Рубиновый лес. Дилогия

– Где сейчас мой отец, Ллеу? – требовательно спросила я.

– Здесь, дочь моя. Я так ждал тебя.

И снова страх, который я не должна была испытывать, глядя на то, как на крышу взбирается мой отец – румяный и полный сил. Советники и хускарлы больше не придерживали его под локти и не помогали идти, а на лице не было ни тисовой маски, ни зловонных язв: кожа сияла здоровьем и молодостью. Лишь вокруг васильковых глаз, цвет которых передался мне, по-прежнему расходились лучики старческих морщинок, но взгляд их тоже изменился. Он более не был жёстким и волевым, рассказывающим о пройденных войнах и пережитых трагедиях, и он не становился по-отечески нежным, когда падал на меня. Взгляд Оникса был равнодушным и безжизненным, точно у мертвеца. И лишь губы украшала торжественная улыбка.

– Ещё одна хорошая новость, – прошептал Ллеу мне на ухо довольным тоном. – Мои усилия дали свои плоды. Истинный господин полностью выздоровел!

– Ллеу… Присмотрись. Это не истинный господин.

Всё-таки выманили меня, а не я. Но, в отличие от всех остальных, я, по крайней мере, понимала это. Чтобы отличить отца от поганого притворщика, мне даже не нужен был никакой сейд. Я всегда хотела, чтобы отец гордился мною, поэтому с детства изучила его от и до: держит подбородок опущенным – выражает одобрение, сжимает губы – сдерживает злость, а прижимает большой палец к виску – хочет рассмеяться, но сдерживается. Оникс никогда не ходил, заложив руки за спину, никогда не носил этот вычурный плащ, пошитый ещё на его Вознесение из одних драгоценностей. И он уж точно никогда не улыбался.

– Что ты сделал с моим отцом, Сенджу? Где он?

– Там же, где твой непутёвый сейдман в последний раз делал ему припарки из чернотелок, – ответил Сенджу, и внешность Оникса начала сползать с него точно так же, как прежде с меня сполз эффект от солнечной крови: слой за слоем, дюйм за дюймом. – Уже сутки как лежит мёртвый в своей постели.

Ллеу вдохнул, но не выдохнул. Раздался звон стали: хускарлы, стоящие по периметру башни, хором обнажили мечи – закономерная реакция на дракона, проникшего в очаг человечества. И затушившего его.

Белокурые пряди Оникса словно раскрасило море: они стали бирюзовыми с лиловыми прядками, похожими на перья. Одежда под плащом из агатов тоже изменилась: проступила чешуя, переливающаяся всевозможными оттенками. В конце концов в Сенджу не осталось ничего, что напоминало бы моего отца, чей облик он бессовестно украл, но снял, раскрошив в пальцах очередную птичью косточку. Только плащ из драгоценностей остался. Отцовская вещь…

– Король Оникс!

Ллеу сорвался с места, подобрав полы плаща, и промчался мимо Сенджу в башню. За ним последовало несколько хускарлов, а спустя пару минут в Столице забил колокол – кто-то уже обнаружил тело покойного короля.

Оникс никогда не был святым. И героем, вдохновляющим берсерков на подвиги, он не был тоже. Оникс был тираном, страшнейшим из живущих ныне людей, за чьей спиною полыхали крестьянские дома из соломы и кричали женщины, убаюкивающие на руках младенцев с перерезанными горлами, пока очередь не доходила до них самих. Оникса боялись, а не любили. Все, кроме меня.

Я обещала ему стать королевой, достойной имени Дейрдре, и сберечь наследие предков, которые строили этот мир тысячелетиями ещё до прихода богов. Но вместо этого я, возможно, собиралась уничтожить его.

Прости, папа. Жаль, что мы больше не встретимся – после того, что я собираюсь сделать, меня никогда не впустят в обитель сидов.

– Не подходи к ней!

Перед моим лицом, которое щипало от беззвучно текущих слёз, раскрылись кожистые крылья. Солярис загородил меня собой, закрыл от опасности, как закрывал от невзгод каждый день моей жизни, и Сенджу умилённо склонил голову вбок. Ему даже не нужно было двигаться, скалиться или сыпать угрозами: этой его улыбки вполне хватало, чтобы понять – он пришёл сюда сеять смерть. Именно поэтому хускарлы, не сговариваясь, тут же замкнули круг, загородив нас с Солом, чтобы дать нам возможность уйти.

– Летим, Рубин! Сейчас же!

Тело едва подчинялось мне, а в груди болело так, словно туда уже вогнали меч. Я схватилась за сердце, пытаясь успокоить его, не дать себе сломаться и унизительно пасть на колени. Сложно было понять, в чём именно дело – в моём отчаянии или в яде, который я приняла вместе с солнечной кровью и который уже должен был начать действовать.

– Стой, Солярис!

Он собирался перевоплотиться, подтащив меня к краю крыши. Сквозь прорехи в грубой домотканой вязи я касалась его голой кожи, и драконий жар согрел меня изнутри, притупив ноющую под рёбрами боль. Я даже нашла в себе силы не только остановить Сола, но и мягко отодвинуть его в сторону, заставить пропустить меня обратно к воинам. Хоть Сол и сделал покорный шаг назад – скорее от удивления, чем от согласия с моими действиями, – но крылья не убрал. Они остались, как осталась и чешуя, покрывающая его руки до самых локтей.

– Что ты делаешь?! – вскричал он, и чешуя поднялась ещё выше, когда я не ответила на его вопрос.

Вместо этого я подошла к шеренге хускарлов, окруживших Сенджу, и сказала:

– Сложить оружие.

Хускарлы не пошевелились, но переглянулись между собой, недоумевая. Они были не только свирепыми, но и преданными, потому собирались стоять за наследницу рода до последнего вздоха. Однако я не нуждалась в этом, поэтому повторила, повысив голос:

– Король Оникс мёртв. Отныне я ваша королева по праву. И я приказываю сложить оружие!

По закону Дейрдре наследник, прошедший Вознесение, становится полноправным правителем в двух случаях: если прошлый правитель так пожелал или если он умер. Я всегда верила, что стану королевой по первому правилу, по воле отца, и что он будет стоять рядом со мной и моим троном из разноцветного стекла и витражей, когда это произойдёт. Но боги любят обманывать ожидания.

Раздался звон стали – скрепя сердце хускарлы медленно опустили мечи и разошлись в стороны, пропуская меня к Сенджу. Тот, как всегда спокойный, как камень, в который неизбежно превращался, смиренно дожидался меня и не предпринимал никаких действий, молча раскачиваясь на пятках взад-вперёд. Должно быть, за шесть тысяч лет учишься терпению. И учишься тому, чтобы понимать, когда человек собирается бежать, а когда собирается сдаться.

– Поклянись, что жители моего замка и Столицы войдут в число тех людей, кого ты убережёшь от Рока Солнца и спрячешь в Сердце, – потребовала я, вскинув подбородок, и Сенджу просиял:

– Ох, как я рад, что мы наконец-то пришли к взаимопониманию, госпожа! Но твоя внезапная покладистость настораживает. Позволь узнать, почему ты отступила?

– Туман показал мне, что произойдёт, если я этого не сделаю. У меня было время смириться со своей участью. К тому же я всегда была готова умереть во имя чего-то большего… Нет, я этого ждала. Ради того, чтобы стать великой и войти в историю моего народа, – сказала я и в этот раз душой не покривила. – Не стоило весталке читать мне в детстве легенды о Дейрдре.

– Не думал, что ты настолько честолюбива.

– Не в честолюбии дело. Я хочу, чтобы меня помнили. Хочу быть достойной своих предков, но вряд ли смогу считаться таковой, если пожертвую ради себя всем остальным миром.

Сенджу сощурился и замолчал. Та минута, на протяжении которой он оценивающе смотрел на меня, показалась вечностью, пока я не услышала:

– Если спасение жителей Столицы – единственное твоё требование, то, конечно, я клянусь выполнить его.

– Не единственное, – разочаровала Сенджу я и тут же выпалила, боясь передумать: – Чтобы завершить ритуал, меня нужно убить, так? Имеет значение, кто и как это сделает?