Рубин царя змей

Потому что уже утонула в нем.

Но в какой-то момент Торриен вновь распахнул глаза и, тяжело дыша, отвел взгляд, осторожно убирая ладонь с женского бедра, которое вдруг стало под его пальцами таким податливым и горячим. Посмотрел вдаль, на золотые купола храма, и, выравнивая дыхание, проговорил:

— Как только Ава произнесла последние слова заклятья, кровь, покрывающая ее тело и разлитая по земле, вспыхнула черным огнем. Проклятым огнем гессайлахов. Это было пламя, которое невозможно погасить. И вместе с ним по воздуху начала разливаться смертоносная музыка.

Иллиана тяжело дышала, с трудом переключившись вновь на рассказ. Однако история была настолько удивительной, что уже через пару минут она вновь слушала Торриена, позабыв обо всем на свете.

— Звуки этой музыки привлекали всех существ, в которых текла змеиная кровь, — продолжал мирай, глядя вдаль своими загадочными золотыми глазами. — Это оказались все жрецы и жрицы, прозванные змеинокровными. И все змеи, что жили на Шейсаре. Это было ужасно, потому что уже через несколько часов пламя цвета сажи у дворца царей, казалось, достигло небес. А внутри него кричали и корчились от боли десятки людей и тысячи змей. Вместе со жрицей Илли, которая не смогла противостоять заклятью, как и другие змеинокровные.

Торриен на секунду перевел дыхание, а затем вновь продолжил:

— Огонь гессайлахов убивал медленно, поэтому люди и змеи перед смертью долго страдали. Страдала и Ава, которая осознала масштабы трагедии и тут же раскаялась в том, что сделала. Ее кожа обгорела, волосы истлели, но она все никак не могла умереть, наблюдая за гибелью священных змей, могучих жрецов и своей соперницы Илли, которую прежде так ненавидела. Сейчас она уже не хотела ее смерти, но ничего нельзя было изменить. А затем в огонь вошел и ее царственный супруг, который оказался не в силах смотреть, как умирает его истинная возлюбленная, жрица Илли. Ава проклинала себя за сотворенное зло, но почему-то не погибала. И в момент, когда испустил дух ее муж, она дала клятву, что постарается искупить свою вину, если этот ужас прекратится. Как только жизнь покинула Ринея, ее желание исполнилось. Огонь погас. Но те, кто уже много часов горели в его пламени, все равно умирали. Здесь нужно добавить, — прервался вдруг Торриен, взглянув на девушку, — что, судя по всему, Ава была сильной колдуньей, просто не знала об этом. Именно по этой причине сперва ей удалось призвать гессайлахов. И именно это затем позволило ей так долго не умирать в огне. Когда пламя исчезло, царица огляделась вокруг и горько заплакала, обнаружив сотни мертвых тел. Ее собственные ноги были сильно обожжены. Но она все же подобрала одну живую, раненую змею и прижала к себе, обливаясь слезами и вымаливая прощение. И случилось чудо. Змея открыла глаза и вдруг исчезла, будто впитавшись в живот Авы и через мгновение заменив ей ноги на огромный змеиный хвост. В тот же миг Ава начала подбирать раненых змей и укладывать их на животы погибающих жрецов и жриц. Она ползала между телами еще целые сутки, пытаясь отыскать живых, тех, кого можно было спасти. И на следующий день мир узрел сотню нагов, первой из которых стала Ава. Царица Шейсары.

Торриен затих, наблюдая за реакцией Иллианы.

Девушка же сдвинула брови и сжала губы.

— И Ава после этого всего осталась царицей людей и змей? — возмутилась она. — После такого злодеяния?

Торриен понимающе улыбнулся.

— Да. Более того, после смерти ее возвели в ранг богини.

— Что? Это за какие такие заслуги? — не поняла Иллиана.

Торриен пожал плечами.

— Ава раскаялась в содеянном. Всю оставшуюся жизнь она посвятила тому, чтобы загладить свою вину и перед людьми, и перед змеями. И начала с того, что изменила свое имя на Иль-Хайят. Она говорила, что Ава умерла в огне вместе с мужем и остальными невинно убиенными. Ее прежней больше нет. “Иль” — было производным от “Илли”, а “Хайят” — со змеиного переводится как “искупление”. В прямом смысле это означало что-то вроде: “Прости меня, Илли”. Своего рода извинение за содеянное. Все свое личное богатство она раздала семьям погибших жрецов, а те, что обратились нагами, получили собственные земли в центре города и особый статус. Они стали именоваться народом мираев и были неприкосновенны. Змеи, которым повезло не попасть в огонь, стали жить в их садах, ни в чем не нуждаясь. Охранять город им больше не требовалось. А Иль-Хайят собственноручно следила за тем, чтобы исполнялись ее законы и чтобы змеям не наносилось вреда. Собственная жизнь ее больше не интересовала, хотя ради продолжения рода она и родила троих детей. Когда настал час отойти в мир иной, она покрылась рубиновым огнем и исчезла. После этого ее и признали богиней.

— Рубиновым? — переспросила Иллиана.

— Да, — кивнул Торриен. — Рубин с тех пор является священным камнем мираев. А рубиновое пламя — символ правящей династии.

Что-то такое, признаться, Иллиана прежде уже слышала. Она взглянула на храм вдали и впервые обратила внимание на множество розовых искр, светящихся на солнце в стенах здания. Это были настоящие рубины, украшающие священное место.

— Ясно, — проговорила девушка. — Довольно печальная история.

— Да, так и есть, — кивнул мирай. — Кстати, через несколько лет после этой истории у людей появился культ невинно убиенных Илли и Ринея.

Глаза девушки широко распахнулись.

— Так это, выходит, и есть наша Светлейшая чета? Их имена история не сохранила, но легенда гласит, что они сгорели в священном огне, не решившись покинуть друг друга.

Торриен улыбнулся.

— Ну, часть правды в ваших легендах все же есть. Риней именно так и погиб.

В это время мирай опустил голову вслед за Иллианой и обнаружил, что вновь пальцами поглаживает ее колено. — Думаю, нам стоит уйти отсюда, а то я каждый раз забываю, что мы здесь не одни.

По спине девушки прокатилась горячая дрожь.

Обаятельно улыбнувшись, Торриен убрал руку. Затем помог девушке встать и последовал за ней.

Иллиана не противилась, тем более что ее желания все равно вряд ли играли хоть какую-нибудь роль. Сама-то она с удовольствием осталась бы здесь и целовалась с Торриеном до глубокой ночи. Но, признайся она в этом хотя бы себе, наверняка ни к чему хорошему это бы не привело.

Обратно они шли по той же узкой дорожке вдоль кустов и дивных цветов. Иллиана снова рассматривала все вокруг с не меньшим интересом, чем прежде, а Торриен молчал, изредка бросая на нее короткие взгляды.

Чем дальше они уходили от скалы, тем меньше вокруг было растительности. То и дело слева и справа от них вырастали двух и трехэтажные дома из белого камня с желтыми, блестящими на солнце крышами. Черепица на них была уложена таким образом, что казалась немного вогнутой, и заканчивалась водостоками в форме красивых полукруглых завитков. Иллиана догадывалась, что в этих домах на окраине города явно жили простые наги, не знатного происхождения, ведь до центра здесь так далеко. Однако, если предположить, что местные жители являлись самым низшим и бедным слоем населения Верхней Шейсары, то страшно было представить, насколько же богата верхушка, живущая неподалеку от дворца.

История мирайской богини уже окончательно вылетела из женской головы, уступив место более материалистичным размышлениям. Иллиана вспоминала слова Фендора. Выходит, друг был прав, когда говорил, что наги закрылись такой огромной стеной именно для того, чтобы не делиться своим богатством с людьми? Чтобы не смотрели жители Нижнего города на достаток мираев и не завидовали?

В какой-то момент Иллиана не смогла сдержаться и все же проговорила:

— Торриен, могу я задать тебе один вопрос?

Мужчина повернулся к ней с легким любопытством и кивнул.

— Почему Верхняя и Нижняя Шейсара разделены стеной? Я не понимаю. Мы живем в одном городе, но так, словно в разных. У вас вокруг такая красота… А у нас…

Девушка побоялась договаривать. Рассказывать, что в Нижней Шейсаре множество нищих, есть даже целый район трущоб, в который простым людям лучше не соваться. И нет ни одного квартала, где было бы хоть на десятую долю так же красиво, как здесь.

Торриен глубоко вздохнул и посерьезнел.

— Наши города и правда закрыты друг от друга. Таков древний закон, которому уже очень много веков.

— Но это ведь неправильно! — воскликнула Иллиана, на мгновение совершенно забывшись. — Глупо! Я представляю, сколько золотых аспидов тратится царем на одно только мытье ваших улиц! А ведь эти деньги могли пойти в наши приюты! Ты знаешь, сколько у нас беспризорных детей и нищих? Я, конечно, понимаю, что царь — сам мирай и до людей ему должно быть мало дела…

Дальше девушка не сразу поняла, что произошло. В один миг все закрутилось, и вдруг она оказалась прижатой к теплой каменной стене. Это был чей-то забор, ограждающий территорию невысокого особняка поблизости.