Розы в декабре

У Фионы бешено заколотилось сердце.

— Что вы имеете в виду?

— Да вот, прочтите.

Она прочитала, и краска вернулась к ее щекам. Теперь она не знала, плакать или

смеяться, — в заметке не было ни слова выдумки. Фиона мысленно перенеслась в

мрачноватый зал суда около Эйвона. Она словно слышала суховатый голос судьи: — Должен признать, что если бы эта свидетельница, только что прибывшая в нашу

страну, не показала, что обвиняемого спровоцировали, он испытал бы на себе всю

тяжесть закона. Мисс Макдоналд проявила истинное гражданское мужество, не

побоявшись предрассудков, она смело вступилась за парнишку. По отношению к ней

самой было совершено оскорбление действием, что не помешало ей остаться в

незнакомом городе для того, чтобы довести до суда смягчающие обстоятельства.

Все это слово в слово было передано в заметке. Фиона взглянула на Эдварда.

— Почему вы не пытались объяснить мне истинное положение дел?

Ее карие глаза сверкнули.

— Эдвард Кэмпбелл! Позвольте просить вас мысленно вернуться к нашей

незапамятной поездке из Квинстона в Данидин. Способны ли были вы тогда

выслушать какие-нибудь объяснения? Это было абсолютно бессмысленно, принимая во

внимание вашу твердокаменную самоуверенность. Может, сейчас я могу?

Неожиданно для нее он рассмеялся:

— Нет, нет, не сейчас. Потом. Я… У меня такое впечатление, что вам наплевать, что я о вас думаю. Но если бы вы мне все рассказали, когда я, ну, скажем, несколько поостыл, я бы оценил ваше мужество.

— Ну да, может, вы и оценили мое мужество, — устало возразила Фиона, — но вы

все равно сказали бы те же слова, что я услышала, когда победила свой страх

перед лошадьми: мужество не одно и то же, что нравственность. Или вы забыли?

Можно не сомневаться, что ваш образец порядочной женщины — та прилично одетая

респектабельная особа, которую не увидишь в ночном кабаке, — вообще перешла бы

на другую сторону улицы.

Глаза Эдварда превратились в две ледышки, плавающие в лесной заводи, куда не

проникает солнечный луч.

— Спасибо и на том. Хотя бы в этом вы признаете, что моя критика обоснована.

Особенно в свете того, что вы, коль скоро уж так случилось, должны были учить

детей Ранги и войти в наш дом.

Дверь отворилась, в кухню ввалилась шумная ватага.

— Мы кончили уроки, все оставили в классной комнате. Можно нам сюда? Здесь так

здорово! Гас привез каштаны. Давайте поджарим их на совке.

Фиона помогала детям печь каштаны, чувствуя каминный жар на щеке; она обжигала

пальцы, вытаскивая их, и думала о том, что благодаря этому вечеру объяснения

становятся ненужными. Но что с того? Он ведь только работодатель. Разве нет?

Разделавшись с каштанами, все занялись своими делами. Фиона помогала Джеймсу

составлять мозаику, с которой ему было еще трудно справиться. Уильям и Элизабет

внезапно затеяли ссору из-за плитки шоколада.

— Это еще что такое, — в сердцах сказал Эдвард, — вам что, конфет не хватает?

Гас всегда привозит с запасом.

— Но было только две плитки, — пожаловалась Элизабет. — Одну взяли Вики и

Джеймс.

— Ну, так разрежьте пополам. И возьмите линейку, ради Бога.

— Конечно, Лиз всегда хитрит и умудряется взять больше, — с досадой заявил

Уильям. — Она пользуется линейкой с заделом и на этот задел и зажиливает.

— Элизабет, раздели, но дай Уильяму выбрать свою половинку, — вмешалась Фиона.

Наступила глубокая тишина. Это весь клан Кэмпбеллов обдумывал предложение.

Затем Элизабет долго делила плитку, и было ясно как день, что большая точность

может быть только в Палате мер и весов.

Эдвард взглянул на Фиону с еще большим уважением.

— Это ж надо! Прямо соломоново решение. Да где вы этому всему научились?

Фиона хотела было ответить что-то резкое, но вдруг отчужденность развеялась, и

она с улыбкой бросила:

— Так оно и есть — у Соломона, мистер Кэмпбелл. Я вспомнила, как папа

рассказывал, что древнееврейские раввины так делили имение между двумя

наследниками. Это самый честный способ.

— Что вы все еще зовете его мистером Кэмпбеллом? Это же глупо, — заметила

Элизабет. — Всех остальных вы зовете по именам, даже охотников за кроликами.

— Действительно глупо, — поддержал племянницу Эдвард. — Зовите меня Эд.

Фиона посмотрела ему в глаза, как бы напоминая об их поездке из Квинстона.

— Если я и могу называть вас по имени, то только Эдвард. — И, наклонившись к

нему, чтобы поднять раздавленный каштан с пола, прошептала: — Это такое

чопорное имя.

Он ответил неожиданно, словно не слышал, что она сказала: — А я буду звать вас Флора.

— Почему? Это же не мое имя.

— Фиона — по-гаэльски Флора. Дедушка так звал бабушку, когда хотел быть

ласковым.

— Ну, к нам это не имеет отношения, — немного сердито сказала Фиона. — Так что

обойдемся без Флоры.

У Элизабет блеснули глазки.

— Какое романтическое имя — Флора Макдоналд.

— А что тут такого? — удивился Уильям.

— Ну, знаешь… хотя ты до этого еще не дорос. Мы сейчас проходим по истории

эпоху Стюартов. Красавчик принц Чарли, и все такое. Флора — это имя его

возлюбленной, которая спасла его от смерти.

— Все это, возможно, только легенда, — строго заметила Фиона. — Лично я думаю.

Флора Макдоналд была лишь бездушной красоткой, которой принц Карл был по-своему

благодарен.

— Но, Фиона, — разочарованно протянула Виктория, — вы сами всегда подчеркиваете

романтику истории. Совсем недавно вы говорили, что только потому мы и помним

историю…