Рубиновый лес. Дилогия
Шрифт:
– Вы знаете, что ждёт нас в Керидвене, госпожа, – сказал Ллеу, и серо-зелёные глаза его потемнели. – Вы знаете, что я вам нужен.
Полторы тысячи женщин – ровно столько призвала ярлскона Омела со всех краёв своего туата и обратила в сейд. Известие об этом ворон принёс лишь позавчера. Раньше таким количеством вёльв мог похвастаться только Дейрдре, но даже они не были способны заставить врагов плеваться кусочками лёгких и кишок сквозь любые расстояния, ибо они никогда не собирались вместе, не были одним целым и не служили мне беспрекословно. Это потребовало бы от них – и от меня – непомерной платы. Вёльвы Керидвена же действовали синхронно, как объяснил Ллеу: достаточно было отправить в битву одну, чтобы на врагов обрушилась ярость всех. Каждая вплетала свой узел
По той же причине мы разделили тысячу примкнувших к нам драконов на две половины – одна ещё прошлой ночью с наступлением темноты выдвинулась на Фергус, а вторая всё ещё ждала под сводами замка; ждала, когда хирдманы взберутся на них, чтобы полететь на север. Так часть моих воинов стала всадниками, а ещё часть уже перебралась через Меловые горы и прямо сейчас уничтожала прибрежные города, призванная отвлечь, пока мы не ударим в центр. Мидир сказал, что сделать так, застигнув врасплох массированной атакой на Морфран, главный город Керидвена, – наш единственный шанс. Пока Дану и Ши разбираются с Немайном, а другие драконы – с Фергусом, мы наконец-то вырвем сорняк, схватившись за самый его корень. Вот только…
«Потерь будет много, – предупредил Мидир также. – Половина умрёт если не от мечей Керидвена, то от их сейда».
– Что ты можешь сделать? – спросила я Ллеу прямо. – Один сейдман против такого количества вёльв… Сам сказал на последнем Совете, что они все выйдут к нам сражаться лицом к лицу, как только поймут, что мы идём на Морфран. Никакие жертвенные лошади больше не помогут.
– Стал бы я так опрометчиво рисковать жизнью, если бы не был в себе уверен, госпожа? Вы ведь знаете, я не благодетель и не мученик. – Он улыбнулся, и по тронному залу побежал перезвон колокольчика на его плетёном браслете – всего одного, матового и чёрного. Остальные четыре снова не звенели. – Я помню ваш с Мидиром план. Вы не собираетесь участвовать в сражении, а планируете лишь смотреть с неба и направлять, но это всё равно опасно. Рядом с вами должен быть хотя бы один человек, владеющий сейдом, ибо там, где им пропитана сама земля, никакая броня не защитит.
Я поджала губы и бегло осмотрела себя ещё раз. Меч с кованым навершием в повязанных ножнах, заговорённый компас в поясной сумке, наручи, надетые поверх чешуи, и даже костяная рука – всё это и впрямь бесполезно против тайных практик. А если мне всё-таки доведётся спуститься на землю и повстречать вёльв лицом к лицу…
– Маттиола знает? – спросила я, и Ллеу кивнул.
– Конечно.
– Тогда решено. Ты летишь со мной.
Он поклонился в благодарность, прижав ладонь к груди в традиционном жесте, и один его рукав пополз вверх, обнажая свежую повязку вокруг запястья. Очевидно, Ллеу специально порезал себя накануне, чтобы на поле боя было достаточно всего лишь надавить на рану, дабы пошла кровь. В отличие от вёльв он не использовал веретено, да и плёл сейд вовсе не из пряжи. Он вытягивал силу из чужих костей, но, если придётся, мог вытягивать её и из своих.
– Пора отправляться, драгоценная госпожа.
Мидир, успокоивший плачущих дочерей и строго приказавший им разойтись по комнатам, уже ждал нас с Ллеу у дверей. Он не стал спрашивать, почему тот идёт со мной бок о бок на крышу башни, а я не стала рассказывать. Только оглянулась через плечо на отцовский трон и мысленно попрощалась с ним, ибо больше мне не было суждено его увидеть – либо я одержу победу, и вместо него наконец-то возведут трон из драгоценностей и стекла, либо попросту не вернусь домой.
В замке поселилась неестественная тишина: все молились, прятались или спешили к своим семьям, чтобы быть рядом, если что-то пойдёт не так. Зато на улице стоял гомон, какого Столица не слышала даже в Эсбаты: драконы и люди впервые за двадцать лет воевали бок о бок, а не друг с другом, и неистовый рёв, звучащий с тальхарпой в унисон, ласкал слух, как песня. Вид, открывшийся мне с края башни, был не менее прекрасным: хирды один за другим бесстрашно седлали
драконов, а те подставляли им крылья, помогая забраться. Пятьсот драконов и в пять раз больше людей. Половина уже парила вместе в небесах, дожидаясь прочих. Кого-то, судя по звукам, тошнило, а кто-то потерял сознание, но большинство гудело в предвкушении битвы. Оторванная от простого люда, я едва не забыла, каковы дейрдреанцы, когда дело доходит до битвы – весёлые, точно талиесинцы на пирах.«Не снижайтесь ни в коем случае и не садитесь на землю, пока не достигнем стен Морфрана. Не рискуйте своими жизнями ради людей. Ваша задача доставить хирды в целостности, но выжить самим. Помните, что вы семья. Прикрывайте друг друга».
«Да, отец».
На крыше донжона было слишком тесно, чтобы здесь поместилось больше двух драконов, поэтому третий, самый огромный и будто выкованный из железа, висел над ними в воздухе. Размах его крыльев достигал такой ширины, что они могли накрыть собою всю башню, и каждое их движение поднимало ветер. Мне пришлось приставить ладонь ко лбу козырьком, дабы разглядеть в том драконе Борея. В последний раз я видела его в Медовом зале, злого и растерянного, когда ему не удалось отговорить Старших от присоединения к войне. Тогда же мне думалось, что Борей немедленно вернётся к жене в Сердце или, по крайней мере, полетит на Фергус. Но, похоже, Борей оказался менее упрям, чем я считала, и больше привязан к семье, чем могло казаться окружающим: он сам вызвался возглавлять отряд в Керидвен и сопровождать своих детей, Мелихор и Сильтана. Прямо сейчас те толкались на крыше в первородном обличье, ожидая новых указаний.
«Солярис, тебя это тоже касается».
Солярис держался поодаль, всё ещё будучи человеком, и угрюмо смотрел на город, погружённый в свои мысли… Пока не появилась я. Прежде занятый сборами драконов, он увидел меня в броне впервые. Однако всё равно повёл себя так, будто я надевала её уже не раз: молча похлопал рукой по спине и боку, проверяя, так же ли плотно она прилегает к телу, как у него. Затем Сол удовлетворённо кивнул и, проронив нечто вроде «Годится», снова отвернулся к городу, словно тот был для него куда интереснее. Лишь по тому, как дрожали при этом его пальцы, лежащие на мерлоне, и как он дотронулся ими до пальцев моих, я поняла, что Сол чувствует на самом деле.
Облегчение. Радость. Спокойствие. Я сделала так, как он просил, – приняла его дар. Драконья суть всегда познавалась в жертвенности: нет для дракона большего признания в любви, чем отдать всего себя, даже собственную кожу.
«Солярис, ты меня слышишь? Я к тебе обращаюсь».
Мы оба вздрогнули, осознав это: Борей говорит с ним, да ещё и тем самым назидательным тоном, каким всегда говорят лишь отцы со своими детьми. Солярис тут же встрепенулся и задрал голову к металлическому дракону, пышущему жаром, который был в два, а то и в три раза больше половины драконов под моим замком.
«Ну и что я сейчас сказал?»
– Чтобы мы не рисковали, – ответил Сол растерянно, на что Борей нервно повёл крылом. Меня снова пошатнуло в сторону от поднятого им ветра. – Я всё понял, отец.
«Не думай, что если ты пережил Сенджу, то ты уже всё знаешь и умеешь. В эпоху Завоеваний керидвенцы орудовали баллистами так же ловко, как мечами, и тоже продавали нас по частям вместе с нейманцами на чёрном рынке. Летай высоко, Солярис, иначе смерть и тебе, и твоей королеве».
– Да, отец, – снова ответил Сол. Не то изумление столь непривычной заботе было причиной его безропотности, не то страх навлечь на себя гнев ещё одного Старшего, но он даже поклонился отцу, когда тот издал низкий гортанный звук, похожий на ворчание.
Затем Борей развернулся и устремился ввысь к остальным драконам. Все до последнего уже поднялись с земли в воздух с воинами на спинах и плечах. Теперь они ждали только нас пятерых, чтобы я повела их на север, и от этого осознания у меня заледенели руки и сердце.