Розы на стене

– Отойди подальше. Мне за спину. В другое время я бы возмутилась и тону, и словам, но сейчас постаралась точно следовать указаниям мужа: встала так, чтобы между мной и розами был он. Гюнтер взял ведро и аккуратно, но быстро вылил на куст. Миг ничего не происходило, а потом над кустом в дымке водяного пара появился фантомный розовый бутон, совсем не фантомно клацнувший зубами, внезапно появившимися в сердцевине, и устремился к нам с такой скоростью, что у меня появилась уверенность, что овдовею я прямо сейчас, но вдовой долго не проживу. Так, секунды две-три. Но на пути хищного цветка появился щит, куполом закрывший меня и мужа. Бутон ткнулся в него, ощутимо прогнув, побесновался пару секунд, вернулся к кусту, смял оставленное ведро в лепешку и ввинтился с ним куда-то к корням. Победил, забрал трофей и сейчас наверняка его нагло жрет, чтобы нарастить еще больше шипов, усиленных металлом. Показалось, что слышу довольное чавканье. Бутон больше не появлялся, но Гюнтер продолжал держать щит.

– Что это было? – подрагивающим голосом спросила я. И подошла поближе к мужу: в случае чего купол меньшего размера держать проще и магии он потребляет меньше.

– Орк его знает. Куст использует защиту здания на полную. Отрубить бы ее, но, боюсь, это пока не сильно повлияет, поскольку эта гадость создала запасы, размер которых оценить сложно. Отвечал он в своей обычной невозмутимой манере, но общая напряженность и стекающая по виску капля пота указывали, что на самом деле не так уж он и спокоен. И это встревожило меня еще сильнее.

– Получается, если бы ты не успел выставить щит, мы бы погибли? – Что значит «не успел»? – оскорбился он.

– За кого ты меня принимаешь? Щит он не убирал и не сводил с куста напряженного взгляда. Но тот опять притворялся обычным мирным растением: ветви легко покачивались на ветру, цветы раскрывались, источая нежный аромат, и даже, шипы, казалось, убрались внутрь стебля и были не столь огромными, как всегда.

– То есть был бы на твоем месте кто-то не настолько тренированный, то здесь лежали бы два трупа? – переформулировала я в менее обидное выражение.

– Трупы не лежали бы, – ответил он, но не успела я успокоиться, как добавил: – Скорее всего, эта пакость бы их сожрала. Надо узнать, не пропадал ли кто в гарнизоне. Папина идея оказалась не слишком хороша, но он и не видел этого монстра.

– Он обнял меня, притянул к себе и скомандовал: – Медленно отступаем. Когда мы отошли на достаточное, по его мнению, расстояние, он убрал охранный купол. Я сразу почувствовала себе беззащитной перед розами и спросила: – И что теперь? Ответить Гюнтер не успел, поскольку из темноты донесся радостный бруновский голос: – Чем это вы здесь занимаетесь? Стоят, обнимаются, офицеров смущают.

– А тебя чего сюда занесло? – недружелюбно ответил вопросом на вопрос Гюнтер.

– Попробуй не заметь такой мощный магический всплеск. Вас, что, защита не пускает? Могу помочь во вскрытии. Но лучше разбудите Вайнера. Он привычный. А то начну помогать, и сразу прибежит Циммерман и начнет орать, что портите казенное имущество. Знаем, проходили.

– Он укоризненно посмотрел и добавил: – И ведь наверняка опять обвинят меня. Действительно, зря я прибежал. Но с другой стороны, как не прибежать? Вдруг пропущу что интересное? – Самое интересное ты пропустил. На нас напала роза.

– Так же, как тогда на меня? – оживился Брун.

– Я давно говорю, гадкое вредное растение. Надо герцогу вернуть, пока не поздно.

– Боюсь, оно вернуть себя не позволит. Не знаешь, пропадал кто в гарнизоне? Брун выразительно посмотрела на Гюнтера и столь же выразительно постучал себя по лбу. Звук получился гулкий, словно тарабанили по пустой бочке. Не думаю, что там действительно было пусто, скорее, офицер добавил звуковую иллюзию для вящего эффекта.

– Гюнтер, смотрю, тебе женитьба на пользу не пошла, совсем думать разучился. Неужели труп на колючках не заметили бы? Даже если бы сюда не заходили, что, сам понимаешь, маловероятно, он же еще и завонял бы. А Вайнер никого непорядка у себя не терпит. Нет, зелья и у него есть вонючие, но это же его родное, а постороннюю вонь он пресекает сразу. В случае чего и носки менять отправляет, и мыться. А тут целый труп…

– И все же, пропадал кто с концами или нет? Скажем, ушел в самоволку и не вернулся? – У Циммермана? Смеешься? У него в самоволку никто не уйдет, даже мышь.

– Брун печально вздохнул, наверняка что-то припоминая.

– За все время, что я здесь, никто не пропадал. Пропадешь здесь, как же. Вне разрешенных часов вход-выход только по распоряжению полковника. Не успел вовремя – торчи до утра в гарнизоне или Траттене. Нда. Я как-то свидание из-за него пропустил.

– Ночью? – Конечно, ночью. Ночью самая романтика.

– Брун печально подкрутил ус.

– Вы вон тоже по ночам у роз развлекаетесь, хотя, казалось бы, все условия в комнате есть. Но учтите, если что, полковнику поутру все доложат.

– Что «если что»? – Если у роз будете развлекаться так, как обычно делаете на кровати, – бухнул Брун уже безо всяких экивоков.

– Здесь мало кто понимает толк в развлечениях. Да и возможностей нет. Позавидуют, и все, выговор обеспечен.

– Он скривился.

– За безнравственное поведение, марающее светлый офицерский облик. Леди Штрауб это, конечно, не коснется, она не офицер, но ей заявит, что пачкает светлый целительский.

– Леди Штаден, – поправил Гюнтер.

– Какая разница? – удивился Брун.

– Пачкает целительский облик. А уж леди Штрауб или леди Штаден – все равно. Важен результат, а не то, как называется тот, кто его достиг. Циммерману на таком лучше не попадаться. Так что идите к себе, пока еще кто не прибежал. Я-то что, я промолчу, а вот некоторые офицеры – нет. Выслуживаются, орочьи пасынки. Сразу расскажут, и что видели, и что не видели. Фантазия у некоторых – не дай Богиня. Он презрительно хмыкнул куда-то в сторону, явно на кого-то намекая. На всякий случай уточнять, как, поливая розы, можно испачкать целительский образ, я не стала, поскольку ответ слышать не хотела: судя по всему, фантазия Бруна ничуть не уступает фантазии тех, кого он обозвал орочьими пасынками.

– Мы уходим.

– И правильно, – мрачно сказал Брун.

– А то увидят нас троих, наговорят потом орк знает что, и мне опять выговор влепят. Было бы за что – не так обидно было бы. Намек, прозвучавший в его словах, Гюнтер проигнорировал, и хотя Брун проводил нас до самой двери целительского пункта, внутрь его никто не пригласил. Ни чай попить, ни чего другого. Именно это капитан обиженно пробасил с другой стороны двери.

– А не опасно было рассказывать? Вдруг он тоже замешан? – высказала я мучившие меня мысли, лишь только мы отошли от двери.

– Брун? – удивился Гюнтер.

– Он не станет ни в чем противозаконном участвовать.

– А если разболтает кому не надо? – В его интерпретации получится, что мы свалились в розы во время…

– он продолжать не стал, но я прекрасно поняла и без этого и смутилась.

– Ночь, романтика, лепестки роз, устилающие брачное ложе…

– Как бы эта роза не устелилась нами, – мрачно ответила я.

– Не устелится. Уничтожить-то я ее мог, и в крайнем случае так и поступил бы. Правда, в этом случае устилать ложе было бы нечем – не умею избирательно уничтожать.