Розы в декабре
Шрифт:
У Фионы бешено заколотилось сердце.
— Что вы имеете в виду?
— Да вот, прочтите.
Она прочитала, и краска вернулась к ее щекам. Теперь она не знала, плакать или
смеяться, — в заметке не было ни слова выдумки. Фиона мысленно перенеслась в
мрачноватый зал суда около Эйвона. Она словно слышала суховатый голос судьи: — Должен признать, что если бы эта свидетельница, только что прибывшая в нашу
страну, не показала, что обвиняемого спровоцировали, он испытал бы на себе всю
тяжесть закона.
побоявшись предрассудков, она смело вступилась за парнишку. По отношению к ней
самой было совершено оскорбление действием, что не помешало ей остаться в
незнакомом городе для того, чтобы довести до суда смягчающие обстоятельства.
Все это слово в слово было передано в заметке. Фиона взглянула на Эдварда.
— Почему вы не пытались объяснить мне истинное положение дел?
Ее карие глаза сверкнули.
— Эдвард Кэмпбелл! Позвольте просить вас мысленно вернуться к нашей
незапамятной поездке из Квинстона в Данидин. Способны ли были вы тогда
выслушать какие-нибудь объяснения? Это было абсолютно бессмысленно, принимая во
внимание вашу твердокаменную самоуверенность. Может, сейчас я могу?
Неожиданно для нее он рассмеялся:
— Нет, нет, не сейчас. Потом. Я… У меня такое впечатление, что вам наплевать, что я о вас думаю. Но если бы вы мне все рассказали, когда я, ну, скажем, несколько поостыл, я бы оценил ваше мужество.
— Ну да, может, вы и оценили мое мужество, — устало возразила Фиона, — но вы
все равно сказали бы те же слова, что я услышала, когда победила свой страх
перед лошадьми: мужество не одно и то же, что нравственность. Или вы забыли?
Можно не сомневаться, что ваш образец порядочной женщины — та прилично одетая
респектабельная особа, которую не увидишь в ночном кабаке, — вообще перешла бы
на другую сторону улицы.
Глаза Эдварда превратились в две ледышки, плавающие в лесной заводи, куда не
проникает солнечный луч.
— Спасибо и на том. Хотя бы в этом вы признаете, что моя критика обоснована.
Особенно в свете того, что вы, коль скоро уж так случилось, должны были учить
детей Ранги и войти в наш дом.
Дверь отворилась, в кухню ввалилась шумная ватага.
— Мы кончили уроки, все оставили в классной комнате. Можно нам сюда? Здесь так
здорово! Гас привез каштаны. Давайте поджарим их на совке.
Фиона помогала детям печь каштаны, чувствуя каминный жар на щеке; она обжигала
пальцы, вытаскивая их, и думала о том, что благодаря этому вечеру объяснения
становятся ненужными. Но что с того? Он ведь только работодатель. Разве нет?
Разделавшись с каштанами, все занялись своими делами. Фиона помогала Джеймсу
составлять мозаику, с которой ему было еще трудно справиться. Уильям и Элизабет
внезапно затеяли ссору из-за плитки
шоколада.— Это еще что такое, — в сердцах сказал Эдвард, — вам что, конфет не хватает?
Гас всегда привозит с запасом.
— Но было только две плитки, — пожаловалась Элизабет. — Одну взяли Вики и
Джеймс.
— Ну, так разрежьте пополам. И возьмите линейку, ради Бога.
— Конечно, Лиз всегда хитрит и умудряется взять больше, — с досадой заявил
Уильям. — Она пользуется линейкой с заделом и на этот задел и зажиливает.
— Элизабет, раздели, но дай Уильяму выбрать свою половинку, — вмешалась Фиона.
Наступила глубокая тишина. Это весь клан Кэмпбеллов обдумывал предложение.
Затем Элизабет долго делила плитку, и было ясно как день, что большая точность
может быть только в Палате мер и весов.
Эдвард взглянул на Фиону с еще большим уважением.
— Это ж надо! Прямо соломоново решение. Да где вы этому всему научились?
Фиона хотела было ответить что-то резкое, но вдруг отчужденность развеялась, и
она с улыбкой бросила:
— Так оно и есть — у Соломона, мистер Кэмпбелл. Я вспомнила, как папа
рассказывал, что древнееврейские раввины так делили имение между двумя
наследниками. Это самый честный способ.
— Что вы все еще зовете его мистером Кэмпбеллом? Это же глупо, — заметила
Элизабет. — Всех остальных вы зовете по именам, даже охотников за кроликами.
— Действительно глупо, — поддержал племянницу Эдвард. — Зовите меня Эд.
Фиона посмотрела ему в глаза, как бы напоминая об их поездке из Квинстона.
— Если я и могу называть вас по имени, то только Эдвард. — И, наклонившись к
нему, чтобы поднять раздавленный каштан с пола, прошептала: — Это такое
чопорное имя.
Он ответил неожиданно, словно не слышал, что она сказала: — А я буду звать вас Флора.
— Почему? Это же не мое имя.
— Фиона — по-гаэльски Флора. Дедушка так звал бабушку, когда хотел быть
ласковым.
— Ну, к нам это не имеет отношения, — немного сердито сказала Фиона. — Так что
обойдемся без Флоры.
У Элизабет блеснули глазки.
— Какое романтическое имя — Флора Макдоналд.
— А что тут такого? — удивился Уильям.
— Ну, знаешь… хотя ты до этого еще не дорос. Мы сейчас проходим по истории
эпоху Стюартов. Красавчик принц Чарли, и все такое. Флора — это имя его
возлюбленной, которая спасла его от смерти.
— Все это, возможно, только легенда, — строго заметила Фиона. — Лично я думаю.
Флора Макдоналд была лишь бездушной красоткой, которой принц Карл был по-своему
благодарен.
— Но, Фиона, — разочарованно протянула Виктория, — вы сами всегда подчеркиваете
романтику истории. Совсем недавно вы говорили, что только потому мы и помним
историю…