Джессика, смотря на меня.
– Беатрис? – удивились королевы такой наглости.
– Беатрис! – сказала Беатрис, опускаясь на колени. – Ваше величество, прошу я вас о милости.
– Эм… о какой, благородная дочь барона де ла Наталя? – растерялась Её милость и пожала плечами на недоуменный взгляд Маргариты.
– Казните этого негодяя! – взвизгнула Беатрис, пылая лицом, как смоляной факел морозной ночью, и указывая на меня пальчиком.
– Чем так не угодил вам сей достославный рыцарь, коий нашей милости люб? – спросила королева и поморщилась, когда Беатрис зашлась в припадке злобы и застучала зубами, как мавр-людоед.
– Рыцарь?! Ох, я не удивлена совсем. Сей мерзкий плут меня обманом взял когда-то, он обещал на мне жениться, когда рыцарство получит, но сам на посланья страстные не отвечал. На двести сорок восемь писем!
– Двести сорок восемь? – охнул я.
– Истинно так, негодяй, - всхлипнула она. – Ты меня дамой называл и обещал жениться.
– Раз так, то слово рыцаря тверже стали, - хмыкнула Маргарита. – Ежели плевы девственной тебя именно он лишил, конечно.
– Лишил!
– А вот и нет, - ответил я. – То был не я, а Стефан-недоумок.
– Не недоумок он, а знатный муж, - покраснела Беатрис. – Была пьяна я, а Стефана речи так обольстительно прекрасны были.
– Недоумок, Ваше величество, - сказал я, переминаясь с ноги на ногу. – Отвратительный и прегнуснейший недоумок, что имать любил все, что шевелилось. Он даже медведя имал.
– Медведя? – Её милость уже ничего не понимала и растеряно переводила взгляд с меня на Беатрис и обратно.
– Медведя. До смерти заимал несчастного мишку, Ваше величество. И мед у него украл, коий потом себе в уд втер и в улей его засунул. Недоумок же.
– О, ужас, - молвила Её милость.
– Храбрец, - мечтательно сказала королева Маргарита. – Так слово-то Матье давал, что будет рыцарем твоим? И это все бумагой было закреплено?
– Эм… нет, Ваша милость. Отец его дать клятву на крови заставил, - снова покраснела Беатрис, а потом отпрянула, когда ей навстречу выступила Джессика. – А ты что за девица?
– Я друг двух корон и истинная дама милорда де Анжу, - рекла она, а я восхитился её мужественности, ибо Беатрис была выше её на две головы и помясистей. – Он был моим первым, а я была его. И слово мое сомненьям не подлежит, я поклясться могу перед Богом.
– Ну, слава Богу, - устало покачала головой Её милость, снова переглянувшись с сестрой. – Мое решенье таково. Матье, раз первое слово дал леди Лурье, её милордом остается, а она дамой его по праву. Обсуждать я это не буду, ибо терпенье у меня не железное. Никто не смеет принуждать рыцаря к клятве, лишь сам он решает, кому и зачем клятву давать.