Рубеж веков-2

«Шестикнижие» вселенского судьи Фессалоники Константина Арменопула, составленное около 1345 года, оставалось действующим сводом права почти пять столетий. Полное его название звучало как «Епистолия божественных и священных правил, бывшая от всечестнаго севаста и законоположителя и судии Фессалоническаго, господина Константина Арменопула». Этот свод, вобравший в себя как нормы римского права, так и предписания канонического закона, представлял собой уникальный инструмент управления, который сочетал строгую логику светских законов с моральным авторитетом церковных правил.

Насколько знал Теодор Лемк, «Шестикнижие» оставалось вполне пригодным для применения. Оно не утратило своей актуальности, хотя некоторые его положения, на первый взгляд, могли показаться архаичными. По сути, законы эти обладали фундаментальной гибкостью, позволяя интерпретацию в зависимости от контекста.

Лемк размышлял о том, как Византия, несмотря на очевидное технологическое отставание от Запада, сохраняла интеллектуальное и административное превосходство. Высокая культура государственного управления, унифицированные нормы права и развитая система образования позволяли империи держаться, даже когда внешние угрозы множились.

Высшая школа, являвшиеся источником подготовки судей, нотариусов и администраторов (востребованных в многочисленных странах латинян), сыграла здесь свою роль. Она давала не только юридическое образование, но и формировали мировоззрение, основывающееся на понимании сложной связи между властью и законом, между свободой и порядком. Возможно, именно поэтому Империя, даже в условиях упадка, смогла существовать столь долго.

В любом случае, судьи имели широкий выбор наказаний. Смертных казней старались в основном избегать как противоречащих духу Мессии и в свете милосердия императора, но существовало множество штрафов, отсечение органов, нанесение увечий, различные сроки ссылки или тюремного заключения. Законы на то и законы, что были суровы.

Лемк дословно помнил отрывок из одного документа:

«…в противном случае же сборщик налогов Фракисийской фемы должен от имени казны применить против этих крестьян (не желающих выполнять имперские и дополнительные церковные повинности- прим.авт.) справедливое наказание и принудить их — пусть против их желания — подчиниться монахам и выполнять повинности.»

И их заставили. Да так, что вскоре многие из них к исмаилитам перебежали.

Вообще, если касаться судебного процесса, то обычно шло так:

Кто-то инициировал его различными способами: подача жалобы, петиции или иска, а также постановление судебного органа. Лицо, инициирующее процесс, должно было представить свои доводы и доказательства в письменной форме.

Затем шло судебное заседание, перед судьей или коллегией судей, в зависимости от сложности дела. Стороны имели право представить свои аргументы и доказательства, а также вызывать свидетелей и экспертов для подтверждения своих утверждений. Судьи рассматривали представленные доказательства и анализировали их достоверность и значимость для дела. Доказательства могли быть письменными, устными, свидетельскими показаниями, экспертными заключениями и другими.

После рассмотрения доказательств и аргументов сторон, судьи принимали решение по делу. Решение могло быть вынесено немедленно или отложено на более поздний срок. Решение суда было обязательным для исполнения и могло быть обжаловано на следующий уровень судебной системы.

Исполнение решения суда осуществлялось в основном виглами которые могли применять различные меры принуждения, включая арест, штрафы или конфискацию имущества.

При этом всё перечисленное касалось только ромеев. Иноземцы были неподсудны ромейскому суду.

Глава 29

На удивление, дело Теодора рассматривалось не первым. Сперва быстро рассмотрели дела нескольких солдат, которые нарушили свои контракты. В меру тяжести совершенных преступлений (самым тяжелым считалось дезертирство и преступления против церковного имущества, затем утеря оружия и прочие) суд постановил, что кого-то перевести на галеры гребцом (а так как своего флота у империи не было, то это означало — продать на частные корабли). Другим вырвать ноздри и выжечь знак на лбу, чтобы заклеймить их как преступников, что считалось подходящим и достаточным наказанием. А также отработать ещё один срок контракта на новых рудниках с возможностью восстановиться в рядах.

Другим просто ставили на лоб клеймо раскаленным железом, пожизненно лишили места в армии и пенсии.

Все это было проделано без волокиты, сурово и эффективно.

И от такого начала озноб прошёл по коже ожидающего своей очереди Теодора.

В зале Теодор увидел много людей. Он был полон. Простонародья и солдат не было вовсе, хотя можно было ожидать, что хоть кто-то из них захочет взглянуть на этот спектакль. Но, видимо, их сюда и не пустили. Вместо них — лица в одеждах, отливающие золотом, вышитыми плащами и кафтанами, знаками орденов и в широченных набивных штанах-плундрах. Военных по виду оказалось немало, но их присутствие вызывало больше вопросов, чем доверия. Почему они не на войне, в своих частях, если империя нуждается в каждом, кто может держать оружие? Откуда здесь столько офицеров?

Группа знати, как всегда, разделялась на маленькие сообщества. Теодор сразу заметил Георгия Ховра, вернее Ховрина, окруженного своими сторонниками. Их взгляды ловили каждое движение обвиняемого — сочувствующие, не боящиеся ему приветливо кивнуть.

В другой стороне выделялись Исаак Лакапен и его окружение — Франгополы и прочие. Они разговаривали тихо, сдержанно, лишь изредка позволяя себе усмешки, неприязненные и высокомерные взгляды. Впрочем, таких взглядов было большинство.

Но больше всего внимание Лемка привлекали иностранцы, появление которых его удивило. Среди них были лица, которые Теодор знал издалека, а порой только по слухам. Из Неаполя — представитель богатейшего дома Садолето. Рядом — знаменитый иоаннит Кларамонт, рыцарь с бескомпромиссной репутацией, в окружении нескольких братьев ордена. Испанец Алонсо II де ла Куэва (интересно, почему неаполитанец не с ним? Вроде из одного государства) говорил с папским представителем Поссевино — фигура, чье присутствие здесь само по себе было символом.

На противоположной стороне зала расположились голландцы во главе с Корнелиусом Хаге, косившие глазами в сторону испанца и представителя римского главы. Венецианцы, в первую очередь Фредерико Нани, изображали привычный вид — демонстративную скуку. Флорентийцы, валахи с Раду Щербаном, представитель западного императора Джованни Марини. Большинства же не знал вовсе.

Все они смотрели на процесс так, будто это был не суд, а какую-то игра, навроде скачек, в которой каждый пытается угадать, как закончится партия.

— Что, больше развлечений нету в городе? — подумал Теодор, усмехнувшись.

Когда началось рассмотрение дела, первым взял слово прокурор/обвинитель.

Прокурор выдвинул против Теодора обвинения, сыпавшиеся одно за другим, словно удары в бою. Некоторые из них звучали настолько абсурдно, что было трудно удержаться от улыбки, но никто в зале не разделял абсурдности происходящего. К примеру, одно из главных обвинений касалось того, что Теодор освободил рабов на румелийской территории.